лать то же, что колонисты.

—      То же, что колонисты?.. Что ты хочешь сказать?

И, как человек, который уже все обдумал и взвесил,

Панчо твердо ответил:

—      Пахать.

Сория подскочил как ужаленный, кровь бросилась ему

в лицо.

—      Ковырять плугом поле?.. Этому не бывать, пока я

жив!.. Запомни раз и навсегда!

Панчо спокойно выдержал эту вспышку ярости и, по¬

жав плечами, невозмутимо сказал:

—      Вы Здесь хозяин. Раз вы не хотите, значит, не о

чем и говорить.

Дон Ахенор понял, что Панчо не спорит с ним только

потому, что признает его отцовскую власть. С недавних

пор он стал замечать в сыне самостоятельность, о которой

раньше не подозревал. Больше того: если в открытом ве¬

селом взгляде Сеферино он читал все его помыслы, то по

глазам Панчо догадывался лишь о его упорном нежела¬

нии раскрывать перед другими душу. Сорию так и под¬

70

мывало обрушиться на Панчо, чтобы дать выход раздра¬

жению, которое вызывал у него замкнутый и упрямый

характер сына. Но он был слишком самолюбив, чтобы

ограничиться этим. Сознавая свою ответственность за

тяжелое положение, в котором оказалась семья, он пода¬

вил досаду и приказал Панчо:

—      Оседлай мне Лысого и собери табун... Поеду в

селение!—И, помолчав, сказал Марселине: — Кума,

сегодня к ночи у вас будет хлеб, мука, вино и ситец на

платье.

Панчо знал, что отец, как всегда, привезет из селения

все обещанное, но оставит там часть табуна.

Он оседлал Лысого, пригнал табун и обвел прощаль¬

ным взглядом животных, судьба которых теперь зависе¬

ла от покупателей. Он вырос вместе с ними, знал повадки

каждого из них, и ему было жаль расстаться с любым,

будь то ласковый и доверчивый чалый, воровавший

хлеб из кухни, просовывая голову в окно; неутомимый

гнедой, покрывавший лигу за лигой ровной, размеренной

рысью; быстрый, как ветер, каурый, необгонимый на ко¬

ротких расстояниях; норовистый и горячий рыжий; бу¬

ланый, и без поводьев угадывавший желания всадника;

саврасая кобыла, матка табуна, или ее жеребенок, игрун

со звездочкой на лбу, которого Панчо только что начал

терпеливо приручать — ласково похлопывал по холке, учил

узнавать свой свист и время от времени баловал кусочком

хлеба. Этот жеребенок приглянулся Панчо, и он хотел

взять его себе — добрый вышел бы конь. Но все зависе¬

ло от отца: как он решит, так тому и быть.

Отец, собравшись в дорогу, вышел во двор.

—      Если хотите, я поеду с вами,— предложил Панчо.

—      Не надо,— хмуро ответил Сория и даже не дал сы¬

ну помочь ему взобраться на лошадь.

Усевшись в седло, он оглядел табун и сказал:

—      Уведи в загон саврасую с жеребенком, я ее остав¬

ляю.

Не заметив радости Панчо, он тронул остальных ло¬

шадей и молча, с суровым лицом пустился в путь под па¬

лящим солнцем, как раз в тот час, когда обычно он от¬

дыхал после обеда в тени деревьев.

Два дня был в отлучке Сория. Наконец Панчо увидел

на дороге облако пыли. Убедившись, что это возвра¬

71

щается отец, он кликнул Марселину. Та вышла, недо¬

вольно ворча:

—      Ему давно пора бы вернуться, только не понимаю,

почему он выехал из селения в такую жару. Видно, нра¬

вится печься на солнце.

Прищурившись, она всмотрелась в табун и сказала:

—      По-моему, он гонит обратно всех лошадей.

Табун, почуяв дом, ускорил шаг, оставив Сорию позади.

—      Без продуктов едет,— угрюмо проговорила женщи¬

на.— Не понимаю, что он делал в селении.

Панчо с удивлением смотрел на отца, который, уро¬

нив голову и расслабленно покачиваясь в седле, ехал на

Лысом, отпустив поводья. Только во дворе Сория открыл

воспаленные глаза и хрипло сказал:

—      Плохо дело: из-за засухи никто не хочет покупать

лошадей.

Не дожидаясь, чтобы сын его поддержал, он слез с

лошади, но, ступив на землю, пошатнулся, словно у него

подкашивались ноги.

—      Видать, побывали в кабаке, — набросилась на него

Марселина.

—      Какое там в кабаке... Трактирщика унесла оспа.

—      Оспа?—воскликнула Марселина, потрясенная этим

известием.

Она не хуже Сории знала, как заразна эта страшная

болезнь. Когда она скиталась с армией, ей не раз прихо¬

дилось видеть, как оспа уничтожает целые племена, и при¬

сутствовать при беспощадной дезинфекции огнем, кото¬

рой подвергали войска полные трупов индейские стано¬

вища. Иногда и эта мера оказывалась безрезультатной

или запоздалой и эпидемия вспыхивала в полку, причи¬

няя больше потерь, чем самый опустошительный набег.

—      Да, черная оспа,— патетически подтвердил дон

Ахенор.— Говорят, индейцы мрут как мухи — чего не

доделали солдаты, то доканчивает оспа!.. Ну что ж, уми¬

рать, так умирать.

Он отер пот со лба шейным платком, облизнул запек¬

шиеся губы и спросил:

—      Чего бы выпить?

—      Мате еще есть. Хотите чашку? — предложила Мар¬

селина.

—      Что же, все лучше, чем ничего, а в такую жару ма¬

те в самый раз,— согласился Сория.

72

Он устало опустился на лавку под навесом. Потом,

словно только что заметил сына, приказал ему:

—      Напои лошадей: они совсем измучились.

Панчо привез все на том же Лысом несколько ведер

грязной воды из колодца и наполнил ею корыта. Лоша¬

ди, скучившись, принялись жадно пить.

Получив первую чашку мате, Сория, все еще красный

от прилива крови, так и припал к бомбилье *. Потом ска¬

зал:

—      Знаете, кума, в селении почти нет воды и люди

пьют всякую дрянь. Вчера я умирал от жажды, и мне ни¬

кто не хотел дать напиться — вот до чего дело дошло.

Спасибо, встретил Клотильду, ту, что служит в кожев¬

не, она раздобыла кувшин воды.

—      Н-да,— протянула Марселина, опять уходя приго¬

товить мате.

Она не сразу вернулась, нарочно помешкав, чтобы Со¬

рия забыл, о чем шла речь, и переменил тему. Но он за¬

говорил о том же:

—      Она так печалилась...

—      Горюет, что Сеферино не едет?—ехидно вставила

Марселина.

Дон Ахенор с недоумением посмотрел на нее.

—      При чем тут Сеферино?

—      Так вы же сказали, что девчонка печалится?

—      Да, но это из-за хозяина: он тоже заразился ос¬

пой,— сказал Сория и, не обращая внимания на подошед¬

шего сына, добавил:—Она говорит, что ее хозяин — са¬

мый настоящий креол... Понимаешь, кума? Оспа берет и

индейцев и нас, исконных жителей, но только не чужа¬

ков. Видно, над ними бог, а над нами — Мандинга!

Глаза у него лихорадочно блестели. Он опять облизнул

запекшиеся губы.

—      Принесите мне еще мате: меня до того напекло, что

никак прийти в себя не могу. Такая жара!

Он так жадно всасывал напиток, что жидкость булька¬

ла в бомбилье.

—      Почему бы вам не прилечь на часок? — сказала

Марселина.— У вас жар. Хотите я положу вам на голо¬

ву мокрую тряпку? Сразу полегчает.

—      Хорошо,— согласился дон Ахенор.

Бомбилья — тонкая тростниковая трубка для питья мате.

73

Он лег на раскладную кровать в те ни деревьев. Мар-

селина положила ему на лоб мокрую тряпку. Он вздохнул

с облегчением и тут же заснул.

Тишину сьесты нарушил лай сцепившихся собак. Пан-

чо бросился к ним с плеткой в руке и, рассыпая удары

направо и налево, заставил их замолчать. В последнее

время собаки часто дрались из-за какой-нибудь кости

или объедков. Они привыкли добывать себе пищу, охо¬

тясь в поле за дичью, и теперь голодали, потому что за¬

суха уничтожила все живое. Отведав плетки, они пере¬