Изменить стиль страницы

Так вот, прежде всего, изумляет не столько то, что есть, а то, чего нет.

Что забыт Горький, ладно.

Что без Грибоедова — как-то можно пережить, хотя и трудно.

Но категорически, до боли не хватает Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Чехова и Салтыкова-Щедрина, не причастившись которыми — во всяком случае, в России, — молодой человек в культурном смысле обречен на инвалидность. Хотя бы потому, что упомянутые авторы впятером всю эту «золотую сотню» перевешивают. Неважно, с какого бодуна составители решили их обойти (видимо, потому что «они же и так в школьной программе»), но их необходимо ввести в список. Попросив других, пусть и не бесталанных, но менее значимых (или менее необходимых для чтения смолоду) потесниться, а то и обождать на воздухе.

Категорически устарели, например — на фоне нынешнего-то изобилия остросюжетной беллетристики, — некогда считавшиеся «приключенческими» детские повести Анатолия Рыбакова. И уж вовсе не к месту «Сборник Кирши Данилова» — стихи XVII века, писанные тяжелым, мало кому понятным языком, да еще нередко и скабрезные, ныне интересны разве что специалисту. Зато у обычного, даже взрослого читателя не вызывают никакого интереса, а уж у детей — тем паче, если специально пичкать, — мгновенно провоцируют зевоту, оскомину и, на выходе, лютую ненависть. Как, с другой стороны, едва ли привлечет подростка и филигранно, что называется, «на все времена» сконструированная, но именно сконструированная, «от ума» и напрочь лишенная души проза Владимира Набокова, способная привлечь и увлечь только очень хорошо подготовленного писателя-эстета, каковых среди школьников отродясь не водилось.

На фиг не нужна — только вкус портит — «История России в рассказах для детей» Александры Ишимовой. Она, конечно, была рекомендована к чтению в гимназиях при Николае Александровиче, а сейчас есть тенденция возвращать все, что «добезцаря» — но, блин, это же не значит, что математику нынешним школьникам следует учить по некогда лучшим Шапошникову и Вальцеву! Тем паче, что «Наша древняя Столица» Наталии Кончаловской, в списке имеющаяся, с лихвой компенсирует сочащееся патокой творчество некогда модной беллетристки.

Ни к селу ни к городу смотрятся «Люди, годы, жизнь» Ильи Эренбурга. Сами по себе, как мемуарная литература, они неплохие — по крайней мере, написаны живо, — но, очень мягко говоря, не для школьного возраста, поскольку воспоминания о некоей эпохе могут понять и воспринять только те, кто эту эпоху хоть сколько-то знает, — то есть, не нынешние российские школьники. И по той же причине, будь на то моя воля, не вошли бы в список «Очерки русской смуты» Антона Деникина, написанные, спору нет, очень ярким языком, весьма познавательные, но требующие для полного понимания сути очень серьезной, не на уровне подростка подготовки. Подростку, если уж на то пошло, лучше предлагать «Тихий Дон», где речь о том же — тем паче, что без Михаила Шолохова русскую литературу представить невозможно.

Что-то вызывает не столько полное отторжение, сколько сомнения на предмет «А надо ли?». Далеко не уверен, например, в необходимости предлагать школьникам большие, на уровне сборников (отдельные произведения как раз необходимы!) массивы стихов Мусы Джалиля, Николая Гумилева, Расула Гамзатова и Давида Самойлова (кстати, почему не, скажем, Леонид Мартынов?.. и где Александр Твардовский?!). Не вижу особой необходимости в знакомстве с недурно писаными, но сиюминутными «Белыми одеждами» Владимира Дудинцева, весьма специфическими изысканиями Георгия Вернадского, способными, скорее, сбить неподготовленного читателя с панталыку, байками Исаака Бабеля, балансирующими на грани дешевого стеба, и безделушками Валентина Пикуля, родную историю, конечно, популяризирующих, но слишком уж залихватски.

А «трилогия о нашествии» Василия Яна, наоборот, просто скучна. Она была востребована за неимением лучшего, но сегодня-то лучшего — и намного! — в достатке. И, при всем уважении, нудные штудии Василия Васильевича с успехом заменил бы «Жестокий век» Исая Калашникова — книга захватывающе интересная и блестяще написанная. Плюс «Ратоборцы» Алексея Югова, прочитав которые, невозможно не «заболеть» Русью. Плюс, безусловно, хоть что-нибудь из «Государей московских» великого Дмитрия Балашова, роль которого в «оживлении» русской истории еще не скоро будет оценена по заслугам.

И вовсе особое дело — эпос. Это хорошо. Это важно и полезно. Проблема в том, что фольклор в первозданном виде для современного человека (о школьниках и речи нет) тяжел и нуден неимоверно. А значит, первое знакомство с этим жанром в обычном переводе с оригинала попросту противопоказано, и следовательно — как делалось в советских школах, — не обойтись без художественных пересказов, благо таковые очень даже есть.

Так что, если «Манас», то «Манас Великодушный» (пересказ великого Семена Липкина).

Если «Кер-оглы», то «Царевна из Города Тьмы» (тоже Липкин).

Если «Джангар», то «Приключения богатыря Шовшура» (опять он).

Если «Калевала», то в изложении Павла Крусанова.

Если «Олонхо», то «Богатыри олонхо» (от Владислава Авдеева).

Если «Гэсэр», то «Карающий меч Гэсэра» (от Михаила Степанова).

А что касается русских былин, то молодняку, чтобы не засыпал и не возненавидел, а совсем наоборот, вместо оригиналов предложить неповторимую «Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на Землю Русскую» Тамары Лихоталь, в свое время оттесненную в тень завистниками и потому мало кому известную.

И будет свет.

Проверено на практике: и на себе, и на дочерях, и на детях друзей.

А вот «Урал — Батыр» я бы, при всем почтении к башкирскому фольклору, вычеркнул. Ибо даже лучший из пересказов все равно очень средненький. И «Алпамыша» тоже. Ибо пересказов нет вообще, а общее представление о тюркских эпосах дает «Кер-оглы». К тому же речь идет о культурном наследии народов России, а Узбекистан, как ни крути, заграница. Правда, Грузия с Арменией тоже ныне в Россию не входят, но здесь допустима поблажка: «Витязь в тигровой шкуре» как-никак одна из вершин культуры мировой, а «Давид Сасунский», хоть и иноземец, но пересказ в переводе Михаила Степанова уж очень хорош.

Вот и подведем баланс. В минусе семнадцать позиций. В плюсе пять. Итого: ровно дюжина лакун.

Можно уважить и Александра Сергеевича, и Николая Васильевича, и еще одного Александра Сергеевича, и Михаила Юрьевича, и Михаила Евграфовича, и Александра Трифоновича, — и еще остаются вакансии. Как по мне, так для Тамары Габбе, без пьес-сказок которой — один «Город мастеров» чего стоит! — ребенку просто нельзя расти, для Яна Ларри с его нестареющими «Кариком и Валей», для «Великой Дуги» Ивана Ефремова, для Юрия Томина («Шел по городу волшебник»), для чего-то (куда ж денешься) из Юлиана Семенова, и — хрен с ним, раз многим нравится, пусть будет — Виктора Пелевина.

Вот, дорогие друзья, каково на сей счет мое мнение. Безусловно, субъективное. Но правильное.

С антигейским же законом тут дело такое.

По сути, проблема лежит в двух непересекающихся плоскостях, — биологии и морали, — так что одним махом не разрубишь.

Если говорить о «природном» гомосексуализме, то факт есть факт: некоторое количество будущих людей запрограммированы на влечение исключительно к своему полу или на изменение своего пола еще до того, как появились на свет. Уже точно доказано, что пол ребенка определен на уровне хромосом. Всего их 23 пары, последняя из которых как раз за это и отвечает. Х-хромосома + Y-хромосома — и вот вам мальчик. Х-хромосома + Х-хромосома — встречайте девочку. Но фишка в том, что на втором уровне «полового предопределения» может случиться сбой, когда наружные органы уже налицо, гормональная система только начинает формироваться. И вот тогда-то (я не спец, поэтому пишу предельно просто) может случиться так, что по гормонам — мальчик, а по хромосомам — девочка. И наоборот.

В общем, конечно, такие люди являются отклонением от нормы, но, поскольку такое случается не исчезающе редко, — примерно в 4–6 % случаев (по большинству преуспевающих стран исследования дают более скромные цифры в районе 1,5 % — исключение составляют США. — прим. ред.), — а к тому же, во всем остальном они вполне нормальны, норму эту, как говорят специалисты, следует считать «нормой отклонения». То есть, признать, что полов у человека существует не два, как считалось всегда, а четыре, два основных («репродуктивных») и два дополнительных («биологически тупиковых»). А признав, признать и то, что таких людей клеймить не за что и незачем. Они не виноваты. Так природа захотела. И они вправе вести такую жизнь, на какую запрограммированы природой, найдя себе пару в рамках программы. Иначе, ежели станут насиловать себя в угоду обществу, сами понимаете, ничего хорошего не выйдет. Как самый минимум — неврозы, а как наиболее реальный исход — трагедии.