— Тебя пригласили?

— Нет, но никто не приказал мне держаться от дверей подальше. Если бы этот маг так боялся за свою личную жизнь, он должен был бы запереть вход. Итак, я вошел, чтобы осмотреть все вокруг, так как никогда еще не был в башне мага. И эта старая сухая палка, которая называла себя человеком, вдруг очень забеспокоился и позвал стражников, которые были самыми уродливыми существами каких я только видел. Стражники заперли меня в клетке. Я оставался там в течение нескольких дней, думая, что маг остынет и отпустит меня, но он явно был не из тех, кто привык прощать. И я нацарапал это спасательное сообщение на куске коры, думая, что я смогу подсунуть ее одному из местных и тем самым спасти себя.

— Хорошая мысль, — сказал Танис. — Вероятно это сработало?

Тас покачал головой. — Никаких местных никогда не было в башне. Я должен был найти другой выход.

— Однажды маг пришел, чтобы проведать меня. Ему было нужно небольшое количество топленого сала хобгоблина, но всякий раз ему было нелегко доставать его. Я подозреваю, что он хотел проверить, не будет ли кендерское сало работать так же хорошо. Но он так и не узнал этого, так как я решил не оказывать ему такую любезность. И я убедил его, что знаю, где можно взять немного сала хобгоблина. Он позволил мне уйти при условии, что я вернусь с салом как можно скорее. Я думаю, он попытался наложить на меня какое-то заклятие, чтобы гарантировать мое возвращение. Но оно не сработало.

— Вот что напоминает мне об этом, — добавил он, доставая маленький синеватый стеклянный пузырек, заткнутый пробкой, — никогда не открывайте это в закрытом помещении. Оно ужасно пахнет.

Танис и Флинт снова обменялись взглядами, и гном заказал еще эля.

— Вот она! — объявил Тас. Он торжествующе развернул изодранный клок пергамента, изношенный по краям и запятнанный в середине. — Боюсь, когда я рисовал ее, то был еще не очень силен в картографии. Однако карта вполне читабельна.

Танис посмотрел на карту, затем немного повернул ее. Затем он повернул ее еще больше. Наконец он полностью перевернул ее вверх ногами, но все еще не мог ничего понять.

— Не хочу показаться невеждой, Тассельхоф, но что это?

— Это Абанасиния. — Тас невозмутимо взмахнул руками. Танис все еще не мог разобраться. Кендер схватил карту и перевернул ее приблизительно раз семьдесят. — Видишь? Это горы Восточной Стены.

Танис поскреб голову.

— А вот побережье. Тут, на севере, проливы Шелси. На востоке — Новое Море.

Наконец Танис вроде бы разобрался.

— О, я вижу. Вот береговая линия. Я думал, это просто брак пергамента.

— Это и есть брак пергамента, — поправил его Тас, указывая тонким пальцем, — а вот это — побережье.

— Точно, — сказал Танис, — теперь я вижу.

— Я говорил тебе, что от этого будут только проблемы и ничего больше, — проворчал Флинт.

Танис проигнорировал гнома, продолжая вглядываться в карту, иногда отрываясь от нее для того, чтобы сделать глоток из своей кружки. Тассельхоф спокойно сидел, ожидая слова признательности и восхищения. Он сидел не двигаясь столько, сколько мог, а это значило — около пятнадцати секунд. Когда тишина стала невыносимой, он произнес:

— Разве Танталас не эльфийское имя?

— Правильно, — сказал Танис, все еще изучая карту.

— Но ты же не эльф?

Танис медленно поднял глаза.

— Это длинная история.

Но Тассельхофа не так-то просто было смутить. Он выжидательно скрестил руки на груди.

— Я не спешу.

— Лучше расскажи ему, — сказал Флинт, — потому что он все равно не отстанет от тебя, пока не вытащит все.

Тассельхоф ерзал на краешке стула, пока Танис делал большой глоток эля.

— Итак, давным-давно… ох, что, черт возьми я говорю! — проговорил он, раздражаясь оттого, что рассказывает о своем прошлом как сказку на ночь. Полуэльф поставил на стол кружку и обеими руками приподнял свои рыжевато-каштановые волосы, открывая уши. Тассельхоф открыл рот, увидев что они были слегка удлиненными и немного заостренными.

— Я не заметил этого, — сказал он. — Они не похожи на уши эльфа, но вряд ли являются и человеческими. Они похожи на мои уши, только вдвое больше. Кто ты, кендер-великан? — хихикнул Тас, зажав рот ладошкой.

Это замечание вызвало взрыв смеха Флинта. Гном покачнулся вперед, обливая элем спину Таниса.

— Кендер-великан! Хорошая идентификация, мой мальчик! — Вытирая слезы с глаз, Флинт смог прекратить смеяться только отвернувшись от Таниса. Тогда он поворачивался к нему снова и вид его друга с приподнятыми волосами и выставленными на всеобщее обозрение ушами заставлял гнома опять скорчиться от смеха.

Премного раздраженный, Танис опустил руки, позволяя волосам снова скрыть свои уши. Тассельхоф изо всех сил старался казаться озабоченным, но был не в силах держать свой рот на замке.

— Нет, — заявил Танис. — Я не кендер-великан. — Задетый словами Таса, Полуэльф сузил миндалевидные глаза, — моя мать была эльфийкой, а мой отец был воином-человеком. Моя мать даже не знала его имени. Все, что он оставил мне, это смешанная кровь и отсутствие места, которое я мог бы назвать родиной, — мрачно закончил он.

— С такими ушами тебя отлично бы встретили в Кендерморе, — сказал Тассельхоф, весело хлопая Полуэльфа по колену. Чувствуя влияние слишком большого количества выпитого эля, кендер и гном согнулись в хохоте. Тас пинал ножку стола, в то время как Флинт стучал по столешнице кулаком. Кружки танцевали и скользили по поверхности, выплескивая на всех пену.

Полуэльф вскочил на ноги.

— Саргоннас возьми вас обоих!

Он развернулся и прошел через толпу к сияющему очагу у задней стены. Там он стоял, глядя на ревущий огонь и чувствуя его тепло, нагревающее его леггинсы и тунику. Будучи тоже в изрядном подпитии, он не хотел замечать, что тепло стало обжигающим, почти палящим. Он стоял, положив одну руку на каминную полку и непрестанно сжимая в кулак и разжимая другую.

Позади него, за столом, кендер глядел на Полуэльфа и щебетал:

— Ну и дела, он просто псих. Что с ним такое, он чрезмерно чувствителен или причина в другом?

Пораженный проницательностью кендера и встревоженный тем, что сам не заметил состояния друга, Флинт быстро взял себя под контроль. Танис всегда чувствовал себя неудобно, когда говорили о его смешанной крови, но Флинт знал, что в основном в такие минуты Полуэльф вспоминал о насилии, совершенном над его матерью.

— Я сейчас вернусь, — пробормотал гном раскрасневшемуся Тасу.

Шатаясь от выпитого эля, гном прошел через таверну туда, где все еще кипятился Танис. Он тихо постоял рядом с разъяренным Полуэльфом, разделяя с тем тепло очага. Затем он дотронулся до туники Таниса своей массивной рукой и тихонько кашлянул.

— Возвращайся к столу, приятель. Мы немного перебрали… и, ну… в общем, кендер извиняется. Я тоже.

Танис поколебался, затем на мгновение впился взглядом в Флинта.

— Тассельхоф ничего не знал, Флинт. Но от тебя я этого не ожидал.

Флинт виновато кашлянул и плюнул в огонь.

— Ты прав, парень. Как я сказал, я очень извиняюсь. Мы все немного выпили… Возвращайся к столу. — Флинт протянул руку и через несколько мгновений юный Полуэльф протянул ему свою. Флинт нежно пожал ее.

Оба повернулись и прошли назад к столу, где ждал Тассельхоф. В течении нескольких минут троица сидела тихо, смущенно разглядывая свои кружки — кроме, конечно, Тассельхофа, который был не способен почувствовать смущение.

— Теперь, когда я кое-что узнал о Танисе, что насчет тебя, Флинт? — сказал кендер. — Где ты научился делать такие красивые драгоценности? Они весьма хороши, должен сказать. А я ведь исходил весь Ансалон и видел массу драгоценностей.

Флинт важно надулся при похвале. Так же, как Тассельхоф любил обсуждать свои карты, гном обожал говорить о своем ремесле.

— Все члены моей семьи были или кузнецами, или воинами, — сказал он. Гном рассказал кендеру о своей юности на холмах близ гномьей твердыни Торбардин и о своем решении оставить гномов холмов Хиллхома и уйти в человеческий город Утеху. Он сиял от гордости, когда рассказывал о том, как его пригласили к Беседующему-с-Солнцами.