ГЛАВА 31

Сдавленный со всех сторон другими пассажирами метро, Сильвестр перебирал в памяти и обдумывал события последней недели, заполненной дискуссиями и спорами по поводу рукописи Братта. Все в издательстве соглашались, что книга плохо написана, а высказанные в ней идеи отвратительны. И тем не менее, хотя один из редакторов все еще сомневался, двое других были за то, чтобы купить рукопись, и еще один, давний совладелец фирмы, утверждал, что при должной презентации и продуманном маркетинге эта книга именно в силу своего содержания может стать бестселлером. По единодушному мнению, к книге необходимо было написать предисловие. Поначалу заметки Сильвестра вызвали интерес, но за спорами о том, как лучше рекламировать книгу и распространять ее и какой должна быть суперобложка, о них вскоре попросту забыли. Старший редактор полагал, что следует торопиться, поскольку „Нерроулейн энд Джинкс“ не собиралась складывать оружие, и поэтому кому-то следует как можно быстрее вылететь в Соединенные Штаты для подписания соответствующего контракта. Притиснутый на совещании к чужим спинам, Сильвестр вдруг ни с того ни с сего вспомнил, что Джинкс из „Нерроулейн энд Джинкс“ имел когда-то интрижку с дочерью старшего редактора и, как поговаривали, вел себя при этом непорядочно.

Было высказано мнение, что поскольку Сильвестр был первым прочитавшим рукопись и уже встречался с Браттом, то именно ему надлежит снова ехать, и если все пройдет нормально, он должен написать предисловие, а если необходимо, то и вообще переписать всю книгу заново.

Сильвестр решительно отказался ехать. Он оказался у Братта только потому, объяснил он, что Джон не смог покинуть Лондон из-за приближающегося Рождества, к тому же у его ребенка был день рождения и так далее. Он вынужден отказаться и потому, что пристрастен — ему совершенно не понравились ни рукопись, ни тем более ее автор. Он не сможет быть объективным. Кто-то после этого сказал: „Похоже, что он прав. Нам надо подумать еще“. Сильвестр, однако, решил, что он не все достаточно ясно объяснил им. И он сказал еще, что в обществе и так уже слишком укоренились ростки расизма, а опубликование книги Братта еще более ускорит их созревание и развитие, независимо от того, насколько умно она будет представлена читателю.

— Найдутся многие, кто обрадуется этой книге, кто согласится со взглядами Братта, — сказал он. — Она может даже положить начало новому культу. Исходя из этих соображений, я считаю, что никакому респектабельному издательству не следует иметь к этой книге никакого отношения.

Его выступление было выслушано внимательно, скажет он Джулии, когда приедет домой; никто не ухмылялся, один или двое притворились, будто согласны с ним, и никто, по крайней мере ему в лицо, не назвал его речь напыщенной. Он, конечно, непременно скажет Джулии, что главной причиной его отказа было удивление, которое он испытал, обнаружив, что его мнение о произведении Братта точно совпало с мнением старейшего редактора, которого он давно уже считал одряхлевшим, выжившим из ума и вполне готовым для выхода на пенсию. Он знал, что может делиться с ней всем, чем ему вздумается, и знал также, что она интуитивно отнесется к книге Братта так же, как и он.

Но он не сможет ничего ей рассказать, с содроганием спохватился Сильвестр, поскольку дом его будет пуст, когда он вернется, как оказался он пуст в то утро десять дней назад, когда, проснувшись, он не обнаружил ни одного следа Джулии, кроме примятости на подушке.

— Господи! — испугался Сильвестр. — Я как будто схожу с ума.

Поезд подергался, притормаживая, и остановился. Сильвестр продрался к дверям и вышел на перрон. Он пошел пешком по Слоан-стрит, намереваясь купить себе что-нибудь на ужин в районе Патриджес.

Пройдя половину Слоан-стрит, он передумал и решил заглянуть в угловой магазин Пателя, чтобы возобновить свой заказ на доставку газет, и может быть, что-нибудь узнать о Джулии. Он ускорил шаг.

В магазине Пателя было полно народу. Вооружившись проволочной корзинкой, Сильвестр медленно продвигался вдоль полон, поглядывая на других покупателей. Джулия жила недалеко отсюда — всего лишь через одну улицу. Знакома ли она с кем-то из этих людей? Был ли кто-нибудь из них на той ужасной вечеринке? Он вроде бы никого не узнал. Сильвестр угрюмо положил в корзинку бифштекс, потом подумал и взял второй — про запас. Затем ему приглянулся салат, а на полках с фруктами он отобрал несколько апельсинов, яблок и бананов. Манго были просто неотразимы, и он взял парочку. Потом перешел к полке с сырами и другими молочными продуктами, где выбрал кусочек сыра из козьего молока и кусок жирного „стилтона“, после чего его взгляд заскользил по доске объявлений:

„Продается сиамский котенок, кастрированный“.

„Горный велосипед“.

„Иглоукалывание“.

„Студент философского факультета снимет комнату“.

„Сеансы ароматерапии“.

„Молодая козочка“.

„Автомашина „Вольво Эстейт“. („Машина мне нужна, — подумал Сильвестр, — но я уж побалую себя новой и буду с удовольствием вдыхать ее запах“.)

„Рефлексология“.

„Срочно требуются карты Югославии“.

— Сэр? — Читая объявления, Сильвестр незаметно дошел до конторки, за которой располагался с улыбкой на лице мистер Патель.

— О! Ах! Да-да. Спасибо, — смущенно забормотал Сильвестр, вываливая на стол содержимое корзинки. — Прежде чем я забуду, — сказал он, — мне хотелось бы попросить вас возобновить мой заказ на газеты.

— Конечно, господин Уайкс.

— О! Вы помните меня? — Ему это было приятно.

— „Обсервер“, „Санди таймс“, без понюшек, „Индепендент“?

— Точно. И минуточку… Я, пожалуй, возьму еще парочку банок с едой для собак. — „Не надо терять надежды“, — подумал он. Не исключено, что ему удастся уговорить ее пообедать вместе и тогда будет очень политично покормить собаку. А собака хорошая.

— Может быть, возьмете „Чаппи“? Вон на той полке, сэр! — дружески подсказал ему мистер Патель. Он положил покупки в крепкий полукартонный пакет с надписью на одной стороне „Угловой магазин Пателя“ и пометкой „Может быть использовано в качестве вторичного сырья“ на другой. — Может быть, добавить еще кофе в зернах? — предложил он.

— Ах, да! Спасибо, что напомнили! Полфунта кенийского и полфунта колумбийского, пожалуйста.

Господин Патель взвесил кофейные зерна и засыпал их в бумажный пакет.

— Это что — та же самая коза? — кивнул Сильвестр в сторону доски объявлений.

— Это вымышленная коза. — Мистер Патель скромно потупился. — Вашей собаке нравится „Чаппи“?

— Моя собака тоже может оказаться вымышленной.

Мистер Патель назвал сумму. Сильвестр заплатил. Настал тот самый момент, когда нужно было спросить о Джулии, но он не придумал заранее, как это лучше сделать, и не знал, с чего начать. Может быть, сказать ему, что он был у нее дома, звонил, что на звонок вышла женщина из другой квартиры, которая сказала: „Ее нет. Видела, как она уходила. Нет, мы не знаем куда. Почему бы вам не позвонить или не оставить ей письмо?“ Сильвестр откашлялся.

— Хотел вас спросить… — начал было он, но стоявшая за ним женщина, которой не терпелось поскорее расплатиться, подтолкнула его в спину своей наполненной продуктами корзинкой. Сильвестр взял сдачу и, кляня свою нерешительность, вышел из магазина.

Эта чертова баба отняла у него шанс. Мистер Патель знал Джулию. Джулия пришла к нему, прочитав объявление в магазине Пателя. Кстати, на этой доске объявлений можно было бы оставить записку. Пожалуй, это надо будет сделать завтра. А что именно он в этой записке напишет? Можно было бы не пойти на работу, остаться дома и подождать, когда она придет к нему убираться. Но приходит ли она вообще? Была ли она у него в эти дни? Дом может довольно долго оставаться чистым, если его и не убирать, не так ли? Если она и появлялась, то, во всяком случае, не оставила никаких следов своего пребывания. Но ноли она собиралась приходить и дальше, то зачем, почему она так осторожно, тайком выскользнула из постели и бесшумно исчезла? А может быть, он храпел во сне?