После бракосочетания Марии Стюарт, племянницы Карла II, с Вильгельмом Оранским (ноябрь 1677 г.), развитие Нимвегенских переговоров приняло опасный оборот. Англия, которая играла в них вначале роль арбитра, могла теперь стать одновременно судьей и заинтересованной стороной. 10 января 1678 года статхаудер добился подписания англо-голландского союзного договора. Англия могла открыто присоединиться к вражеской коалиции. Людовик XIV с помощью Лувуа находит тогда единственно верный шаг для предотвращения этой опасности: король Франции принимает решение продемонстрировать свою мощь, чтобы помешать Карлу II поддаться оранжистскому экстремизму, и одновременно сдерживает свое наступление, чтобы не вызвать к себе ненависти амстердамских буржуа и не слишком разозлить «народную» партию Лондона. Людовик XIV успокаивает морские державы, отдав приказ, сразу же после подписания договора в январе, вывести свои войска из Мессины. Одновременно он приводит в движение стотысячное войско, о точном назначении которого страны, участвующие в коалиции, ничего не будут знать в течение двух или трех недель.
В то время как неприятель расположился на зимних квартирах, Людовик 7 февраля покидает Сен-Жермен «со всем своим двором». Король проводит два дня в Сезанне (провинция Бри), а затем въезжает в Витри-ле-Франсуа, где его встречают очень торжественно. «Жители демонстрируют ему свою любовь, — пишет Жан Расин, — устраивают фейерверк, выставляют разноцветные фонарики на всех окнах». Отсюда Людовик XIV направляется в Сермез, «гадкое местечко. Кресло короля едва помещается в его комнате». До Сермеза ехали по общей дороге, ведущей в Мец и в Нанси. Из Сермеза он едет в сторону Коммерси, как если бы он собирался ехать в Мец. В Коммерси, чтобы сбить с толку шпионов, «среди двора распускается слух, будто отсюда все возвращаются в Париж». На самом деле двор продолжает двигаться в сторону Туля. «В городе Туль король и двор проводят один день. Монарх объезжает город, осматривает укрепления и приказывает соорудить два бастиона со стороны реки». Можно было подумать, что Людовик будет продолжать двигаться на восток, в сторону Нанси, находящегося в шести лье отсюда; вместо этого он берет курс на север и приезжает в Мец 22-го.
«Жители Меца встречают короля с большим энтузиазмом». Его Величество, тайно вызвавший маршала де Креки, посылает его в сторону Тионвиля, показывая этим, что вроде бы и сам собирается туда поехать. В лагере противника начинается паника. «Неприятель, встревоженный передвижениями короля, находится в состоянии постоянной тревоги. Немцы, которые только что перешли на зимние квартиры, вынуждены их покинуть, чтобы вновь объединиться в войско. Город Страсбург предлагает послать депутатов; жители Трира уже заранее видят свой город разграбленным; Люксембург не сомневается, что его ждет осада». Но после двухдневного пребывания в Меце король внезапно поворачивает на запад и снова встречается в Вердене с Месье, «лежащим с высокой температурой». Он распускает слух, что едет осаждать Намюр. И действительно, он направляется в сторону этого города, но не едет далее маленькой крепости Стене.
Людовик XIV быстро передвигается, и это ставит в тупик губернатора Испанских Нидерландов. «Он наблюдает за передвижениями французских войск; видит, что у французов по всей территории Фландрии до Рейна много оружейных складов; губернатор не знает, какой форт оставить, а какой защищать: обеспечивая защиту одного форта, он ослабляет позицию двадцати других. Он наконец принимает решение сделать то, что, как ему кажется, не терпит отлагательств: собирает все войска, которыми располагал во Фландрии, и перебрасывает их в города провинции Эно и герцогства Люксембургского». Это была первая серьезная ошибка неприятеля, но вскоре он совершает и вторую: он оголяет Гент, чтобы укрепить Ипр, к которому приближается маршал д'Юмьер. Вот тогда-то шестьдесят тысяч французов, «нахлынувшие с разных сторон», окружают Гент, и вот сам король возглавляет это войско. Для испанцев это была полная неожиданность: разве Людовик XIV не был только что в Лотарингии и разве не он собирался двинуть войска на Намюр или Люксембург? Чудо операции заключалось в секретности и в быстроте исполнения. Оставив королеву в Стене, король верхом поскакал в сторону Фландрии, преодолел больше шестидесяти лье за три дня, обедал «под навесом» и пил «очень плохое вино»; в Обиньи (плохоньком селе) провел ночь на ферме; а в Сент-Аманде почувствовал такую усталость, «что с трудом нашел в себе силы встать и подняться в свою комнату». Около Валансьенна, переполненный чувствами, король сказал своему поэту-историографу Расину, что любовался панорамой семи городов, которые теперь принадлежали ему: «Вы увидите Турне, этот город стоит того, чтобы я постарался его удержать». В этот момент король узнал, что Гент, почти никем не защищенный, окружен его войсками.
Людовик XIV подоспел 4 марта в одиннадцать часов к стенам Гента, блокированного маршалом д'Юмьером. На следующий же день французы вырыли траншею, и 9-го город сдался, а 12-го капитулировала крепость. Старый губернатор дом Франсиско де Пардо, стоящий во главе гарнизона, сокращенного до предела и почти лишенного продовольствия, не мог дольше сопротивляться численно превосходящему противнику, располагающему свежими силами, хорошо обмундированному и находящемуся под командованием короля и маршалов д'Юмьера, де Лоржа, де Шомберга и герцога Люксембургского. Напрасно дон Франсиско де Пардо открывал шлюзы, намереваясь нарушить связь между армиями неприятеля. Оказавшись в безвыходном положении, он решил сдать крепость и произнес всего лишь несколько слов: «Я пришел сдать Гент Вашему Величеству; мне больше нечего к этому добавить». Победитель немедленно после этого приказал де Лоржу двинуть армию в сторону Брюгге, а сам с герцогом Люксембургским повел войска к Ипру, ключевому оборонительному сооружению во Фландрии: 25 марта Ипр и его цитадель капитулировали одновременно.
Сражения сами по себе — как это часто бывает в осадных войнах — происходили между очень неравными силами, что снижает заслуги французских войск. Но замысел и выполнение военной операции Людовиком XIV, Лувуа и маршалами короля были вполне достойны покойного де Тюренна.
Теперь Людовик XIV показывает, как он способен воздержаться от соблазна испытывать судьбу: он останавливает продвижение в сторону Остенде и Брюгге, то есть в сторону Соединенных Провинций. 31 марта он в Амьене, 4 апреля — в Муши. Его зимняя кампания окончена. Пусть англичане думают, как им дальше себя вести; пусть голландские буржуа становятся в оппозицию к своему статхаудеру; пусть Англия и Соединенные Провинции ссорятся. Взятие Гента и падение Ипра сыграли определяющую роль при подписании Нимвегенского мира. И теперь, глядя в прошлое, по истечении большого количества времени, нам уже представляются не такими чрезмерными цветистые похвалы Бюсси-Рабютена (он явно рассчитывал на черный кабинет, то есть на секретный отдел полиции, ведающий перлюстрацией, чтобы быть прочитанным, произвести хорошее впечатление и снискать королевскую милость). «Вы меня спрашиваете, мадам, — пишет он маркизе де Севинье, — что я думаю о взятии Гента. Я уж не знаю, что и говорить; мои способности расточать похвалы иссякли. Я хотел бы сказать королю то, что Вуатюр говорил герцогу де Конде: «Если бы вы хоть раз соизволили снять какую-нибудь осаду, мы, ваши поклонники, смогли бы немного передохнуть и прийти в себя, так как это внесло бы некоторое разнообразие в ход событий»{96}.
Тот же граф де Бюсси в 1677 году проанализировал стратегические и тактические таланты монарха и как бы предсказал ход великолепной кампании 1678 года: «Король восхитителен в своих завоеваниях, его генералы не должны приписывать себе больше заслуг, чем они этого заслуживают. Король ими руководит, отдавая приказы, когда он в армии и когда его там нет; и правильные действия монарха, в сочетании с его удачей, приводят к успешному завершению всех его начинаний». Именно так все и произошло при взятии Гента. Осадная война часто была полной противоположностью войне маневренной. Гениальность проведения операции состояла в том, что королевские войска стали применять внезапные и быстрые атаки при ведении позиционной войны, господствующей в то время. «В XVII и в XVIII веках, — напишет Клаузевиц, — когда осада была ключевым моментом войны, внезапное окружение укрепленного города являлось часто целью и составляло специальную и важную главу военного искусства; и даже тогда такое неожиданное окружение удавалось успешно провести сравнительно редко»{159}.