— Отец у себя?

Умэко испытующим взглядом окинула Дайскэ и, не ответив на его вопрос, сказала:

— Вы вроде бы осунулись, Дай-сан?

— Это вам кажется, — возразил Дайскэ, невольно погладив щёки.

— Да вы только взгляните, что за болезненный у вас цвет лица, — стояла на своём Умэко, пристально всматривайся в Дайскэ.

— Нет же! Просто тень от листвы падает мне на лицо, вот я и кажусь зелёным. Да и вы по той же причине бледная, добавил Дайскэ, кивнув в сторону сада.

— Зелень тут ни при чём. Просто последние несколько дней мне нездоровится.

— Ах, вот оно что! Я сразу заметил, что вы какая-то не весёлая… Что-нибудь случилось? Или схватили простуду?

— Не знаю, что и сказать вам, но почему-то всё время мучает зевота, — ответила Умэко, сбросила газету с колен и хлопком в ладоши позвала служанку. Она уже забыла, что Дайскэ спрашивал про отца, и, когда он обратился к ней с тем же вопросом, объяснила ему, что у отца гости, их как раз и привезли рикши, которых Дайскэ видел у входа. Дайскэ сказал, что подождёт, если, разумеется, гости не засидятся а невестка тем временем пошла в ванную освежить лицо. Служанка принесла целую тарелку приготовленных на пару сладких колобков, туго завёрнутых в бамбуковые листья. Дайскэ ухватился за кончик листа, как за хвост, вытащил колобок и с наслаждением вдохнул исходивший от него аромат.

Когда Умэко, несколько приободрённая, вернулась из ванной, Дайскэ спросил:

— А что брат? — В это время рука его, державшая колобок, качалась из стороны в сторону, словно маятник.

Умэко, стоявшая на веранде, продолжала смотреть в сад с таким видом, словно считала лишним отвечать на такой банальный вопрос, затем вернулась на прежнее место и сказала, проявив завидную наблюдательность:

— Дожди только начались, а как зазеленел мох! — и нехотя добавила: — Значит, вам интересно, где ваш брат?

И когда Дайскэ подтвердил, что да, интересно, равнодушно ответила:

— А что он… Как всегда…

— Как всегда, не бывает дома?

— Да, да, с утра до вечера.

— И вам одной не скучно, сестрица?

— Что толку об этом спрашивать? — рассмеялась Умэко решив, что Дайскэ либо подтрунивает над ней, как обычно либо просто ребячится. Дайскэ и сам удивился, что вдруг заговорил с Умэко серьёзно. Ему давно были известны отношения брата с женой, но до сих пор они как-то мало его интересовали. Да и невестка со своей стороны ни разу не выказала недовольства.

— Неужто в супружестве все так живут и тем довольствуется? — высказал свою мысль Дайскэ и, не ожидая ответа, даже не взглянув на Умэко, стал просматривать лежавшую на татами газету.

— Что вы сказали? — неожиданно резко произнесла Умэко.

Удивлённый её тоном, Дайскэ невольно посмотрел на невестку. Тогда она заявила:

— Женитесь и сидите, пожалуйста, дома, лелейте жену.

В этих словах Дайскэ узнал прежнюю Умэко, зато сам, как ни старался, не мог вернуться к обычному своему тону.

Его мысли были целиком поглощены женитьбой, которая не состоится, и его будущими отношениями с Митиё. Поэтому сквозь обычный его тон, к которому привыкла Умэко, нет-нет да и проскальзывали неожиданные для неё нотки.

— Вы, Дай-сан, нынче странный какой-то, — заметила она наконец. Дайскэ не хотелось уклоняться от прямого ответа, как он это часто делал, прибегая к самым различным способам. И он очень серьёзно попросил Умэко объяснить, в чём же его странность. Вопрос показался Умэко нелепым, и брови её удивлённо взметнулись вверх. Но в конце концов она сдалась, сказала «ладно» и принялась объяснять. Сегодняшнюю серьёзность Дайскэ она истолковала как намеренную и заметила:

— То, что вы тут говорили насчёт мужа и что я без него скучаю, когда его нет дома, всё это не похоже на вас, слишком много чуткости.

— Нет, нет, — поспешил возразить Дайскэ, — просто есть у меня одна знакомая, у неё такое же положение, и мне, по правде говоря, очень её жаль. Поэтому я и спросил, не скучаете ли вы одна. А насмехаться я и не думал.

— Правда? Что же это за знакомая?

— Имени её я не могу назвать.

— Посоветуйте её мужу быть с ней поласковее…

Дайскэ улыбнулся.

— Вы, значит, тоже так думаете?

— Разумеется!

— А если муж меня не послушает? Как тогда быть?

— Тут уж ничего не поделаешь.

— Отступиться?

— Ничего больше не остаётся.

— Обязана ли в таком случае жена хранить верность?

— Ну, это уже из области философии. Тут ещё надо знать, насколько провинился перед ней муж.

— А представьте, что жена полюбила другого? Что тогда?

— Нелепый вопрос. Раз она любит другого, так за него бы и шла.

Дайскэ задумался, потом произнёс?

— Сестрица…

Поражённая проникновенностью его голоса, Умэко внимательно посмотрела на Дайскэ. Между тем он, не меняя тона, продолжал:

— Я и на этот раз намерен отказаться от женитьбы.

Его рука с сигаретой слегка дрожала. Стараясь не смотреть на ставшее вдруг равнодушным, словно застывшее лицо невестки, Дайскэ продолжал:

— Не раз я доставлял вам хлопоты своим отказом жениться. Вот и сейчас тоже. Говоря по справедливости, я должен был прислушаться к вашему совету, ведь мне уже тридцать. Однако есть соображения, которые вынуждают меня снова тебя огорчить. И не только вас, но и отца и брата, и тут ничего не поделаешь. Речь не о том, что дочь Сагавы мне не по душе. В последнюю нашу встречу отец велел мне хорошенько подумать. Я всё хорошо обдумал и полагаю, что мне лучше пока не жениться. Я, собственно, и пришёл сегодня только для того, чтобы сообщить об этом отцу. Но, поскольку он занят с гостями, решил прежде высказать всё это вам. Так что не взыщите.

Поверив наконец в серьёзность и искренность речей Дайскэ, Умэко внимательно его слушала, не перебивая пустыми репликами, как это бывало обычно. Когда же он кончил, очень коротко и очень просто сказала:

— Однако вы поставите отца в затруднительное положение.

— Ничего, я скажу отцу всё напрямик.

— Боюсь, что уже поздно…

— Как же поздно, если я ещё ни разу не сказал «да».

— Но ведь «нет» вы тоже не сказали.

— За тем я и пришёл, чтобы сказать «нет».

Наступило молчание. Дайскэ считал разговор исчерпанным. Он всё сказал, что мог, и откровенничать дальше не собирался. Зато у Умэко так и вертелись на языке слова и вопросы, только она не знала, с чего начать.

— Не знаю, как далеко зашёл в своих переговорах отец, — сказала наконец Умэко, — но ваш отказ для всех явится неожиданностью.

— Почему же? — очень спокойно и холодно спросил Дайскэ.

— Бессмысленно об этом спрашивать.

— Пусть бессмысленно, но объясните всё же!

— Сколько бы вы ни отказывались, результат будет тот же.

Дайскэ не понял и с недоумением смотрел на Умэко. Тогда она впервые откровенно высказала ему своё мнение:

— Надо же вам когда-нибудь жениться, так стоит ли без конца привередничать? Просто перед отцом совестно. Раз вам никто не нравится, не всё ли равно, кого взять в жёны? Уж сколько вам показывали, ни одна не годится. Во всём мире, видно, не сыщешь подходящей для вас невесты. Смиритесь же с тем, что жена вам не будет нравиться, и женитесь! Не перечьте, и всё уладится ко всеобщему удовольствию. Может статься, что на сей раз отец что-нибудь предпримет без вашего ведома, не посвятит вас, скажем, в какую-нибудь мелочь и сочтёт это вполне естественным. Иначе вряд ли он доживёт до того, чтобы лицезреть вашу жену.

Дайскэ спокойно выслушал невестку и сидел молча, не возражая. Он понимал, что его доводы лишь осложнят разговор. Умэко всё равно его не поймёт, и оба они окажутся в затруднительном положении. Поэтому он сказал только:

— У вас свой резон, у меня свой, так что, прошу вас, оставим это.

По его тону Умэко почувствовала, что Дайскэ тяготит её вмешательство, однако слова его она не оставила без ответа:

— Что ж, Дай-сан, вы, разумеется, не дитя и вправе решать всё самостоятельно. Вам, видно, не нравится, что я суюсь со своими советами, так что я умолкаю. Но поставьте себя на место отца. В деньгах он вам не отказывает, и живёте вы, в сущности, на его иждивении, получая даже больше, чем в студенческие годы. И вот, пользуясь всеми этими благами, вы, ссылаясь на то, что стали взрослым, не желаете слушаться его, как прежде. Согласитесь, что это просто несерьёзно!