— Я пересекала эту бухту по два раза в день начиная с шести лет, Амос, и ты это знаешь прекрасно. Надо просто услышать звон колокола с буя, и от него уже держать вправо. Яхт-клуб от него прямо по курсу. Я могу приплыть туда с закрытыми глазами.

Она нашла Сири на полу рядом с детьми. Девушка вслух читала им «Черную красотку». Свет от крутящегося абажура лампы Лоры бросал на стены блики в форме темных скачущих лошадей.

— Мама, — сказала Лора, радостно улыбнувшись. — Нам так нравится Сири! Она такая забавная! Она не говорит на испанском языке, но зато говорит на каком-то другом забавном языке!

— Я рада, что она вам понравилась, дорогие мои. А значит, вы будете слушаться ее, когда она скажет вам, что надо идти в кроватку, правильно?

Деирдр поцеловала обоих на прощание и сказала Сири:

— Я вернусь домой к полуночи. Ты уже знаешь правила, я уверена. Никаких сигарет, никакой выпивки, никаких мальчиков. Хорошо?

— Да, госпожа Слейд, — сказала Сири, улыбнувшись. — Я знаю правила. Ничего, если я посмотрю телевизор, после того как они уснут?

— К сожалению, у нас нет здесь телевизора, Сири. Но в библиотеке внизу есть много хороших книг.

Она видела, что Амос все еще на пристани. Он все-таки настаивал, чтобы она поплыла к клубу следом за его лодкой. По крайней мере туда, потому что его дом по пути.

— Спасибо, Амос, — ответила она, заходя на борт своей лодки. — Непременно скажи Милли, что я надеюсь на ее скорейшее выздоровление.

— Да, самому не верится, что она заболела от каких-то там бактерий. У моей девочки всегда был стальной желудок. Ни разу в жизни не болела, по крайней мере не могу вспомнить такой день.

— Мне нужно быть дома к полуночи, и если хочешь, можешь тогда забрать с собой и няню, Амос.

— Непременно. Ну ладно, тогда увидимся позже, дорогая моя.

Она последовала за ореолом белого света на лодке Амоса, пронизывающим туман, вокруг старого буя номер девять, который мрачно позванивал своим колоколом, и пятнадцать минут спустя уже пришвартовалась у пристани клуба. Восемь ровно. Она сняла с плеч грязный желтый дождевой плащ, отряхнув его от бусин воды, и бросила на дно лодки. Ее волосы были влажными и спутанными, но какая разница, черт возьми. Это же не какой-нибудь великосветский прием у посла, где нужно…

— Деирдр, дорогая, — послышался из тумана пропитанный бурбоном мужской голос. — Я вышел покурить и сразу заметил дым с твоего парохода.

— О, привет, Грэм. Как я рада видеть тебя здесь.

— Ну, Мишель поехала с детьми в Нью-Йорк, чтобы сделать кое-какие покупки ко дню рождения или что-то вроде этого, и я боюсь, что меня усадят рядом с тобой. Стол номер девять. Как и прежде, пара одиноких сердец.

— Нет, Грэм. Ты, может быть, и считаешь себя холостяком, а я — женщина, которая счастлива в браке. Может, найдешь кого-нибудь и закажешь мне виски?

— Конечно, моя дорогая. Немного холодновато для начала июня, тебе не кажется?

Она не смогла сдержать улыбки. Ей нравились американцы, которые жили в Лондоне несколько лет и возвращались домой с сильным британским акцентом. Еще она знала наверняка, что он обязательно будет приглашать ее «прогуляться до его дома и опрокинуть еще по рюмашечке». Грэм отворил входную дверь, пропуская ее вперед, и она подождала, пока он скажет:

— Только после тебя, дорогая.

Грэм был одной из «причальных крыс» клуба. Такие, как он, никогда не садились в свою лодку, никогда не решались плыть вдоль скалистого побережья штата Мэн. Нет, они только сидели на своих стульях и выпивали, дожидаясь наступления солнечных дней. Он был невыносим, елеен, можно сказать, но выглядел вполне сносно в галстуке-бабочке, и она позволила себе немного побеседовать с ним, сидя за столом с плохими закусками. Бессмысленная болтовня о детях и планах на лето.

Она проходила через все это тысячи раз — общие темы, скучные подробности, улыбки и кивки в нужные моменты; даже во сне она могла найти одну из этих барных стоек с коктейлями.

Когда они наконец-то сели, Грэм оказался справа от нее. Он продолжал наполнять бокалы, пытаясь напоить ее, и через некоторое время она утомленным жестом остановила его руку. Вино служило лишь способом непринужденно парить в этой атмосфере, а также придумывать очередные глупые реплики.

Фэй Джилкрист, сидящая через два стула слева, говорила что-то о детях, отправленных в тот день из школы домой. О высокой температуре. Что-то о прививках от гриппа.

— Фэй, извини, что прерываю, — сказала Деирдр. — Что ты там говорила о детях, которых отправили домой?

— Знаешь, дорогая Ди-Ди, это какой-то кошмар. У детей поднялась температура и разболелись животы. У одного ребенка начались конвульсии, и сейчас он находится в критическом состоянии.

— Боже… что такое с ними случилось? — спросила Деирдр. — Что-то не то съели во время ланча в столовой?

— О нет, дорогая. Это случилось утром. Медсестра в спортзале делала им какие-то прививки от гриппа. Когда детям стало плохо, кто-то вызвал скорую. Как я слышала, эта медсестра даже не значилась ни в каких записях. И, ну, в общем, сейчас выясняется, что за медсестра такая. Разве не ужасно? Только представь, наши дети…

— Извините, — сказала Деирдр, опрокинув большой бокал красного вина, вставая из-за стола. — Извините, мне что-то нехорошо, мне пора идти, очень жаль… Поймите меня правильно…

Не чуя под собой ног, она каким-то образом умудрилась пройти сквозь переполненный зал. Все в зале улыбались и говорили ей «Добрый вечер, госпожа Слейд». Она добралась до телефона-автомата в кладовой, захлопнула за собой дверь и открыла сумочку. Сотовая связь была недоступна в клубе, но она сумела найти на дне сумки две монеты по четверть доллара и опустила их в прорезь.

— Здравствуйте, это дом Слейд.

— Сири, это миссис Слейд.

— А, здравствуйте! Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. Я только… только звоню, чтобы проверить… чтобы проверить…

— Госпожа Слейд?

— Проверить, как там дети. С ними все в порядке?

— О да. Спят, как два маленьких ангелочка.

— Как два ангелочка, — повторила Деирдр и собралась было повесить трубку.

— А ваш муж вернется с вами, госпожа Слейд?

— Мой муж? Почему ты…

Она вырвалась на улицу, миновав раздвижные двери, и глубоко вздохнула, чтобы сердце немного успокоилось. Снаружи стало холоднее, и клубящийся вокруг туман словно вырвал ее из оцепенения, помогая восстановить цепь событий.

Линия была занята… Стальной желудок… Никогда в жизни не болела… Медсестра в педиатрии… Сейчас выясняется, что это была за медсестра…

Она посмотрела на Фэй Джилкрист, подносящую ко рту вилку с салатом, и тогда ей вдруг стало ясно, что Сири лгала. Внутри у нее все похолодело.

Нет, Сири, линия определенно не была занята.

К дому через бухту было подведено две телефонные линии. Старая оставалась еще с тех времен, когда она была девочкой. А потом еще одну линию провел Эван. Если звонили по второй линии, то это означало, что звонит кто-то из близких или хорошо знакомых людей, которые знали номер. Это была единственная линия, на которую Эван выходил из Мадрида или Вашингтона, потому что знал — она непременно возьмет трубку. И именно по этой линии они разговаривали сегодня. А последний вызов по старой линии был в три часа дня, когда ее сестра звонила из Сан-Обиспо.

Линия была занята. Извините, госпожа Слейд.

Она запрыгнула на борт лодки и дернула за трос стартера. Слава богу, мотор завелся с первого раза. На пристани показался Грэм, держащий в руке бокал; он пытался привлечь ее внимание какой-то забавной историей о ночном колпаке, и в этот момент она отвязала канаты и прибавила оборотов, мчась на полной скорости уже примерно в двадцати ярдах от берега.

Ваш муж вернется с вами, госпожа Слейд?

Туман был еще сильнее, но она все равно не сбавляла газ, отчаянно вслушиваясь в темноту, чтобы определить местонахождение буя номер девять. Сердце снова колотилось, она чувствовала, как пот стекает ручьем между грудей, а туман обволакивает плечи, будто холодный, влажный плащ. Кровь билась в ушах так громко, что она едва не проскочила буй. Там. Приглушенный звон. Она дождалась момента, когда окончательно убедилась в том, что находится на траверзе бакена, а затем резко переложила лодку на правый борт. Попыталась пройти совсем рядом с буем, чтобы выиграть время.