- Я думала, вы подеретесь, - разочарованно произнесла Ева.
- Мое оружие - интеллект, - скромно заметил Альберт.
- Что ты ему все-таки сказал?
Альберт улыбнулся и взял ее под руку. Раньше он этого не делал.
- Я вызвал его на дуэль.
- И он испугался? - допытывалась Ева.
- Нет, он принял вызов и поехал за пистолетами...
Больше Ева от него ничего не добилась. Гораздо позже Том неохотно рассказал, что этот сумасшедший верзила с безумными глазами (Ева этого бы не сказала) заявил ему, что у него в кармане лимонка и, если Том сейчас же не уберется отсюда, он ее швырнет в "Жигули".
- Подумаешь, лимоном в машину, - усмехнулась Ева.
- Да не лимоном... лимонкой, бомбой, - ответил Том. - И я по глазам понял, что этот бешеный тип не врет.
- Трус ты, - с презрением сказала Ева.
- Ты ошибаешься, дорогая, - усмехнулся он. - Я просто осторожный.
С тех пор без договоренности с ней Лядинин никогда не приезжал к университету.
Ева и Альберт брели пешком по осеннему Ленинграду и разговаривали. Блудов совершенно не походил ни, на кого из ее знакомых. Красавцем его не назовешь у него мрачное лицо аскета, глаза немного косят, а может, ей так кажется, потому что когда они идут рядом, она все время ловит на себе его пристальный, изучающий взгляд сбоку. Высокий, худой, с длинными руками, вылезающими из рукавов простенького прорезиненного плаща, Альберт мало заботился о себе. Шапку он не носил даже зимой. Грива русых волос спускалась на плечи. И длинные волосы он носил не оттого, что это было модно, просто не любил постригаться, и потом, при таких густых и жестких волосах можно вполне без шапки обходиться.
Альберт не спросил ее, почему она перестала ходить в университет, почему вместе со всеми не сдавала экзамены, он просто, когда она его попросила, стал ей помогать. Даже пропустил премьеру нового спектакля, что было большой жертвой с его стороны, потому что он был завзятым театралом. Он вообще не спрашивал ее о жизни, больше сам говорил, причем на самые разные темы. Любимым философом его был Иммануил Кант. Этим летом он не поленился и съездил в Калининград, чтобы поклониться праху великого философа. Его знаменитую работу "Критика чистого разума" считал гениальнейшим произведением, много рассказывал о ней, но Ева так ничего и не поняла. Она не могла даже постигнуть эпиграф к "Критике чистого разума" Френсиса Бэкона, который Альберт помнил наизусть.
Ева честно ему заявила, что философия Канта для нее - темный лес. На это Альберт улыбнулся и успокоил ее, сказав, что многие философы - современники Канта не сразу постигли суть этого величайшего произведения всех времен. Например, Готлиб Фихте...
Свернув с Марсова поля к Зимней канавке, они пошли вдоль Летнего сада. К воде приклеились большие желтые и красные листья. Было тихо, даже не слышно звона трамвая. По пустынным аллеям Летнего сада бродили одинокие фигуры в плащах. Меж темных стволов белели еще не спрятанные в деревянные ящики мраморные фигуры богов и богинь. В своем чугунном кресле, окруженный чугунными зверюшками, сидел дедушка Крылов. И не было возле него молодых мамаш с колясками, из которых выглядывали темные и светлые головки детишек.
Альберт шагал рядом, шлепая громадными спортивными ботинками с белыми шнурками по влажному асфальту. Все говорят, что Блудов - умный парень, первый студент на курсе. Он один в их группе получает повышенную стипендию. Из дома ему не помогают, там и так большая семья. Приходится Альберту подрабатывать на товарной станции. Грузит какие-то контейнеры... Большие крепкие ладони у него в мозолях. Умный, а живет в каком-то непонятном Еве мире. Кант, Гегель, Гете, Шиллер... Вот увлекается немецкой философией и поэзией. Не пьет и не курит. Публичная библиотека для него дом родной. Единственное развлечение - театр. Даже ни с одной девушкой не дружит, а рассуждает о любви, правда, с позиций Иммануила Канта. Сколько людей рядом, и у каждого свой мир... А у нее что? Есть ли у нее какой-нибудь свой мир?..
На этот вопрос Ева не смогла себе ответить. Если и есть, то она его не понимает. Она как этот лист на воде: тихо - и он смирно лежит на поверхности, будто впаянный, прилетит ветерок - и лист вздрогнет, сдвинется с места и поплывет, куда подует...
Проницательный Альберт - она все время чувствовала на себе его косой взгляд - угадал ее настроение и мысли. Кашлянув в кулак, он заметил:
- У тебя интеллигибельный характер...
- Интел... Какой характер? - удивилась она.
- Каждый человек живет в двух мирах: в мире общественном, где необходимо подчиняться существующим законам, которые подчас противоречат человеческому бытию, и в мире своем, сверхчувственном... То есть, у каждого человека как бы два характера: эмпирический, привитый окружением, и ноуменальный, интеллигибельный, как бы присущий ему изнутри. Поведение человека определяется взаимоотношениями этих двух "я". Так вот у тебя преобладает интеллигибельное начало.
- Это плохо? - спросила Ева.
- Для других плохо, а для тебя, наверное, хорошо, - усмехнулся Альберт.
Ева остановилась у чугунной ограды Летнего сада и стала смотреть на двух белых лебедей, величаво плывущих по пруду. Когда один из них, изогнув длинную грациозную шею, дотронулся глянцевым черным клювом до перьев другого, Ева подумала, что они сейчас напоминают двух балерин на затемненной сцене Мариинского театра. Лебеди не обращали внимания на машины, прохожих. Обогнув решетку, они медленно поплыли дальше, в глубь сада.
На Марсовом поле пожелтела трава, но белые и оранжевые цветы еще тянули свои поредевшие лепестки к хмурому небу. Гранитные постаменты с выбитыми на них мужественными словами возвышались над подстриженным кустарником, начавшим терять свою обильную листву. Михайловский замок громоздился за их спинами, отгороженный от дорог и тротуаров Фонтанкой. Ева уже не раз замечала, что в городе можно чувствовать себя очень одинокой, несмотря на то, что кругом люди, тысячи людей. Ни им до тебя никакого дела нет, ни тебе до них. Глядя на лебедей, она даже забыла, что рядом Альберт Блудов. Этот нелепый парень имел одну особенность: быть незаметным и первым не напоминать о себе. Сколько бы Ева ни стояла и ни смотрела на воду, он бы не нарушил молчания, даже не пошевелился бы. Его большая голова все время была занята недоступными Евиному пониманию мыслями. А мыслить можно везде: на улице, на работе, в общежитии. Он не любил, когда ему мешали думать, и сам старался не мешать людям, способным задумываться.
Лебеди скрылись за излучиной, и тут же в воду опустились несколько диких уток. Одна из них подплыла к овальному белому перу, оставленному лебедем, дотронулась до него широким клювом, дернула головкой, будто обожглась, и бросилась догонять подружек, целеустремленно плывущих вдоль каменного берега.
- Альберт, - сказала Ева, глядя на уток. - Ты знаешь, чего ты хочешь в этой жизни?
- Конечно, - спокойно ответил он.
- Чего же ты хочешь? - она взглянула ему в глаза.
Глаза у Блудова небольшие, светлые, бровей почти не видно, потому что они тоже светлые.
- Я многого хочу, - сказал он.
- А все-таки? - настаивала Ева.
- Я хотел читать в подлиннике Шекспира - я его читаю. И для меня открылся новый Шекспир! Ни один перевод не передает того аромата и богатства языка, который в подлиннике. По-моему, Шекспир - это поэт, которого каждый понимает по-своему. Он писал не для всех, а для каждого в отдельности. А переводы делаются для всех.
- А еще? - спросила Ева. - Ну, кроме Шекспира?
- Я буду читать немецких философов в подлиннике...
- Хорошо, допустим, ты изучишь все языки в мире, - с досадой перебила Ева. Ей хотелось совсем другое от него услышать. - Ну, а дальше?
- Чтобы все языки изучить, одной жизни не хватит, - вздохнул он.
- А хочется тебе иметь квартиру, деньги, дачу, машину?
- Я не аскет и отнюдь всех благ цивилизации не чураюсь, - ответил Альберт. - Только это у меня не на первой месте. Наверное, все это само собой придет.