- Сейчас, Жорик, сейчас, - пробормотал Максим.

Он отошел от палатки на пару шагов и, тихо охнув, опустился на корточки. Максим искал что-то острое, и был уверен, что найдет – на свалке всегда много острых предметов. Вскоре его рука нащупала кусок толстого стекла, формой напоминающий изогнутый клинок.

- О, это то, что нужно, - пробормотал Максим.

Он вытащил из кармана грязную тряпку, которая часто заменяла ему носовой платок. Потом обмотал один край осколка платком – наподобие ручки. Теперь стекло вместе с тряпкой напоминало нож. Максим повертел его в руках. Самодельное орудие блеснуло в тусклом свете луны, и напомнило Максиму другой нож, тот нож, которым он много лет назад трижды ударил Длинного…

Было уже за полночь, когда к палатке Жорика тихонько подошли Стас и Пимен.

Рядом с палаткой сидел Максим. В руках у него был устрашающего вида самодельный тесак, изготовленный из куска стекла и тряпки. Максим неотрывно глядел на него, медленно перекладывая то в одну руку, то во вторую.

Из палатки доносился ровный, размеренный храп спящего Жорика.

- А, ты очухался! – радостно прошептал Пимен. – А мы… того… пришли поглядеть как ты тут.

- Вдруг тебе надо чего! – добавил Стас.

- Спасибо, ребятки, - ответил Максим, не переставая рассматривать свое оружие.

Пимен и Стас подошли ближе.

- Никогда бы не подумал, что ты и Старый – одноклассники! – сообщил Пимен. – Ты выглядишь на много старше!

- Будто его папашка! – добавил Стас.

Максим пожал плечами – ему было все равно.

- Классное перо! – шепотом сказал Стас, указывая на оружие Максима.

- Ты решил его замочить? – уточнил Пимен, кивнув в сторону палатки. – Молодец! Знаешь – он еще та сволочь!

- Знаю, - ответил Максим, и посмотрел на своих новых приятелей странным взглядом. – Давно знаю.

- Так чего ты ждешь?! – воскликнул Стас.

Максим едва заметно пожал плечами и ничего не ответил.

- Ты, это… - начал Пимен. – Ты не бойся! Мы тебе поможем его в одну ямку отволочь – здесь не далеко! Прикидаем тряпьем и пакетами, а утром его машина мусором закидает, и все – вечная могила!

- Его не станет никто искать! – добавил Стас. – Всем без него только лучше станет. Даже его бабе!

- Это наверняка, - согласился Максим. – Бабам с ним всегда трудно было.

- Ты, это… не тяни! – сказал Пимен. – Если проснется, так мы втроем его не уделаем!

- Не проснется, - сказа Максим. – Смотрите!

Он просунул руку вглубь палатки, и шлепнул Жорика по щеке. Стас и Пимен обмерли, но Жорик не проснулся. Его богатырский сон не могла нарушить такая мелочь, как пощечина.

- Ну, ты даешь! – восхищенно прошептал Пимен.

Максим еще раз посмотрел на своих молодых приятелей, и вдруг закашлялся. Не меньше трех минут он кашлял, сплевывая на землю кровавые сгустки.

- Это туберкулез, - тяжело дыша, сказал он, когда приступ кашля прошел. – Все в груди горит.

- Я думаю! – сочувственно заметил Стас.

- Мне скоро – туда, - сказал Максим, поглядев на небо. – Очень скоро. Скоро Бог спросит у меня, как я распорядился жизнью, которую Он мне подарил. Что я Ему скажу?

Стас и Пимен переглянулись, и лишь неуверенно пожали плечами.

- Плохо я своей жизнью распорядился, - сказал Максим. – Все чего-то добивался, куда-то стремился… Видно – не туда я стремился, ребятки, иначе не оказался бы здесь, на помойке. Много плохого сделал, ребятки, очень много! Вроде бы и злым не был, а по дурости столько дерьма натворил! - он коротко, резко кашлянул, и сплюнул на землю вязкий кровавый сгусток. - Сейчас я вспоминаю свою жизнь, - продолжил Максим. - И вижу, что когда нужно было сделать важный выбор, я всегда выбирал не правильно. Вот и теперь мне нужно сделать важный выбор, - он кивнул в сторону палатки. – Мне скоро умирать, и это выбор – уж точно самый последний из важных. А может, важнее этого и не было ничего в жизни!

Максим замолчал, глядя в землю.

Стас и Пимен недоуменно переглянулись.

- Скажи, Старый правду говорил? – спросил Пимен. - Ты убил лучшего друга из-за «бабок»? Ты за это сидел?

- За это, - кивнул Максим. – Только я его не убил, а тяжело ранил. Но сейчас он, наверное, уже умер. Мыслимо ли дело – такие раны!.. Он был хорошим парнем, настоящим другом. И он не простил меня, конечно - разве можно такое простить?! Я и сам себе этого не прощу никогда. Эх, если б было можно все вернуть назад!..

Максим замолчал.

Молчали и Стас с Пименом.

Наконец, Максим заговорил опять.

- Мне скоро к Богу, на Суд, - сказал он. – Никакого добра я за собой не помню, зло только. И думаю, что с меня достаточно зла, ребятки! Достаточно того, что я уже сделал. Не хочу больше! Не хочу я идти на Суд к Богу со свежей кровью на руках, нет, не хочу!

Он посмотрел на Стаса и Пимена, желая увидеть в их лицах понимание.

Но они лишь остолбенело глядели на него.

- Может, Бог учтет это? – Максим кивнул в сторону палатки Жорика. – Может, Он посчитает добром то, что я один раз в жизни поступил правильно?! Я ненавидел Жорика всю свою жизнь, мог его убить, - он посмотрел на свой нож. - Но - не убил! Хотел убить, очень хотел, но, все же – не убил?!

Максим широко размахнулся, и выбросил свой самодельный нож в темноту. Где-то жалобно звякнуло разбивающееся о камень стекло.

Кряхтя и охая, Максим поднялся.

– Пойду я, ребятки, - сказал он. - Нельзя мне здесь оставаться.

- Нельзя, - согласился Пимен.

- Вернешься на вокзал? – спросил Стас.

- Наверное, - пожал плечами Максим. – Счастья вам, ребятки! Я рад, что познакомился с вами.

Максим вздохнул, и, тяжело опираясь на палку, зашагал в темноту.

Вслед ему доносился мерный богатырский храп Жорика.

7.

Холодным январским днем, в Кировский райотдел милиции города Днепропетровска приковылял грязный и оборванный старик. Старик пошатывался на нетвердых ногах, постоянно держался рукою за болевшую грудь, и чудовищно вонял.

- А ну, чучело, пошел отсюда! – такими словами встретил старика молодой сержант с автоматом, охраняющий проход в дежурную часть.

«В мое время милиционеры с автоматами на входе не сидели» - подумал Максим, но ничего не сказал – любое лишнее слово могло вызвать получасовый приступ удушающего кашля.

- Мужики, я бомж, бродяга, - прошептал он. – Заберите меня «на бомжатню».

- Чего? – крикнул из-за стекла дежурный. – Витек, чего он бормочет?

- В Изолятор Временного Содержания просится! – сказал автоматчик дежурному.

- Мужик, ты что - рехнулся?! – обратился дежурный к Максиму.

Максим набрал в грудь побольше воздуха, и, превозмогая боль, ответил так громко, как только смог.

- Я бродяга. Вы меня можете посадить на месяц за бродяжничество, я знаю!

- В Изоляторе нет места, - сказал дежурный. – Весь второй этаж, где держат бомжей, переполнен.

- Мужики, - сказал Максим умоляюще. – Пожалейте меня. Я очень болен, я умру на улице!

- В Изоляторе не топят, - сказал молодой сержант; в его глазах было сострадание. – Правда, дедуля! Я вчера конвоировал туда людей, я знаю – там холодно.

- Это все равно, - прошептал Максим, пошатываясь от слабости. – Там лежак и одеяло. Я хочу умереть на кровати, а не на земле!

Тут он зашелся оглушительным, долгим кашлем.

- Отвернись, дед! – прокричал дежурный. – В сторону кашляй!

Максим отвернулся.

Приступ кашля продолжался долго.

Сержант с автоматом и дежурный молча наблюдали за ним.

- Мужики, я в прошлом ваш коллега, - сказал Максим, когда кашель прошел. - Правда – я когда-то работал техником-криминалистом. Пожалейте меня в память об этом. Отправьте меня в тюрьму!

- Тебе, дед, в тубдиспансер надо! – сказал дежурный.

В то, что Максим когда-то был милиционером, он не поверил.

- А меня туда возьмут – без паспорта, без денег? – прохрипел Максим. – Я даже справку об освобождении потерял!