– Что можешь сказать?

– Я прошу прощения, ваше благородие, но вы кто таков будете?

– Я—то, – Орлов хотел ответить грубо, но сдержался, достал из кармана жетон, – сыскной агент.

– Быстрёхонько вы, – дворник тут же прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнего, но Василий Михайлович больше поглащён новым следствием, чем выискивать в словах горожан неприятные для уха нотки.

– Так что видел, братец, что слышал? Докладывай.

– Дак что? Я ж на улице, почитай, цельный день. По парадной лестнице не хожу, хозяйкой нашей, Марьей Дмитриевной, запрещено.

– Ты мне не про хозяйку рассказывай, а кто из дому выходил в последний час? Кого из незнакомых людей видел? Почему не поинтересовался. Кто таков? Ты мне все, как на духу. Считай, что на исповедь пришёл. Понял?

– Так точно, – дворник прижал метлу, словно ружье, – незнакомым мне людей я не видел, может, кто прошмыгнул, пока я за метлой ходил. Так с минуту отсутствовал, взял из каморки своей, да сюда на пост свой, – дворник позволил себе улыбнуться, но увидев серьёзное лицо сыскного агента, спрятал улыбку подальше.

– Ты мне говори, что видел?

– Дак, – глаза у дворника загорелись, – мальчонка, что на третьем у Семеновых служит выходил, а более никого не видел я.

– Мальчонка вернулся?

– Так точно.

– Из тебя слова вытягивать надо? – Штабс—капитан рассерженно засопел.

– Мальчонку Санька Голубев зовут, проживает на третьем этаже у Семеновых.

– Хорошо, пока я ходить буду к мальчонке этому, ты повспоминай о незнакомцах, иначе я подумаю, что ты его в дом впустил. Смекаешь?

– Так точно, – пальцы, обхватывающие черенок метлы, побелели, – понятливые мы.

Как не хотелось возвращаться назад и видеть лица пристава с помощником, но пришлось. Может быть, мальчонка мог видеть незнакомца.

На втором этаже капитана Зиновьева и коллежского асессора Нефедьева не было, видимо, находились в квартире купца Фуфаева. Да это и к лучшему, меньше вопросов, на которые пока нет ни одного мало—мальски вразумительного ответа.

Третий этаж. Орлов постучал и сразу же отворилась тёмная дверь, перед глазами миловидная девушка лет двадцати, в белоснежном накрахмаленном фартучке.

– Сударь, что вам угодно? – произнесла она довольно приятным голосом и так же мило улыбнулась.

– Мне нужен Александр Голубев, – с не менее приятной улыбкой ответил штабс—капитан.

По лицу девушки мелькнуло изумление и она ничего не сказала, в глазах появились озорные искорки.

– Ты, наверное, наслышана о случившемся в доме неприятном случае?

– Да.

– Именно поэтому, мне нужен Голубев.

– Я сперва доложу господину Семенову.

– Не надо, хотя можешь доложить, что чиновник по поручениям при начальнике сыскной полиции штабс—капитан Орлов просит позволения поговорить с Александром Голубевым.

Василий Михайлович не слышал, как господин Семенов отказал сыскному агенту в визите и недовольно пробурчал, что, мол, некогда заниматься пустяками, а если хочет полицейский говорить с Сашкой, так пусть с ним и беседует.

Девушка провела штабс—капитана в маленькую каморку без окон, где находилась узкая койка, застеленная чистым в заплатах одеялом. Мальчик лет тринадцати вскочил, когда сыскной агент втиснулся в тесное пространство.

– Ну, здравствуй, Александр.

– Здравствуйте, – Орлов отметил, что у мальчика красивые голубые глаза.

– Не пугайся, – Василий Михайлович положил руку на плечо Александра. – ты сиди.

– Я.

– Так, Александр, ты мне ответь, ты сегодня выходил из дому?

– Да, мне Николай Семёнович велел телеграмму отправить.

– Вот и хорошо. Скажи, а когда?

– С час тому.

– Скажи, на лестнице никого не встретил?

– Да.

– Ты его видел раньше в доме?

– Кажется, нет, – неуверенно произнёс мальчик, – нет, никогда не видел.

– Хорошо, что можешь о нем сказать? Как выглядел? Во что одет?

– Так обычно, – брови Голубева взлетели вверх.

– Припомни, – настойчиво сказал Орлов.

– В тёмном коротком пальто.

– Какого цвета и насколько короткое?

– Тёмное, кажется, чёрное, заплаты на локтях, а короткое, словно с чужого плеча.

– Понятно, говори, дальше.

– Бородка такая короткая, – мальчик показал на своём лице, – чёрная. Он улыбался и я увидел, что передних зубов у него нет. А вот ещё что, – обрадовался Голубев, в шапке потёртой он был, я удивился, на улице жарко, а он в шапке. Спарится можно.

– На ногах что было?

– Кажется, сапоги, пыльные, грязные.

– Больше ничего не припомнишь?

– Нет.

– Из жильцов или прислуги никого не встретил.

– Нет, только, – мальчик умолк.

– Говори.

– Мне показалось, что кто—то этажом выше из квартиры вышел.

– Благодарю, Александр.

– Извините, – покраснел мальчик.

– Что?

– А вы вправду найдёте преступника?

– Обязательно, – сказал Орлов, уже выходя из тесной каморки.

Глава двадцатая. Штаб—капитан продолжает поиски

Орлов поднялся этажом выше. Две двери напротив друг друга, на обеих таблички, первая гласила «Иван Иванович Филин», вторая – «Профессор Василий Семёнович Семёнов».

Штабс—капитан нажал на кнопку новомодного электрического звонка, ожидая резкого звука изнутри, но в квартире продолжала стоять тишина. Василий Михайлович нажал ещё раз, с тем же успехом. Только после этого раздался щелчок замка, и на пороге возникла низенькая фигура женщины с лоснящимся, словно намазанным жиром, лицом и не очень довольным видом.

– Что вы трезвоните? – женщина вытирала руки о фартук. – Никого нет.

– А ты кто?

– Кухарка, – теперь на лице женщины появилось удивлённое выражение.

– Вот что, кухарка, я – полицейский и веду следствие, – голос Орлова, хоть и звучал глухо, но с жёсткими нотками, – поэтому мне надо задать тебе несколько вопросов. Кстати у кухарки есть имя?

– Дарья я.

– Позволишь, Дарья, войти?

– Будьте любезны, – женщина ступила в сторону, давая пройти в коридор сыскному агенту, – следуйте за мной, – и провела штабс—капитана на кухню, – нам запрещено заходить в хозяйские комнаты.

– Вот что, Дарья, хозяева давно отъехали?

– С утра.

– Далеко?

– Нет, на лето дом выбирать.

– Так, – штабс—капитан с пониманием кивнул головой, – значит, ты почти, что весь день одна.

– Да.

– Ты сегодня выходила куда—нибудь?

– Нам запрещено.

– Дарья, я же не пойду докладывать господину Семенову, мне правда нужна.

– Выходила, – после некоторого времени, расцепив сжатые до белизны губы, кухарка произнесла, – я к сестре ходила, она далее по улице в услужении.

– Когда уходила или пришла никого из посторонних не встретила?

– Я по лестнице вниз шла, мне на встречу мужчина поднимался.

– Знаешь его?

– Откуда? Но раньше не видела такого, в драном пальто, словно с чужого плеча.

– С чужого?

– Маловато ему оно была, да и на рукавах заплаты притом белыми нитками шитые.

– Может лицо приметила.

– Не очень чтобы, – Дарья снова начала вытирать о фартук и без того чистые руки, – лицо такое, круглое, но щеки впалые, под глазами черные круги, словно он ночью не спал, либо пьянствовал.

– Что—нибудь приметное было? Борода там? Родинки? Шрамы?

– Не, я б сразу испугалась, а борода вроде и тёмная, а вроде и нет. Такая какая—то грязная, да и сам он видно давно не мылся.

– Глаза? Нос? Брови?

– Вот глаз я и не видела, он опустил голову и смотрел в ступеньки, когда я проходила рядом. А шапку я заметила, в старой котиковой и до того потёртой, что проплешины виднелись.

– Ну, хотя бы борода большая?

– Нет, нет, обычная.

– На ногах что надето было? Сапоги? Туфли?

– Кажется, сапоги, да, да, сапоги, я ещё подумала, что как это его наш Савельич в дом пустил.

– Савельич?

– Да дворник наш.

Под описание незнакомца могли подходить почти половина столичных жителей, проживающих за Обводным каналом, Петербургской стороне, Озерках. Бороды носят почти все, в стоптанных грязных сапогах тоже все, пальто? Это не примета. Василий Михайлович остановился на лестнице. Можно поговорить с родными купца, но что от них узнаешь? Если враги у Фуфаева есть так не из голодранцев же? Хотя что в столице не творится, намедни на Охте такого же купца зарезал грузчик за недоплаченный рубль. Надо будет зайти после новой беседы с дворником.