7. Пуговицы от одежды металлические; на одной из них вполне ясное клеймо с надписью: «PARIS SAMARITAINE»; диаметр этой пуговицы – 16,5 мм, другая из металлических пуговиц, по-видимому, от нижнего белья, имеет ясное клеймо: «KODAK».

8. Заржавленные остатки перочинного ножа с 2-мя лезвиями.

9. Сильно заржавленное лезвие большого ножа.

10. Металлическая оправа от одного глаза очков или пенсне.

11. Большое дымчатое стекло от снежных очков-консервов.

12. Разные пряжки и крючки от одежды, кнопка от сапога. На одной пряжке (от брюк или жилета) клеймо: «PRIMA SOLID»; французская булавка, гвозди, маленькие обрывки стального троса диаметром 3,5 мм, длина отдельного обрывка сантиметров до 5–6.

13. Обрывок толстой бумажной ткани, черной и белой в клетку.

14. Обрывок резинки, по-видимому, от очков-консервов.

15. Железный наконечник от багра длиной 24 сантиметра.

16. Железная тонкая полоса – подшивка полозьев саней».

В начале рапорта С. А. Рыбин пишет: «Фотографом отдела В. И. Лухтанским сделаны снимки: а) с записки Кнутсена и Тессема;[3] б) с предметов, найденных в остатках костра; в) с Якобсена и Карлсена».

К сожалению, эти фотографии не сохранились в архиве. Сергей Александрович Рыбин умер в 1957 году, его архив по нелепой случайности уничтожен. Казалось, что фотографии, которые были нам так необходимы, безвозвратно утеряны.

Но к счастью, мы ошиблись.

Однажды, зимой 1974 года, мы сидели в кабинете начальника Администрации Северного морского пути Кирилла Николаевича Чубакова. Говорили о Тессеме и Кнутсене, об их гибели, во многом остающейся загадочной, о гипотезе Болотникова и о рапорте Рыбина. В это время в кабинет зашел Марк Иванович Шевелев, свыше 30 лет возглавлявший Управление полярной авиации Главсевморпути.

– У меня есть фотографии Тессема и Кнутсена, – включился в разговор Марк Иванович.

Мы знали, что фотографии Тессема и Кнутсена опубликованы в книгах Амундсена. Но все же заинтересовались сообщением Шевелева.

– Рабочий день через 10 минут кончается. Приглашаю вас к себе. Посмотрите снимки и сами решите, представляют они ценность для вашего дела или нет, – улыбаясь, сказал Марк Иванович.

И мы поехали. Шевелев достал огромные альбомы, в которых хранится его фотоархив. Мы листали и листали их. Сколько может вместить жизнь одного человека? Вся история Советской Арктики проходила перед нами.

– А вот и норвежцы, – неожиданно остановил нас Марк Иванович.

– Что-то не похожи, – нерешительно заметил один из нас и перевернул страничку. Там были наклеены еще две фотографии: записка с мыса Вильда за подписью Тессема и Кнутсена и – мы сразу же «узнали» ее – фотография вещей, найденных Бегичевым.

Все стало на свои места. Норвежцы – это не Тессем и Кнутсен, а Якобсен и Карлсен. У Марка Ивановича сохранились копии всех трех снимков, сделанных в январе 1922 года фотографом научного отдела Комсеверпути В. И. Лухтанским!

Марк Иванович разрешил нам переснять фотографии. Снимок вещей мы напечатали в натуральную величину – на нем есть масштабная линейка. Теперь можно было сравнить находки Бегичева с находками на острове Попова-Чухчина, так сказать, буквально.

Мы поехали в Ленинград, в Музей Арктики и Антарктики. Директор музея Вадим Федорович Воронин – сын знаменитого ледового капитана Федора Ивановича Воронина, племянник еще более знаменитого ледового капитана Владимира Ивановича Воронина и сам полярник – заинтересовался не меньше нас. Из запасников и из витрин музея (к удивлению посетителей) немедленно достали все вещи, найденные на острове Попова-Чухчина.

И началась работа.

Бегичев обнаружил патроны трех разных типов: норвежские патроны к винтовкам системы «Крага – Йергенсена» и немецкие дробовые патроны двух образцов. Все три типа были найдены на острове Попова-Чухчина. Первое совпадение.

О французской монете и французской пуговице речь уже шла.

Дымчатое стекло и обрывок резинки от очков-консервов. Зачем могли понадобиться Тессему и Кнутсену очки, защищающие глаза от солнечного света, если в путь норвежцы вышли 15 октября, когда уже началась полярная ночь?

Лодочный багор. Какую пользу он мог принести «почтальонам» Амундсена? При езде на собачьей упряжке багор не нужен.

Чайная ложка. Судя по форме, она была из того же сервиза, что и две столовые ложки, найденные на острове Попова-Чухчина. Правда, клейма «ALPAGHA», которое с трудом разобрал Рыбин в 1922 году, нам обнаружить не удалось. Но ведь «музейные» ложки 20 лет пролежали на берегу моря, они насквозь проржавели. Возможно, поэтому клейма не видно.

Клеймо «KODAK» Рыбин обнаружил на одной из «металлических пуговиц». На самом деле это не пуговица, а кнопка с ремня того самого фотоаппарата «Kodak», который найден на острове Попова-Чухчина.

Металлическая оправа стекла от очков или пенсне. Насколько известно авторам, ни Тессем, ни Кнутсен очки не носили. Зато механик «Геркулеса» К. А. Семенов запечатлен на сохранившейся фотографии как раз в похожих очках.

Одну за другой мы брали многочисленные пряжки и крючки от одежды, найденные на острове Попова-Чухчина, и накладывали их на нашу огромную фотографию. Форма и размеры в точности совпали!

Казалось бы, все свидетельствовало за то, что Бегичев и Якобсен, сами того не ведая, обнаружили стоянку русановцев. Но было одно противоречие, и долго оно не давало нам покоя…

Экспедиция Русанова отправилась в путь в 1912 году, Амундсена – в 1918-м. Понятно, что у русановцев не могло быть вещей, изготовленных после 1912 года. Бегичев же записал в дневнике: «Патроны оказались норвежского военного образца 1915 года».

Выходит, все логические построения опровергнуты?

Смотрим другие документы. Вот отчет Бегичева, написанный им уже после окончания экспедиции: «Винтовочные гильзы норвежского военного образца 1916 года». Разночтения с дневником, по ничего утешительного.

Рапорт С. А. Рыбина: «Все патроны 1912 года». Ура!

А что писал Якобсен? К сожалению, дневники его не сохранились. Однако сотрудник Норвежского полярного института П. Л. Хагеволь прислал газеты «Афтенпостен» и «Моргенбладет» за 1922 год.

В первой из них – интервью, которое дал Ларс Якобсен по возвращении в Норвегию: «Вокруг костра мы нашли патронные гильзы от ружья марки «Краге» модели 1912 года». Прекрасно!

Вторая газета – «Моргенбладет»—снова разочаровывает. 15 статье о поисках Якобсен пишет: «Вокруг костра лежало несколько патронов «Краге» с отметкой 1912 год и один – 1914 год».

Как же увязать эти противоречия? Мы думаем, что Бегичев и Якобсен просто ошиблись. 1914-й? 1915-й? 1916-й? Они противоречат сами себе и друг другу.

Отметим еще, что отчет С. А. Рыбина поражает своей тщательностью и педантичностью. В любой детали рапорт его четче и обстоятельнее, чем записи участников спасательной экспедиции. Бегичев, по-видимому, вообще не слишком обращал внимание на детали, на «мелочи». «На дробовых бумажных патронах надпись английская», – пишет он в отчете. В действительности надписи были только немецкие. Понятно поэтому, что к данным Рыбина – «Все патроны 1912 года» – относишься с большим доверием, чем к свидетельствам Бегичева – 1915 или 1916 год – или к сообщению Якобсена – один патрон 1914 года.

Есть и другие соображения, которые говорят, что найденные патроны не принадлежали норвежцам. Сомнительно, чтобы Амундсен, который готовил экспедицию в 1918 году и предполагал вернуться домой только через 5–7 лет, взял патроны не новые – только что выпущенные, а старые – 1912 года. Кажется также невероятным, чтобы Амундсен закупал патроны у немецких фирм. Еще не кончилась мировая война. Норвегия, правда, соблюдала нейтралитет, но это не помешало немецкой подводной лодке потопить мирный норвежский торговый корабль, а затем обстрелять из пулеметов спасательные шлюпки, в которые пересела команда. Возмущенный Амундсен в конце 1917 года демонстративно вернул послу Германии в Норвегии многочисленные награды, полученные им от императора, научных обществ и университетов Германии. В связи с этим смелым шагом Амундсен серьезно опасался, что «Мод», выйдя в плавание, подвергнется атаке немецких подводных лодок. Неужели при таких обстоятельствах он мог заказать патроны в Германии?