– Надежды нет?

– Отчего же, – пожал плечами Иван Дмитриевич, – вы же знаете, сколько верёвочке не виться, все равно кончик окажется в руках.

– Оно так, но нет интереса ждать год, пока их поймаете.

– Пораньше получится, теперь некие ниточки появились и притом эти двое, хотя и хотели скрыться под чужой одёжкой, но лисья шкура все равно торчит. Я думаю, недолго им по земле ходить, скоро в сибирские края ноги направят. Нечего им в городе делать, если кроме грабежа иных дел не имеют.

– Вашими бы словами…

– Ничего, Серафим Петрович, я никогда не обещаю, но вот сейчас могу вас уверить, что будут они идти по этапу, будут.

– Мне не они надобны, – Пузиков пожевал губу, – мне бы деньги возвернуть.

Путилин устало посмотрел на купца, но промолчал. Воры могли прогулять награбленное и тогда Серафим Петрович уж точненько не получит ни полушки, только сумеет взглянуть в глаза злодеям, да и то на суде.

– Серафим Петрович, – вздохнул Путилин, – теперь надо вам вызвать полицию, – и поднял руку, не давая попытки Пузикову, вставить слово, – вызываете из участка и, когда они прибудут, скажите, что здесь уже побывал квартальный надзиратель и составил протокол. Вам понятно?

Пузиков приободрился и даже обрадовался, ведь те придут и уже не потащат из его закромов, что не так лежит, ведь господин Путилин все записал. Серафим Петрович был обрадован такому положению, что даже заулыбался.

– Так точно, понятно, – сказал купец и обратился к мальчишке, – беги, Санька, в участок и скажи, что воры сломали замки в магазине господина Пузикова. Понял?

– Угу, – кивнул Санька.

– И чтоб одна нога там, а другая тут, – сердито проворчал на мальчишку купец.

– Вы встретите их, – Иван Дмитриевич подбросил в руке ломик, – а я пойду. Пока кое—какие мысли есть и надо бы их проверить. Льщу себя надеждой, что у вас не возникнет особых трудностей, – квартальный прозрачно намекал, что какими бы не были полицейские в участке, они не посмеют позарится на чужое добро и так понесшего убытки купца.

– Благодарствую, – прошептал Пузиков, – я тоже на это уповаю.

Путилин, прихватив с собою ломик и ключи, удалился. Воры ни в о что ставят власти, думал по дороге квартальный надзиратель, вот и инструменты оставляют, показывая, что руки заняты добычей и им не досуг нести ещё и воровской инструмент, изготовим, мол, ещё, нам нетрудно.

Мысли, в самом деле, были, по описанию Саньки Иван Дмитриевич признал двоих мужчин, один из них наводчик Филимон Иванов, по прозванию Филька Скупой, а второй, тот, что рукавом нос вытирал, Стёпка Сизый, всегда бывший на подхвате, ибо вместо собственных мыслей имел вложенные другими «компаньонами». Но одно дело знать, а вот другое – «пристегнуть» эту парочку к преступлениям, ведь на участке и по городу была не одна такая кража, на которой, словно бы ради насмешки оставлены инструменты.

Путилин обдумывал, как все—таки найти в Петербурге и войти в доверие к Фильке Скупому, слишком он осторожный. Проживает в столице, по всей видимости, по поддельному паспорту, а значит, в адресном столе искать, сродни иголку в стоге сена, да ещё безлунной ночью. Оповестишь участки и части, так кто—то из околоточных или городовых за долю малую передаст, что некий квартальный надзиратель уж больно им интересуется. Придётся полагаться исключительно на себя и двух своих помощников, которые почти три года служат рука об руку и на которых можно положиться, не боясь, что деньги им застелят очи.

В том, что Филька причастен Иван Дмитриевич имел твёрдую уверенность, которую подтвердил Санька, описав его. Да, заходил Скупой в магазин за два дня до кражи, но ведь надо было осмотреться, хозяина «пощупать». Можно пройтись и по другим магазинам по улице и в каждом, наверняка, можно будет услышать о двух покупателях. Почему выбран пузиковский? Это вопрос больше к Фильке.

Через час Иван Дмитриевич поставил на стол самовар, от которого по комнате распространялся берёзовый дух, достал из шкапа три белых чашки с синими маленькими цветочками по обрезу, блюдца и из того же шпапа вытащил миску с пряниками.

– Вот, братцы, и все, что мне хотелось вам сказать, – окончил короткое повествование квартальный.

Илья Чипурин, небольшого роста, но коренастый мужчина лет тридцати, поглаживал усы, за которыми ухаживал с особым усердием, словно от их вида зависела жизнь, сидел в задумчивости, не проронив ни слова. А вот Петя Карузин, младший помощник квартального надзирателя, не мог позволит пышности на лице из—за своей юности, попросту рос клочьями какой—то пух, от которого избавлялся раз в неделю, порывался все время что—то спросить, но сдерживал себя.

– Что—то хотите спросить?

– Н—да, Иван, а отчего не пойти к частному? – Спросил Петя осипшим голосом.

– Нет особой нужды к нему идти, – за квартального ответил Илья, оставивший усы в покое, – Василий Лукич, конечно, уважаемый человек, отмеченный наградами Его Величества, но…

– Что «но»? – Настаивал Петя.

Илья посмотрел на Путилина, тот легонько кивнул головой, мол, говори, не тушуйся, я вас и пригласил по причине, что полностью доверяю.

– Доверяй, но с осторожностью, – Чипурин продолжал смотреть на квартального.

– Не пойму, – скривил губы младший помощник, – он же начальство и возможностей поболе нашего, прикажет околоточным и городовым и те землю копытами изроют.

– Вот именно, что в другом месте, – Илья подставил чашку под кран самовара, вода, дымясь паром, с бульканьем потекла.

– Я понимаю, – теперь кивал головой Карузин, —что у кого—то окажется длинный

язычок.

– Наконец—то, – с шумом выдохнул Илья.

– Ладно, – Путилин присел на свободный стул, – братцы, подуэлили и хватит. Ты, Петя, прав, однако я хочу воров поймать, а не сделать так, чтобы они из города уехали. Уедут, а через три месяца, полгодика снова в столице по магазинам будут орудовать. Пусть уж в Сибири делом заняты будут. Майору Самойлову я питаю доверие, но его окружает много людей, не дай Бог, он где скажет, может не со зла, а с простого хвастовства и слова его услышать не совсем те уши, что хотелось бы. Затаятся наши разбойнички, как их тогда найти? Понятен расклад?

– А как же, – Петя положил руки на стол.

– Так что приступим к нашему делу, если все понятно.

– Приступим, – Илья с шумом отхлебнул из чашки.

– Известно, что в апреле и начале мая в Петербурге совершено семь, нет теперь восемь краж.

– Почему восемь? – Удивился Петя. – Кожный Божий день в книге приключений отмечены кражи.

– Петя, – повысил голос Путилин, – ты поначалу дослушай своего начальника, а уж потом высказывайся.

– Нет, Петя, ты точно так и останешься в младших, если перебивать будешь старших по должности.

Карузин в ответ только засопел.

– Восемь краж, – Иван Дмитриевич выделил эти «восемь», – все бы ничего, как ты правильно заметил, – квартальный посмотрел на Петю, – но каждое из них выделяется тем, что на месте преступления оставлено вот это, – и Путилин положил на стол ломик и ключи, – а это мне подсказывает, одних рук дело.

Илья взял в руки ломик.

– Хороший инструмент.

– Вот именно.

– Зачем тогда бросать хороший инструмент, если он в другой раз понадобится? – Удивился Петя.

– Петя, Петя, головой думай, а потом спрашивай, а у тебя наоборот, сперва выскочит слово, а уж потом мысль завертится.

– Так, так, значит, они чувствуют свою безнаказанность или…

– Раз начал, договаривай.

– Кто—то их предупреждает? – Брови у Пети взлетели.

– Наконец—то, мы ж каждый день извещаем о происшествиях в квартале пристава и его помощников.

– Так они…

– Нет, Петя, я не хочу порочить ничьих имён, но и не хотелось бы, чтобы сторонние люди были бы извещены о том, что мы хотим предпринять.

– Понятно, – теперь Карузин смотрел недобрым взглядом на Илью.

– Если понятно, то вот, что мы должны предпринять…

Помощники чуть ли не одновременно повернули головы к квартальному и приготовились внимательно слушать.