Но социалистические партии Европы были не меньше преданы идеям интервенционизма, чем Sozialpolitik кайзеровской Германии или американский "Новый курс". [427] Именно эту политику атаковали Жорж Сорель и синдикалисты. [428] Сорель, застенчивый интеллектуал из буржуазной семьи, обличал "вырождение" социалистических партий, виной чему он считал проникновение в них буржуазных интеллигентов. Он мечтал о возрождении традиционного для масс духа безжалостной агрессии, об очищении его от сдерживающего влияния интеллектуальных трусов. Для Сореля имел значение только бунт. Он призывал к прямому действию, т. е. к саботажу и общей стачке как начальным шагам к последней Великой революции.

Сорель имел успех большей частью у снобистских и праздных интеллектуалов и не менее снобистских и праздных наследников богатых предпринимателей. Он не оказал заметного воздействия на массы. Для марксистских партий его страстная критика была не более чем досадной помехой. Его историческая роль определяется большей частью воздействием его идей на эволюцию русского большевизма и итальянского фашизма.

Чтобы понять ментальность большевизма, следует вернуться еще раз к догмам Карла Маркса. Маркс был совершенно убежден, что капитализм является стадией всеобщей экономической истории, которая не ограничена только несколькими развитыми странами. Капитализм нацелен на обращение всех частей мира в капиталистические страны. Буржуазия принуждает все страны превратиться в капиталистические. Когда пробьет последний час капитализма, весь мир однообразно будет находиться на стадии зрелого капитализма, созревший для перехода к социализму. Социализм возникнет одновременно во всех частях мира.

Это утверждение Маркса оказалось ошибочным ничуть не менее чем все остальные его утверждения. Нынче даже марксисты не могут отрицать и не отрицают, что черты капитализма в разных странах поразительно разнообразны. Они осознают, что многие страны с точки зрения Марксового понимания истории должны быть описаны как докапиталистические. В этих странах буржуазия еще не занимает господствующих позиций и еще не утвердила ту историческую стадию капитализма, которая является необходимой предпосылкой появления социализма. Этим странам надлежит еще завершить "буржуазные революции", а затем пройти все стадии капитализма, прежде чем можно будет поставить вопрос об их превращении в социалистические страны. Единственная политика, которую марксисты могут одобрить по отношению к таким странам, -- это безусловная поддержка буржуазии, во-первых, в ее стремлении к власти, а во-вторых, в ее капиталистических начинаниях. В течение долгого времени марксистская партия может не иметь других задач, кроме как быть подручной буржуазного либерализма. Только эту миссию последовательный исторический материализм мог предписать русским марксистам. Им следовало бы тихохонько ждать, пока капитализм не подготовит страну к приятию социализма.

Но русские марксисты не желали ждать. Они обратились к новой модификации марксизма, согласно которой нации могут перескакивать через стадии исторической эволюции. Они закрыли глаза на тот факт, что эта новая доктрина была не модификацией марксизма, а скорее отрицанием всего того, что еще от него оставалось. Это был нескрываемый возврат к домарксистским и антимарксистским социалистическим учениям, согласно которым человечество вольно утвердить социализм в любое время, как только сочтет, что эта система благоприятней капитализма. Тем самым был практически взорван весь мистицизм, присущий диалектическому материализму и Марксовым непреложным законам экономической эволюции человечества.

Освободившись от марксистского детерминизма, русские марксисты получили возможность выбрать наиболее подходящую тактику для построения социализма в своей стране. Их больше не беспокоили экономические проблемы. Они отбросили заботу о том, пришло ли время или нет. Перед ними осталась лишь одна задача -- захватить власть.

Одна группа утверждала, что устойчивый успех возможен только при массовой поддержке, хотя завоевывать большинство и не обязательно. Другая группа не одобрила такой длительной процедуры. Они предлагали решить дело смелым натиском. Малую группу фанатиков нужно организовать как авангард революции. Строгая дисциплина и безусловное подчинение вождю сделают эту группу пригодной для внезапной атаки. Они опрокинут царское правительство, а затем станут править страной традиционными методами царской полиции.

Имена этих двух групп -- меньшевики и большевики -- были даны по результатам голосования в 1903 г. при обсуждении тактических вопросов. Отношение к тактическим приемам было единственным различием между двумя группами. Обе они были согласны относительно конечной цели -- социализма.

Обе секты пытались оправдать свои подходы обильным цитированием писаний Маркса и Энгельса. Это, конечно, марксистский обычай. И каждая секта находила в этих священных книгах высказывания, подтверждающие ее собственные позиции.

Ленин, глава большевиков, знал своих соотечественников куда лучше, чем его противники и их вождь Плеханов. В отличие от Плеханова он не стал ошибочно приписывать русским качества западных народов. Он помнил, как дважды иностранки просто захватывали престол и затем спокойно царили до конца дней своих. [429] Он хорошо осознавал, что террористические методы царской тайной полиции весьма успешны и верил, что способен существенно улучшить эти методы. Он был безжалостным диктатором и знал, что у русских не хватит мужества сопротивляться силе. Подобно Кромвелю, Робеспьеру и Наполеону он был честолюбивым узурпатором и совершено верил в отсутствие революционного духа у большинства населения. [430] Династия Романовых была обречена из-за слабоволия незадачливого Николая II. Социалистический законник Керенский проиграл из-за приверженности принципам парламентаризма. Ленин преуспел, потому что никогда не стремился ни к чему, кроме личной диктатуры. А русские томились по диктатору -- наследнику Ивана Грозного.

Вовсе не революционное восстание прервало правление Николая II. Оно испустило дух на полях сражений. С наставшим безвластием Керенский не смог совладать. Уличные волнения в Санкт-Петербурге смели Керенского. [431] Спустя недолгое время наступило 18-е брюмера Ленина. [432] Несмотря на большевистский террор, в Учредительном собрании, избранном на основе всеобщего прямого голосования, большевиков было не более 20 процентов. [433] Ленин силой оружия разогнал Учредительное собрание. Краткосрочная либеральная интерлюдия закончилась. Из рук неспособных Романовых Россия перешла под власть настоящих авторитаристов.

Ленину было мало завоевания России. Он был вполне убежден, что ему суждено принести благодать социализма не только России, но и всем другим народам. Официальное название, которое он выбрал для своего правления, -- Союз Советских Социалистических Республик -- не содержало никаких намеков на Россию. Оно было создано как зародыш мирового правительства. Предполагалось, что все иностранные товарищи обязаны повиноваться этому правительству, а вся иностранная буржуазия в случае сопротивления виновна в измене и подлежит казни. Ленин ни в малейшей степени не сомневался, что все страны Запада -- на грани великой последней революции. Он со дня на день ожидал ее.

По мнению Ленина, только одна группа в Европе могла -- хотя и без надежды на победу -- попытаться предотвратить революционный взрыв: развращенные интеллигенты, захватившие руководство социалистическими партиями. Ленин издавна ненавидел этих людей за приверженность парламентским процедурам и за то, что они стояли на пути его диктаторских поползновений. Он ненавидел их, поскольку только на них взваливал вину за то, что социалистические партии поддержали военные усилия своих стран. Уже во времена швейцарской эмиграции, которая закончилась в 1917 г., Ленин начал раскалывать социалистические партии Европы. Теперь он основал новый. Третий Интернационал, который им контролировался столь же своевластно, как и большевистская партия. Для этой новой партии Ленин выбрал имя коммунистическая партия. Коммунистам предстояло сокрушить социалистические партии Европы, этих "социал-предателей", и тем самым подготовить немедленное уничтожение буржуазии и захват власти вооруженными рабочими. Ленин не делал различия между социализмом и коммунизмом как социальными системами. Его целью не был коммунизм как противоположность социализма. Официальное имя страны было Союз Советских Социалистических (не коммунистических) Республик. В этом плане он не собирался менять традиционную терминологию, в которой оба термина были синонимами. Он назвал своих последователей, единственных искренних и надежных защитников революционных принципов ортодоксального марксизма, коммунистами, а их тактику коммунистической, дабы отличить их от "вероломных выкормышей капиталистических эксплуататоров", продажных лидеров социал-демократии вроде Каутского и Альбера Тома. [434] Эти предатели, подчеркивал он, стремились к сохранению капитализма. Они не были истинными социалистами. Единственными подлинными марксистами оказались те, кто отверг имя социалистов, ставшее навеки позорным.