—      Из-за таких, как он, нас, коренных жителей, считают

лодырями. Чего ж тут удивляться, что правительство

привозит к нам гринго, чтобы они засевали землю.

Озлобление, прозвучавшее в словах мужа, неприятно по¬

разило Элену, и она попыталась успокоить Панчо;

169

—      Никто не может назвать лодырем ни тебя, ни даже

Сеферино. Он занимается тем, что ему по нраву. Разве

быть объездчиком или погонщиком скота не значит рабо¬

тать?

Панчо, не слушая ее, высказал то, что давно накипело

у него на сердце:

—      Правительство считает нас лодырями, поэтому оно

хочет отнять у нас землю и отдать ее гринго. Но только я

не позволю, чтобы со мной так поступили!

И, словно давая понять, что он сказал все и больше на

эту тему говорить не желает, Панчо попросил:

—      Дай мне поесть, я поеду в селение отвезти зерно.

Он вошел в ранчо, сел за стол и позавтракал, не про¬

износя ни слова. Потом встал, прицепил к поясу нож и

молча вышел. Маноло, следивший за каждым движением

отца, подбежал к матери и что-то умоляюще зашептал ей

на ухо. Она нерешительно посмотрела на сына. Глаза ре¬

бенка все еще светились весельем, вызванным приездом

Сеферино, и ей было бы очень больно, если бы ей самой

пришлось погасить его, отказав мальчику в просьбе. Она

взяла Маноло за руку, подвела к телеге и сказала мужу:

—      Панчо, почему бы тебе не взять с собой Маноло?

Ну, что тебе стоит? Доставь ему удовольствие!

Панчо, уже сидевший на козлах, посмотрел на сына и,

поняв, как ему хочется, чтобы он согласился, ответил:

—      Ладно, пусть влезает.

Он помог ему взобраться на мешки с зерном и тронул

лошадей.

С высоты груженой телеги перед Маноло открылась

необычная панорама. Он увидел, что дорожная колея

тянется без конца, и вдруг понял, как огромна равнина.

Даже лошади, запряженные в телегу, теперь, когда он

смотрел на них сверху, казались не такими, как раньше,

словно превратились в каких-то других животных с под¬

вижными удлиненными телами и острыми спинами. Пора¬

женный своим открытием, он сидел тихо, не раскрывая рта.

Отец тоже не нарушал молчания, и лицо его хранило серь¬

езное, озабоченное выражение. Они медленно ехали, время

от времени минуя изгороди, загоны для скота и виднев¬

шиеся вдали редкие хуторки. Мальчик все подмечал, не

упуская ни одной подробности, словно перед ним развер¬

тывалось какое-то удивительное зрелище. Следил он и за

отцом, правившим упряжкой: когда надо, отец дергал вож¬

170

жи, чтобы объехать впадину, когда надо, взмахивал кну¬

том. Его так и подмывало щелкнуть языком или крикнуть,

чтобы подогнать лошадей, но он не отваживался на это,

видя, как серьезен отец. Панчо, не оборачиваясь, сидел на

облучке, его взгляд был устремлен на дорогу, терявшуюся

вдали. Маноло даже не решался задать ему хоть один

из тех вопросов, с которыми он постоянно приставал к

матери.

Однообразный пейзаж и молчание отца уже начали

утомлять Маноло, как вдруг он оживился, увидев всадни¬

ка, ехавшего им навстречу.

—      Добрый день, дон Панчо!—поздоровался тот, порав¬

нявшись с ними, и, придержав лошадь, спросил, чтобы за¬

вязать разговор: — Везете зерно на продажу?

—      Ага.

—      Хороший у вас нынче урожай?

—      Урожай неплохой, — неохотно ответил Панчо, — да

только платят мало, еле вернешь то, что потратил.

Всадник мрачно покачал головой.

—      Вечная история... Не стоит и сеять. К чему?..

Этот вывод возмутил Панчо.

—      Как к чему? Все равно надо работать! Хуже будет,

если все опять зарастет бурьяном.

Гаучо, не убежденный возражением Панчо, пожал пле¬

чами и поехал дальше, вскоре скрывшись из виду.

Подъезжая к селению, Панчо сразу заметил, что про¬

исходит что-то необычное. Можно было подумать, что он

привез зерно не в будний день, а в воскресенье. Женщины

были нарядно одеты, а по улицам селения слонялись сол¬

даты в парадной форме. Сворачивая в корраль у лавки

Риоса, местного скупщика зерна, он обратил внимание на

большое скопление повозок и множество лошадей, стрено¬

женных или привязанных к частоколу. На расчищенной

площадке группа крестьян играла в бабки. Раздумывая

над тем, что все это значит, Панчо вошел в лавку и на¬

правился к хозяину, который сбился с ног, обслуживая

покупателей.

—      Добрый день, дон Риос, я привез вам зерно.

Торговец недовольно поморщился.

—      Вот уж некстати, дон Панчо.

—      Почему? Насколько я знаю, сегодня не праздник.

Дон Риос засмеялся, но не потому, что его позабавило

171

недоумение, Панчо — просто его хозяйское сердце радова¬

лось: лавка была полна народу.

—      Вы отстали от жизни. Мертвый Гуанако в честь по¬

койного генерала переименовали в Вильялобос. Чтобы

как следует отпраздновать это событие, сюда привезли

батальон солдат с оркестром и устроили скачки, гулянье

и игры.

Панчо сейчас мало интересовали празднества и гораздо

больше — зерно, которое он привез.

—      Ну, что ж, делать нечего,— сказал он,— значит, мне

придется уехать несолоно хлебавши.

Но Риос, которому вовсе не хотелось, чтобы Панчо

увез зерно обратно, нашел выход из положения:

—      Ладно, подъезжайте к бунтам. Я скажу, чтобы вам

помогли сгрузить мешки.

В самом деле, немного погодя вышел какой-то парень.

Пока они сгружали мешки, Маноло слонялся по двору.

Сначала он не отходил далеко от подводы, но потом, при¬

влеченный шумом голосов, подошел к игравшим в бабки.

Мальчик, затаив дыхание, следил за игроком, который,

стоя на краю площадки, быстрыми короткими движениями

подкидывал на ладони битку, как бы взвешивая ее, пока

зрители заключали пари и рассчитывались за прош¬

лый кон. Наконец игрок бросил битку; описав в воздухе

дугу, она попала в гнездо, раскидав бабки. Раздался

чей-то крик:

—      Забил!

Разгрузив подводу, Панчо заметил отсутствие сына и

огляделся по сторонам, но Маноло нигде не было видно.

Это его раздосадовало, потому что ему хотелось поскорее

вернуться домой. Решив, что Маноло затерялся в толпе

крестьян, Панчо свистнул на свой особый манер. Тут он

заметил, что какой-то человек с пончо, перекинутым через

плечо, по-видимому нездешний, пристально смотрит на

него. Лицо этого человека показалось Панчо знакомым, но

прежде всего ему бросился в глаза отталкивающий шрам

на щеке гаучо. Тот было приветливо улыбнулся, но улыб¬

ка погасла, когда он заметил, что Панчо не отводит

взгляда от его щеки. Он отвернулся, сделав вид, что заин¬

тересовался игрой, но на самом деле — чтобы скрыть ру¬

бец, словно он был позорным клеймом. Его поведение по¬

казалось Панчо странным, он напряг память, пытаясь

вспомнить, где видел этого человека.

172

—      Выиграл!—закричали на площадке.

Крестьяне столпились вокруг бабок, проверяя счет.

Панчо, забыв о гаучо, воспользовался воцарившейся на ми¬

нуту тишиной и снова свистнул. На этот раз Маноло услы¬

шал его свист и, вздрогнув, попытался выбраться из тол¬

пы, но застрял, наткнувшись на стену тесно сгрудившихся

зрителей. В это время вокруг послышались негодующие

возгласы. Тогда один из игроков наступил ногой на битку

и, выхватив нож, вызывающе крикнул:

—      А я говорю, упала жохом, значит, все мои!.. И нече¬

го больше разговаривать!

И развязно, как человек, который знает, что его боят¬

ся, если не потому, что он храбр, то потому, что ему по¬

кровительствует влиятельное лицо, он носком сапога пе¬