Стали они проходить мимо сосны, под которой задремал притомившийся заяц. И надо же такому случиться, что — не позже, не раньше — сорвалась с ветки сосновая шишка и щелкнула зайца по носу. Перепугался заяц, бросился бежать, но спросонья не заметил идущих по тропинке и ткнулся в ноги бабушке. Вскрикнула бабушка, выронила ведра. Еще больше перепугался заяц, прыгнул что есть сил и сбил с ног внучку. Упала внучка, пролила воду. Покатился заяц кубарем, налетел на курицу. Загремели ведра величиной с чашку, закудахтала хохлатка, забила крыльями. Глядя на это, бросила мышка свои ведерки величиной с наперсток и затаилась под ближайшим лопухом.

А заяц припустил в сторону леса, только его и видели.

«Если б я растерялась, то задрал бы меня этот медведь», — подумала бабушка.

«Если б не моя ловкость, то не спастись бы мне от этого волка», — подумала внучка.

«Только удача спасла меня от хищной лисы», — подумала курица.

«Только находчивость избавила меня от кошачьих когтей», — подумала мышка, выбираясь из-под лопуха.

А заяц забился в густой ельник и долго думал о том, как гоняли его под высокой сосной да на узкой тропе злые охотники, как кричали они, как гремело кругом. «Чудом жив остался», — решил заяц.

МОЛОДЕЦ НЯНЯ

Давно это было. Остался маленький мальчик без отца, без матери. С пятилетнего возраста стал сирота нянчить детей у одного богача. С семи лет пошел в пастухи к другому нойону.

Девять лет пас овец мальчик-сирота. Ни одна овца, ни один ягненок не пропали за это время, а сам мальчик в молодца превратился.

Но однажды поднялся сильный буран. Три дня, три ночи не утихал ветер, а мокрый снег слепил глаза. По той поре разбрелись и потерялись двадцать пять овец. Кинулся парень искать их и не смог найти. В мелком березняке повстречал он седовласого старца с белой березовой тростью.

Старец и спрашивает:

— Почему ты плачешь?

— Как же мне не плакать? — отвечает незадачливый пастух. — С пятилетнего возраста остался я без отца, без матери. С семи лет начал пасти овец у нойона. Девять лет пас и ни одной овцы не загубил, ни одного ягненка не потерял за это время. Но в последний буран пропало двадцать пять овец, и следа их не видно. Такому бедняку, как я, во всю мою жизнь за пропажу не расплатиться.

Пожалел старец парня и говорит:

— Не печалься так сильно, сынок. Двадцать пять заблудших овец пасутся на склоне горы, откуда начинаются две долины. И запомни мой совет: только овцы начнут разбредаться во все стороны, ты крикни им вслед: «Ня-ня!» Тогда они прилягут там, где стояли, и прирастут к земле. А захочешь их поднять, скажи: «Сообор-сообор». Тогда они встанут и пойдут пастись.

Пришел парень к тому месту, откуда начинаются две долины, отыскал двадцать пять пропавших овец, в стадо загнал. Но разбредаются овцы, словно одичали на воле, никакого с ними сладу нет. И тогда вспомнил парень совет старца и крикнул: «Ня-ня!» Вмиг прилегли непослушные овцы там, где их окрик застал. Попробовал парень приподнять их, да не смог — все до единой к земле приросли. Лег пастух под тенистое дерево и заснул крепким сном. Ни одна овца не шевельнулась за то время, пока он спал. А когда парень пробудился и сказал: «Сообор-сообор», — поднялись овцы и стали мирно пастись. Зажил парень припеваючи, забот не зная, не ведая.

Однажды пригнал он стадо в улус. Выходит навстречу хозяин и говорит:

— Наша белолобая овца много жиру, однако, нагуляла. Надо бы ее заколоть да съесть.

Привел парень овцу. И когда хозяин заколол ее, то оказалась она совсем нежирной, словно и не гуляла на весенних да летних пастбищах. Стал богач бранить пастуха:

— Так-то ты пасешь моих овец?! Почему они худеют на летних лугах, на сочных травах?

Услыхала про такое жена богача и от расстройства заболела. Еще пуще рассердился богач, огрел парня кнутом, ногами затопал.

— Беги, — говорит, — приведи шамана-батюшку, пусть вылечит мою дорогую жену.

С превеликим удовольствием отправился шаман к богачу, чтобы крепкой архи попить да мяса свежего поесть. Приходит к богачу, а жена его на постели разметалась, ахает да охает. Стал шаман над больною шаманить, на овечьей лопатке гадать, приговаривать:

— Нужно для лечения три туеса архи, которую из пяти котлов в один перегоняли. Великий бурхан этого требует!

Выставил богач на стол три полных туеса самой крепкой архи, пододвинул шаману полное блюдо дымящегося мяса. Налил шаман в свою пиалу архи из трех туесов, подошел к окну, по старинному обычаю стал разбрызгивать пальцем архи, приговаривая: «Сэк! Сэк!»

А тем временем молодец Ня-ня в сторонке сидит, черный хлеб жует, водой запивает, про себя думает: «Когда я говорю овцам «Ня-ня!», то они к земле прирастают. А не подействуют ли эти слова на шамана и на хозяина с женой?» Только парень так подумал и произнес вслед за этим свое «Ня-ня!», как шаман тотчас же прирос к подоконнику, держа чашу на весу; богач прирос к столу, обняв три туеса архи; жена богача приросла к кровати.

— Батюшка шаман, что с тобой? Почему ты перестал шаманить? — перепугался хозяин.

— Непутевому бурхану побрызгал я, однако, — отвечает шаман. — Или имя бурхана в неурочный час упомянул. В наказание за это прирос я, несчастный, к подоконнику так, что ни рукой, ни ногой пошевелить не могу.

— Батюшка шаман, — кричит с кровати жена богача, — мы пригласили тебя как исцелителя от всех болезней, а ты не иначе как задумал погубить нас?!

— Я ничего не могу поделать, — отвечает шаман. — Но неподалеку отсюда живет премудрый лама. Только он может избавить нас от беды, прочитав свой ном.

Кликнул хозяин парня и говорит:

— Скорее запрягай лучшего коня в изукрашенную резьбой повозку и поезжай за тем ламой.

Поймал молодец Ня-ня в табуне доброго коня, не спеша запряг его в телегу и говорит:

— Так вам всем и надо. С малых лет не слышал я от вас ни одного доброго слова, только брань да попреки.

Приехал парень к ламе.

— Вас приглашает мой хозяин, — говорит.

Как и шаман, обрадовался лама тому, что его ожидают крепкая архи, жирное мясо и нежное масло. А приехав к богачу, очень удивился, увидев шамана, приросшего к подоконнику, хозяина — к столу, а хозяйку — к кровати.

— Великий лама, — взмолился шаман, — я перепутал, однако, имя бурхана, и в наказание за это все мы приросли к тому, чего коснулись. Освободи нас!

Уселся за стол премудрый лама, стал читать большой ном.

А молодец Ня-ня распряг коня, в дом вошел.

— Поставь батюшке ламе крепкой архи да побольше мяса! — кричит парню приросший к столу хозяин.

Завладел молодец Ня-ня хозяйскими ключами и, прежде чем поставить угощение перед ламой, сам попробовал каждое блюдо. «Не век же мне голодным ходить», — думает.

А лама читал, читал свой ном, не удержался, зачерпнул ложкой масло, ко рту поднес.

«Не нравится мне этот жадный лама, — подумал молодец Ня-ня. — Пусть он тоже прирастет к скамейке, на которой сидит, а ложка с маслом пусть ко рту прирастет». Только он так подумал да проговорил «Ня-ня!», как застыл лама с ложкой у рта, глаза от удивления вытаращил.

Стали богач, шаман и лама думать да гадать: кто им поможет? Думали, думали и придумали: «Нужно собрать всех богачей, всех нойонов. Пусть они постараются, вызволят нас из беды».

Улыбнулся про себя молодец Ня-ня и пошел собирать соседних богачей да нойонов. Идет и приговаривает:

— Шаман наш прилип к подоконнику, лама — к скамейке, хозяин — к столу, а жена хозяина — к кровати. Идите скорее к ним, они вашей помощи ждут.

Удивились люди улуса. Пришли на зов богачи и нойоны, принялись отдирать шамана от подоконника, ламу от скамьи, хозяина от стола, а хозяйку от кровати.

Поодиночке тянули — не помогает. Тогда, друг за друга ухватившись, тянуть стали.

«А что, если я всех богачей, всех нойонов друг к другу приращу?» — подумал молодец и проговорил свое «Ня-ня!».