Через полчаса явился толстый господин маленького роста, с отёкшими щеками, раскрасневшимися быстрой ходьбы. Из—под серого картуза, с черным пятном на козырьке, выглядывали две косицы, наподобие кабаньих клыков. Отвисший подбородок поддерживал накрахмаленный воротничок и кожа толстым слоем лежала на нем. Господин цепким взглядом только скользнул по Мише. Но тут же составил впечатление об этом молоденьком пареньке, приехавшем в столицу на проживание без документа.

– Я слушаю, – вместо приветствия произнёс вошедший, словно являлся чиновным лицом большого ранга и не имел возможности тратить попусту время.

– Да я, да мне, – вроде бы как и стушевался Жуков, поглядывая украдкой на пришедшего и соображая, не переигрывает ли он?

– Миха, – повернулся толстый господин к Файнштейну, – документ?

– Филипп, —начал хозяин, – тут вот Миша сбежал…

– Не хочу знать, – замахал яростно пришедший, даже удивительно стало, что он такой шустрый, не взирая на толстую одутловатую фигуру, – тебе нужен паспорт.

– Да, – вроде бы с облегчением сказал Миша.

– Тридцать рублей, – Филипп облизнул ярко—красные губы.

– У меня только двадцать пять, – сконфужено произнёс Жуков.

– Ладно, двадцать пять, – улыбнулся Филипп, видимо, приготовившийся к долгой торговле, – мне надо отлучиться за печатью на полчаса, а ты, – он посмотрел в упор на Мишу, – приготовь водки и закуски, не люблю на пустой желудок дела делать, – и вышел за дверь.

Жуков посмотрел на Миху, который пожал плечами, что, мол, не в его воле. Помощник Путилина погрозил пальцем и выскочил на улицу, чтобы проследить за Филиппом. Тот, в самом деле, жил не далеко и Миша успел заметить дверь, которую, озираясь по сторонам, отпёр писец. На обратном пути, чтобы не тратить попусту время сыскной агент приехал на экипаже, не забыв заскочить в трактир за штофом водки, куском требухи, соленными огурцами, квашенной капустой и пирогом с грибами.

В квартиру к Михе вошли вместе. Филипп покосился на свёрток в мишиных руках, улыбнулся и в предчувствии скорой выпивки сглотнул слюну.

– Прежде, чем приступить к столь важному делу, мне кажется, что стоит подкрепиться, – писец пальцем постучал по пробке штофа.

– Само собой, – обрадовано произнёс Миша, и положив принесённое на стол, потёр руки.

Миха быстро поставил три стакана и несколько мисок, в которые были положены пирог, капуста, огурцы и мясо.

Филипп одним глотком осушил налитые полстакана, толстыми пальцами влез в миску с капустой, схватил её цепкими толстыми пальцами и сунул в рот, блаженно улыбаясь.

– Вот теперь можно и приступать, – он вытер руку о полу пиджака и выудил из бездонного кармана чернильницу, перо, лист гербовой бумаги. – И на чьё имя писать будем?

Жуков, якобы на миг задумался.

– Дак пиши на имя моего приятеля Мишки Жукова из Киевской губернии.

– Можно и на Жукова.

Рука Филиппа каллиграфическим почерком выводила вверху листа:

«Билет» и ниже «За неимением паспортного бланка, билет пишется на гербовой бумаге».

Писец писал с усердием, у него торчал язык между губ и на лбу проступили бисеринки пота. Кончив писать текст, год и число выдачи билета, взял в левую руку перо и улыбнулся:

– Старосты малограмотны, а посему подпись левой, а вот писарь, – он взял в правую руку перо, и чёткая подпись обозначилась на документе, потом достал из кармана жестяную коробочку, из которой извлёк печать и приложил к документу. – Я кончил, где мои деньги?

Миша достал приготовленные двадцать пять рублей и вручил их Филиппу, который послюнявил пальцы и пересчитал поданные купюры, убрал во внутренний карман пиджака.

– Теперь можно снова горло прополоскать, – засмеялся он тонким бабьим смехом, наполнил до краев стакан и также одним глотком отправил в рот, даже не поморщившись.

На выходе из дома Жукова с Филиппом ждали двое городовых, которых предупредила о необходимости помощи женщина Михи.

Писец даже не понял, как его взяли с двух сторон за руки полицейские. Только когда он увидел их, задрожал, словно кинуло в мороз.

– Я, Филипп, сыскной агент, – произнёс Миша, – а это доказательство твоего противузаконного деяния.

– Да я…

– Филипп, итак, как твоя фамилия?

– Иванов, – хмель с писца, как рукой сняло.

– Где ты хранил печать?

– На улице, под деревом, – Филипп от потрясения начал приходить в себя и выдумывать на ходу небылицы.

– Ежели так, – сжал губы Жуков и продолжил, – тогда проедем в дом, – и он назвал адрес Филиппа, плечи которого поникли.

Квартира находилась подвале, чистая аккуратная в шесть комнат. Жуков удивился, когда в нее попал, ни за что не подумал, что с таким комфортом можно обустроить помещение. И не зря, хозяином оказался Дувид Латман, известный, но неуловимый поставщик фальшивых документов в столице, а тут так забыл о безопасности, что попался самым случайным образом.

Пригласив двух понятых, Жуков попросил Латмана выдать все противузаконное, но Дувид уже пришедший в себя только и твердил: «а нету ничего, нету».

– Твоё право, – просто произнёс Миша.

Через час на столе лежали несколько вытравленных паспортных бланков, которые были обнаружены при личном осмотре жены Латмана, а в колыбели, над которой склонилась Сара и не отходила от которой ни на миг, были спрятаны чистые паспорта, на которых стояли печати Виленского, Конвалишского и Ольвиопольских мещанских старост.

– Значит, ничего, Дувид нет. – Жуков указал рукой на стол.

– Недруги подбросили, – сразу же вырвались слова у Латмана и он густо покраснел, видно вспомнил, что совсем недавно за рюмкой водки твердым почерком заполнял гербовую бумагу.

– Ты более ничего выдать не желаешь?

– Так нет ничего, – глазки хозяина бегали по комнате.

– Что ж посмотрим, – Миша прошёлся по деревянному полу и почувствовал, что две доски под ногой дали слабину, – а здесь, – и он распорядился полицейскому принести топор.

Под досками пола ничего не оказалось, ни тайника, ни спрятанных бумаг.

– Вот так вот у честных людей власти полы и курочат, – пробормотала жена Латмана и эти слова так резанули по Мише, что он засопел и начал осматривать первую комнату, словно попал в неё только сию минуту.

– Значит, говоришь, ничего нет, – Жуков подошёл к цветам и взял первый вазон в руку.

– Определенно, Ваше Благородие, жаловаться буду вашему начальству, – возмущалась Сара, искоса поглядывая на мужа, тот сжал до белизны губы, давая жене понять, что, мол, молчи, дура, но женщина продолжала, – вот градоначальнику жалобу отнесу. Будет вам.

Миша взвесил горшок в руках и вытащил цветок с корнем, вазон остался пустым. Сара открыла рот от возмущения, явно намереваясь учинить визгливый крик, но сыскной агент опередил её и вырвал второй цветок, под которым обнаружил две мраморные квадратные плитки со стороной в вершок. На лице Жукова появилась улыбка, дышащая довольствием.

Под следующими ветками нашлись ещё четыре плитки.

– И что здесь у нас? – Миша смотрел на гравированные стороны мраморных плит. – Итак Виленская мещанская управа, а здесь Конвалишская, а вот и Киевская городская управа. А я ни сном, ни духом, что проживающий в столице некий Латман является и старостами, и писарями, и головой управы вышеперечисленных учреждений. Что на это скажешь, Дувид?

Латман покачал головой, с лица давно сошла алая краска, теперь бледные пятна поползли по щекам.

– Дура, – беззлобно и безо всякой интонации произнёс Дувид, – лучше бы молчала.

– Что ж поехали.

За поимку важного преступника Мишу наградили тремястами рублями, он удостоился похвалы Ивана Дмитрича, да дело было не в деньгах, а в том, что Жуков был горд собою, ведь в двух подписях увидел одну и ту же руку, проявил внимательность, которая так нужна сыскному агенту.

Глава двадцать вторая. В кабинете

Очередной апрельский день, Иван Дмитриевич сидел за столом, в спину начальника сыскного отделения устремил немигающий взгляд карих глаз Государь, стоящий в военном мундире, словно собрался принимать парад. Едва минуло пять часов пополудни – большая стрелка чуть—чуть качнулась вправо, казалось, вместе с Жуковым в кабинет ворвался поток свежего весеннего воздуха.