- Что, Гром, успокоил страдалицу-недотрогу? – хохотнул он, протянув мне ладонь, когда я подошел ближе.

Я не пожал ее, лишь смерил его внимательным взглядом. Оглядел остальных, и они отступили на шаг – знают, что сейчас будет. Встал вплотную, выхватив у него окурок и бросил о в сторону, замечая мелькнувший в глазах страх.

- Думаешь, это смешно? – прорычал, схватив его за ворот куртки, - Думаешь, над этим можно смеяться?

- Гром, ты чего я же просто, - замямлил он, - Я же просто прикалывался…

Я не стал слушать эти нелепые оправдания, просто дернул его вниз – носом на свое колено. Толпа медленно отступала назад – никто не рискнет связываться со мной. Я редко дрался; редко использовал силу или связи отца, но я мог – и все это знают. Никто не встанет на пути у Громова старшего, как и у младшего.

Мои руки были в крови, когда я отпустил Шнура. Поглядел на костяшки – кожа содрана, но моя жертва выглядела куда хуже.

- Завтра, - наклонившись, я прошептал ему на ухо, - Завтра же переводишься в другую школу. Понял?

Он кивнул – слабо и осторожно и тут же простонал – от боли, по всей видимости. Я выпрямился и достал сигарету, а закурив посмотрел на одноклассников, что молча переглядывались и стояли рядом, пока я избивал этого урода.

- А теперь идете в актовый зал и ты, - указав оранжевым огоньком на Шнура, я прищурился, - На коленях извиняешься перед Катей. Вы все – свидетели и расскажете в подробностях, как он это сделает. Слово в слово.

Я обвел взглядом толпу и усмехнулся, когда головы синхронно закивали. Затянулся еще раз и сразу достал вторую сигарету.

- После этого ни слова ни о нем, - брезгливо кивнул на встающего и пошатывающегося Шнурова, - Ни о Мартыновой. Все поняли?

Снова судорожные кивки и тихое перешептывание.

- Кыш отсюда, - рыкнул, выпуская дым из ноздрей.

Оставшись один, прислонился боком к ближайшему столбу и коснулся прохладного металла.

«Сила, сын» - сказал мне отец во вр емя одной из наших бесед , - «Сила – вот то, что побеждает подлость. Подлец по натуре – слабак и трус, а слабость и трусость боится силы. Будь сильным, чтобы ломать слабаков и трусов, Рома. Будь сильным, чтоб ы уничтожать подлость. Не бойся использовать кулаки, не бойся откусывать уши тому, кто обидел то , ч то тебе дорого; вгрызайся в глотку тем, кто тронул твое. Будь сильным, сынок, и стой до конца за тех, кого любишь ; стой д о оконца за мораль и принципы, ибо они должны быть н ерушимы».

2006 г.

- Громов, ты в курсе, что о тебе сплетничают? – пропела Мартынова, когда я вышел из машины.

Я обернулся с улыбкой и подошел к ней, поймав брошенную мне зажигалку.

- Что сплетничают?

- Не насосала, а подарили, - она указала тоненькой сигареткой на мою машину, и тихо рассмеялась, - Половина параллели женского пола хочет дать тебе на переднем сидении.

Тихо фыркнув, я встал рядом с ней и посмотрел на предмет, судя по всему, обсуждаемый всей школой.

- Машина, как машина. Что в ней такого?

- Ты, когда покупал ее, на ценник смотрел? – она с укором глянула на меня и толкнула плечиком.

- Я работаю, - вернув ей зажигалку, я решил перевести тему, - Как дела?

- Нормально, - она улыбнулась и мне стало немного теплее. Подняла руку и пошевелила пальчиками, продемонстрировав кольцо, - Замуж выхожу.

- Я в курсе, - выдавив из себя улыбку, я отвернулся, сделав вид, что стряхиваю грязь со своего пальто.

Крепко зажмурился и тут же вернул лицу прежнее выражение – не хочу, чтобы она видела, что со мной делает эта «радостная новость». Да и кольцо я заметил еще неделю назад – такое грех не заметить. Сам подарил бы подобное.

- Придешь? – с надеждой просит Катя, - Я кроме тебя ни с кем не общаюсь, - полушепотом добавляет, - Ты, вроде как, мой единственный друг.

Я посмотрел на нее и привычным жестом заправил прядку волос за ухо. Натянув на лицо улыбку, ответил:

- Приду, - голос дрогнул, но она не заметила.

- Мы не будем пышно праздновать – только близкие. Но ты можешь взять с собой какую-нибудь из своих пассий, - подмигнув мне, она бросила окурок на траву и придавила его кончиком своей туфли.

- Только похрюкать осталось, Мартынова, - с укором сказал я.

- Иди ты, - она высунула свой язычок и сморщилась, - Ты делаешь так же.

- Неа, я за забор бросаю.

Надув губки, Катька посмотрела вдаль и вздохнула.

- Завидую. Я пробовала – никак не выходит. Наверное, из-за ногтей.

- Нет, - промычал я, затягиваясь в последний раз, - Не в ногтях дело. Смотри.

Встав позади нее, обнял ее и на секунду замер, впитывая и запоминая это ощущение.

- Возьми хапец большим и указательным пальцем, - прохрипел я, и Катя вздрогнула – наверное мое дыхание пощекотало. Выполнив мои указания, она снова замерла, а я изо всех сил сдерживался, чтобы не сжать ее в объятиях, схватить и убежать далеко-далеко.

Туда, где не будет ее будущего мужа; где не будет этой школы и мерзотных, завистливых взглядов. На меня. На нее. Туда, где она будет со мной и будет моей, только моей.

- Прижми и резко отпускай, - я провел пальцем по ее руке и зажмурился, вдыхая ее запах – что-то пряное и сладкое, как выпечка.

Секунда тишины, а потом она тихо пищит и поворачивается в моих руках.

- Получилось, - улыбается широко, а у меня сердце пару ударов пропускает – так хочется ее поцеловать, прижать к себе и никогда не отпускать, - Ты – мой герой, - шепчет она.

- Я всего лишь показал тебе, как за забор окурком выстрелить, - невольно рассмеялся, а потом застыл, когда она привстала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

- Ты знаешь, о чем я, - вытирая помаду с моей кожи пальцами, Катька грустно улыбнулась и посмотрела мне в глаза.

Знаю, Ежик. Знаю…

2007 г.

- Сын, - отец крепко обнял меня и похлопал по плечу, - Горжусь тобой.

- Гордишься тем, что я закончил школу на одни тройки?

- Горжусь тем, что ты, слава тебе Господи, - он вознес глаза к потолку и тут же посмотрел на меня, - Вообще закончил ее.

Мы оба рассмеялись, а мама взглянула на нас с укором:

- Два дурака пара, - пробормотала она, и тут же тихо пискнула, когда я сжал ее в объятиях и приподнял над полом.

К отцу подошла наша директриса – наверняка будет выпрашивать не бросать спонсорскую деятельность, после того, как Громов-младший, т.е. я, выйдет за двери этого заведения и больше никогда не войдет в них. Я оглядел зал, в пол-уха слушая щебетание матери и увидел Катю.

Она стояла в углу. Красивая, до боли красивая и все такая же невинная, как и раньше. Стойкая и сильная – моя заслуга. Счастливая, да вот только не я сделал ее такой – мой промах.

Не думая, шагнул в ее сторону и подошел в тот же момент, как рядом с ней вырос ее супруг – взрослый и приятный на вид. Он поцеловал ее в макушку и щеки Катьки, моей Катьки, вспыхнули, окрашиваясь красивым розовым цветом.

- Привет, - просипел я, когда подошел ближе, - Я могу украсть у тебя один танец?

- Ромка, - она искренне улыбнулась и отставила свой бокал с шампанским в сторону, - Артем, ты не против если я потанцую с одноклассником? – обратилась к мужу, а я старательно игнорировал его – смотрел лишь на нее.

- Конечно, милая. Иди, - снова поцелуй, а затем он отпускает ее талию, и она подходит ко мне.

Касаюсь ее там же, где только что касался он и мечтаю, чтобы мое прикосновение было единственным. Чтобы кроме меня никто больше не касался ее, но…

- Ты какой-то хмурый, Громов, - ласково спрашивает она, положив ладонь мне на шею.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зажмуриться от удовольствия – ее пальцы такие мягкие и теплые.

- Просто устал. Тяжелый день.

- Да, понимаю, - она движется со мной в такт музыке, а потом придвигается ближе и кладет щеку мне на плечо, - Я счастлива, что наконец-то это закончилось.