На вокзале Морис окончательно уверился в том, что Сильвестр неравнодушен к Джулии. О чем же, если не об этом, говорило то, что, заметив пробиравшегося сквозь толпу Мориса, Сильвестр преградил ему дорогу, а увидев, что тот споткнулся и упал, не предпринял ничего, чтобы помочь. Потеряв девушку из виду и, очевидно, решив, что ее уже не найти, Сильвестр прошествовал к остановке такси, не заметив, что Морис оказался рядом, когда он говорил шоферу свой адрес.

После этого Морис вернулся на вонзал, где подкрепился кружкой пива, перед тем как пойти потрепаться со старыми приятелями-полицейскими и кое с нем из вокзальных служащих. Пока он пил пиво, он, поразмыслив, решил не связываться с полицией, а расспросить своих бывших знакомых — работников вокзала. Однако его ждало разочарование: те, кто мог быть ему полезным, перешли на другую работу, а двое оставшихся на своих местах отнюдь не горели желанием помочь. Правда, они согласились назвать ему имя девушки, тем более что он уже его знал, и подтвердили, что за остановку поезда ее могут привлечь к ответственности и если нарушительницу будут судить, то суд может приговорить ее к штрафу.

— Конечно, может обойтись и без суда, — сказал тот, которого звали Бейтс. — В наши дни многие дела решаются по почте.

Бейтс занимал теперь значительно более высокий пост, чем раньше, и поглядывал на Мориса без особой теплоты в глазах.

— А зачем тебе понадобились эти сведения? — спросил он, но прежде чем Морис придумал, как ответить, коллега Бейтса — по имени Смит — высказал предположение, что поскольку поезд почти не задержался и если никто из пассажиров не обратится с жалобой, то на весь этот инцидент посмотрят сквозь пальцы. К тому же следует учесть, что сам по себе факт остановки поезда ради спасения какой-то овцы настолько смехотворен…

— Ты случайно не из тех, кто пописывает в газетках? — спросил тот, которого звали Бейтс. — Потому что, если…

Вспомнив, в каких отношениях они были раньше с Бейтсом, который, кстати, ничем не был ему обязан, Морис поспешил откреститься от газетчиков и скромно заметил, что он „всего лишь хотел узнать адрес этой леди“.

— Так ты не туда обратился, — свредничал Бейтс. — Мы совсем не обязаны сообщать адреса леди каждому, кто их попросит. — Наслаждаясь ситуацией, Бейтс добавил: — Ну а теперь, если у тебя нет больше ничего такого, в чем мы могли бы тебе помочь, то у нас самих есть другие, и более срочные, дела.

— Как, например? — сдерзил Морис, понимая, что ему теперь все равно уже нечего терять.

— Как, например, бомбы, подбрасываемые Ирландской республиканской армией. Кстати, у тебя вроде были в свое время какие-то связи с ирландцами? Ты все еще поддерживаешь контакты со своими замшелыми дядями? Это могло бы представить для нас интерес.

Перетрусив, Морис заявил, что у него нет никаких родственников-ирландцев и что он вообще ничего знать не знает об этой стране.

— Послушайте, — запаниковал он, — единственное, что мне было нужно, это всего лишь…

— Адресок птички, — закончил за него Бейтс.

— Так вы мне его дадите?

— А разве мы его не дали? — удивился Смит и взял со стола папку с бумагами.

— Ну, тогда… — начал было Бейтс.

— Тогда до свидания, — в сердцах сказал Морис Бенсон и со словами „ну спасибо, ну удружили!“ выскочил из кабинета. Он слышал, как Смит рассмеялся, а Бейтс спросил:

— Так что ему, собственно говоря, было нужно?

— Я и сам не понял, — ответил Смит. — Вообще, насколько мне известно, он интересуется теми птичками, которые чирикают.

Успокаивая себя в вокзальном буфете второй кружкой пива, Морис подумал, что у него по крайней мере имеются лондонский адрес Сильвестра и название станции, на которой Джулия Пайпер села в поезд. Чего спешить? У него масса времени. А не податься ли в те края? Пожалуй, неплохо будет покрутиться в этом Тивертон Паркуэе!

ГЛАВА 5

Джулия Пайпер пришла с вокзала домой пешком. Поворошив горку писем и рекламных проспектов, выпавших из почтового ящика за время ее отсутствия на предыдущей неделе, она не стала их подбирать, а поднялась сразу на последний этаж, где они с Жилем снимали квартиру все эти годы, после того как поженились. Пошарив в сумочке, она нашла ключ, отперла дверь, вошла и, не снимая пальто, повалилась лицом вниз на диван, стоявший в гостиной и служивший ей иногда кроватью. Шляпа слетела с ее головы. Она лежала неподвижно, совершенно изможденная.

В квартиры на нижних этажах пришли с работы люди. Они включали телевизоры, готовили ужин, громко разговаривали, хлопали дверьми, наполняли водой ванны и с приходом ночи укладывались спать под приглушенный гул огромного города, ровное звучание которого нарушалось изредка визгом полицейских сирен да отдаленными гудками покрикивающих на реке буксиров. В полусознательном состоянии, одинаково близком и к забытью, и к бодрствованию, Джулия сбросила туфли, потерев одну ногу о другую.

Ранним утром ее разбудил шум хлещущего в окно дождя. Она с трудом поднялась, сняла пальто и подошла к окну. Сильный ветер швырял косые струи дождя в реку, в которую мгновенно превратилась улица. Похоже было на то, будто миллион рыбаков ловили форель в заводях, образовавшихся между припаркованными машинами, чьи горбатые крыши напоминали речные склады. Так она и сказала однажды своему ребенку, держа его на руках, тепло укутанного в банное полотенце после купания в ванне, и прижимаясь носом к его все еще влажной от мыльной воды шее.

— Посмотри, дорогой, — сказала она тогда. — Видишь, внизу течет река. Если мы очень постараемся, то, может быть, увидим там рыбку.

— Форель? — встрепенулся он. — Лосося? Акулу?

— Нет, любовь моя, дельфина! И ты поплывешь на его спине.

Она прижала его к груди, поцеловала в затылок, одела в пижаму, положила в кроватку и пообещала показать настоящую реку, настоящего дельфина, да, конечно же, очень скоро.

Ее уставшие ноги свела судорога, сначала скрючила пальцы, затем перешла выше, на икры, и Джулия застонала от боли. Она потопала ногами, стараясь снять спазм, потом задернула шторы и включила свет. Сразу все исчезло — и река, и рыба, и ребенок. Бледная, опустошенная, прошаркала она на кухню, налила из-под крана воды и жадно, большими глотками пила эту хлорированную дрянь, пока не пресытилась и не захлебнулась.

Наполнив в ванной раковину ледяной водой, она плеснула ею на лицо и провела мокрыми пальцами по волосам. Запах овечьего помета и ланолина напомнил ей о поездке на поезде. Затем Джулия вернулась на кухню, нашла в шкафу зачерствевший хлеб, сделала тосты и попробовала поесть. Она была ужасно голодна, но не могла глотать и выбросила все в мусорное ведро.

Пошарив рукой в шкафчике под мойкой в надежде найти там пластиковый мешок для мусора, она вспомнила, что они у нее недавно кончились. Прихватив кошелек, она выскочила на улицу и поспешила под дождем к угловому магазинчику, который только что открылся.

— Мне нужны мешки для мусора, мистер Патель.

— Возьмете упаковку из трех мешков, миссис Пайпер? Были в отпуске?

— Трех мало, мистер Патель. Мне нужно больше.

— Тогда три упаковки, миссис Пайпер?

— По меньшей мере шесть, мистер Патель!

— Итак, миссис Пайпер, как я понимаю, вы намереваетесь заняться генеральной послеотпускной осенней уборкой квартиры?

— Да, хочу как следует прибраться.

— Если брать мешки в упаковках по пять, миссис Пайпер, то они будут вам стоить дешевле.

— Тогда я, пожалуй, возьму две упаковки по пять.

— А как поживает малыш Кристи?

— Он погиб.

— ???

— Погиб в автомобильной аварии, мистер Патель. Не плачьте, пожалуйста! — И она отвернулась, не в силах смотреть ему в глаза.

— Но он же был с отцом! Вы же говорили!

— Он тоже погиб. Пожалуйста, мистер Патель, сколько я вам должна? — спросила она, боясь, что он откажется взять у нее деньги.

— Пятьдесят три пенса за упаковку. Они из старых запасов, так что скидка за количество, думаю, мало что изменит. — Мистер Патель плакал, принимая у нее деньги. Он положил упаковки в большой пакет и исподтишка кинул в него моток бечевки. Она частенько забывала завязывать мешки с мусором, и окрестные коты, негодники, разбрасывали их содержимое прямо у входной двери.