Девятого ноября 1875 года экспедиция отправилась в путь, а 24 декабря покинула Туггурт, где ага Мохаммед дал Ларжо письма и подарки для самых важных персон Гадамеса.

От Туггурта до Гадамеса шли весело. Спутники Ларжо были не из тех людей, которые падают духом, особенно Гастон Леме: сугубо галльский склад ума придавал особое своеобразие замечательной эрудиции литератора. Кое-как они приспособились к варварской кухне, зверски сдобренной жгучими пряностями, вызывавшими жажду, которую еле-еле утоляла вода — ни дать ни взять какая-то тошнотворная щелочь. Наши путешественники хохотали до упаду над неповторимой наивностью, которая только увеличивалась, оттого что хозяева произносили изречения с истинно мусульманской важностью. Как-то раз Ларжо сказал, что море покрывает две трети земного шара. Один из присутствующих с поспешностью человека, которому не терпится вставить глупость, тут же воскликнул: «Значит, после кончины Пророка выпало ужасно много воды! В Коране я читал, что тогда море занимало лишь одну треть». Другой арабский вождь уверял господина Сэя, что земля держится на рогах быка, стоящего на огромном камне, который лежит на спине огромной рыбы…

Читатель может представить себе, каким потоком лился хохот трех французов, когда они выслушивали изъяснения причудливой, бессмысленной космологии![350]

Впрочем, незнание астрономии не мешало местным жителям очень справедливо рассуждать на сельскохозяйственные темы и на опыте приспособлять сорта различных культур к разнообразию почв на окрестных землях. Первые артезианские колодцы прямо-таки потрясли арабов вопреки их обычной флегматичности.

Артезианский колодец в Африке — жизнь, бьющая ключом из высохшей земли, это сок — кровь растений, — текущий полной струей и оживляющий унылые пустынные местности. Вот неотразимое (хотя и бывшее долго в пренебрежении) средство проникнуть в те места! Ведь жители пустыни отдали бы все на свете за эти источники — такие свежие, животворные, обильные, возникающие по указке наших инженеров. Инженеры были готовы всеми средствами способствовать строительству колодцев между Туггуртом и Гадамесом, и это оказался бы самый верный способ подчинить французскому влиянию все страны от Алжира до Сенегала. Почему подобного доныне не сделано? Почему не отмечен цепью колодцев, как вехами, путь, который должен полностью принадлежать нам?

Ларжо со спутниками прибыли в Гадамес 5 января 1876 года и оказали городу важную услугу — участвовали в военной экспедиции против бандитов, нападавших на караваны. Несмотря на это, путешественников встретили равнодушно и неблагодарно. 21 января они были вынуждены отправиться в обратный путь, убедившись в непригодности города как опорного пункта для караванов из Алжира в Судан.

После неудачи господин Ларжо не счел себя побежденным. В том же 1876 году он снова отправился в Сахару, намереваясь посетить оазис Айн-Салах и, если позволят обстоятельства, исследовать загадочный массив Ахаггар. На этот раз господину Ларжо помогало правительство.

Он посетил бассейн уэда Гир[351], где пришлось надолго задержаться. Пользуясь задержкой, наш соотечественник произвел любопытнейшие археологические раскопки. Наконец 11 апреля, когда он уже собирался в Айн-Салах, к нему явились оттуда посланники и объявили, что султан Марокко запретил жителям этого оазиса принимать у себя христиан, а туареги и шаона гонятся за экспедицией. Ларжо пришлось спешно возвращаться другой дорогой. Нечеловеческие усилия вновь увенчались горьким разочарованием.

Одновременно Луи Сэй в сопровождении господ Кайоля и Фурро направился к югу от Уарглы и добрался до оазиса Темассинин, пройдя в виду мятежных шамбаа, — дерзкое предприятие могло стоить французам жизни. К счастью, их сопровождало несколько наших союзников, и Сэй в полном здравии возвратился в Алжир, добавив свое имя к перечню европейцев, отторгнутых Сахарой.

Эти путешественники все хотя бы остались в живых — пустыня была к ним сравнительно милостива. Но вот еще экспедиция, которая погибла и память о которой для французов будет всегда горька. Я имею в виду экспедицию Флаттера.

Выдвинутая инженером Дюпоншелем и Полем Солейе мысль о строительстве большой железной дороги через всю Сахару до Сенегала или до Томбукту распространялась все шире и принималась общественным мнением все благосклоннее. Наконец в 1878 году господин де Фрейсине, бывший тогда министром общественных работ, созвал комиссию для изучения данного вопроса.

Были предложены две трассы. Западная, начинавшаяся в Мешерии (провинция Оран), изучалась господином Пуйаном, восточная — двумя самостоятельными миссиями: господина Шуази и полковника Флаттера.

Господин Пуйан не смог пройти дальше Тиу, в четырехстах шестидесяти километрах от побережья. Поль Солейе, в то же самое время предпринявший самостоятельную экспедицию из Сан-Луи в Сенегале до Томбукту, был арестован и ограблен в Адраре, но экспедиция Галиени была удачливей — она дошла до Бамако и водрузила французский флаг на берегу Нигера. Экспедиция Шуази, вышедшая 17 января 1880 года из Лагуата, к 16 апреля прошла около тысячи двухсот пятидесяти километров и достигла Бискры[352]. Дорогу Уаргла — Бискра признали во многих отношениях более удобной и рекомендовали для первой очереди будущей железной дороги.

Миссия Флаттера 31 января вышла из Бискры. Предполагалось, что она вступит в земли туарегов, посетит себху[353] в Амагдоре, достигнет страны Аир и далее реки Нигер. Полковник избрал помощниками капитанов Массона и Бернара, младших лейтенантов Ле Шателье и Бросслара, статс-инженера Беренже, горного инженера господина Роша, доктора Гиара и других. Экспедиция, состоявшая из десяти человек штаба и девяноста пяти человек охраны, была превосходно организована, люди хорошо подобраны. Без больших задержек прибыв в Уарглу, она уже в марте смогла выступить в поход.

Экспедиция прошла через барханы, после перехода в двести двадцать километров достигла болота Айн-Тайба, пересекла оазис Темассинин. В пути французы, насколько было возможно, завязывали отношения с туарегами и производили самые различные наблюдения. 16 апреля экспедиция прибыла к озеру Менгуг в ста двадцати километрах от Гата.

Аджерские туареги за три тысячи франков, восемь ружей и еще кое-какие подарки приняли у себя миссию. Однако их правитель, старый марабут[354] Хадж-Ишнушен, чье разрешение все больше и больше становилось необходимым, счел долгом послать отчеты Флаттера на рассмотрение турецкого правительства в Триполи. Переговоры угрожали затянуться, и встал вопрос: а если экспедиция, простояв несколько месяцев на берегу Менгуга, в конце концов получит категорический отказ следовать дальше? Между тем к лагерю Флаттера каждый день подходило какое-нибудь новое племя и разбивало стан невдалеке — не столько для того, чтобы оказать почести, сколько для вымогательства подарков. В таких обстоятельствах элементарнейшее благоразумие требовало отправиться обратно в Алжир.

Однажды рано утром Флаттер снял лагерь. Увидев, что никого нет, туареги от неожиданности всполошились. Они ожидали приказа от вождей, но вожди тоже пропали — Флаттер предвидел возможность нападения и очень ловко сумел купить их нейтралитет. Князьки удалились в пустыню, получив хорошие подарки. Подданные сочли это предательством.

Двадцать первого мая миссия возвратилась в Уарглу. Флаттер поехал во Францию, чтобы представить отчет о полученных результатах и по новым инструкциям подготовить второй, решающий поход.

Комиссия по Транссахарской магистрали одобрила первые результаты и пришла к такому заключению: необходимо следовать центральным направлением через Амгид, Тахохаит и Хоггар, обеспечив содействие туарегов. В октябре 1880 года Флаттер, снабженный инструкциями, вновь покинул Францию.