А что? Пока помоложе, слушаешь все подряд, развесив уши. Тебе обещают — типа живи. Но на поверку получается, что тебя обвели вокруг пальца. Все пустота, никчемность и Будда с Кришнамурти. И ведь даже если раскроешь свое хлебало, то все равно найдутся добрые порядочные люди, которые ради всеобщего же блага тебе его заткнут.

Первым делом на фронтоне этого старого, массивного и перекособоченного здания бросилась в глаза скромненькая гостеприимная вывеска. Золотые буквы гласили:

«Филиал больниц № 15, № 17 и имени Кащенко при Академии Философии имени Цицерона». Видимо, этот Цицерон был их самый знаменитый клиент или пациент, которого здесь вмиг от всего и излечили.

К торжественному дню заезда новых больных на всякий случай подогнали несколько белых машин с красными крестами. Это, как оказалось впоследствии, для тех, кто еще не понял, что здесь нужно смирненько торчать в собственной ракушке, а свою пасть высовывать лишь тогда, когда тебе скомандуют санитары.

Теперь-то уж никакой свободы выбора и в помине не было. Что ж. Назвался скотиной — полезай в стойло.

Самым центровым здесь парил в облаках главный врач, который, надавив на синие педали, совершал со своими санитарами траурные ночные обходы, чтобы приблизить обитателей к современной культуре, а заодно и к античности.

Это им вполне удавалось. Правда, некоторые, не выдержавшие монументального и несокрушимого столкновения с мировым искусством, вполне тихо и бесследно исчезали. Поговаривали, что их переводят на жительство кого в главный корпус, а кого и сразу на кладбища. Потому что их увозили кого на белых, кого на черных тачках.

Но ведь в конце концов их тоже везли в путешествие.

Рожденный ползать летать не может. И действительно, если бы у человека были крылья, то они страшно мешали бы ему ползать. Несмотря на эти спорные утверждения, самые неизлечимые поголовно считали себя птицами. И каждый мечтал полетать. Кто с шестого, а кто и с седьмого этажа. Их тоже больше никто не видел, они тоже исчезали. Их увозили в другие места. Но ведь опять же каждый взлетает как может. Возможно, если как можно чаще подпрыгивать и отрывать ноги от земли, то рано или поздно взлетишь.

Но я-то пока подожду, понаблюдаю.

Так вот. Забрался, значит, внутрь. Тут мне мою палату и указали. Живи, мол, существуй понемножку. Я был так доволен своими облезлыми и холодными апартаментами, а особенно соседству с шестьюдесятью шизофрениками, гниющими по соседним, что сразу догадался: пора смыться хоть на сегодня куда-нибудь. Тем более шторка перешкалила все допустимые форматы. Не забывайте, что все это укладывалось в один такой насыщенный денек.

По любому смыться я мог только до вечера, а уж там будь что будет. Пора набираться ума, а вместе с ним и вдохновения на новый виток лайфа.

* * *

Между тем Большой Город активно готовился встретить очередной Юбилей. Таким образом грядущий праздник был в своем роде историческо-городской реанимацией.

Основным парнем, который обустраивал праздневства, конечно, был Министр городского Процветания. Это уж точно. Потому что при каждом удобном случае он делал приличное для его положения выражение лица в ящике и гнал типа как он прется по Большому Городу и все такое прочее. А заодно обещал выпустить за Большой Город кишки хоть всем остальным, хоть себе. Конечно, когда он затирал, сколько монет он бухнул на раскладняк, все в шемент восторгались. Без своих коммеров он и дышать не смел. И суетливо интересовался, куда еще швыркануть баксяток, чтоб ему с его любимыми коммерсантами еще более залучезарилось по жизни. Здесь Министр городского Процветания мудрый. Пытаясь представить глубину его мудрости, все на завидках дергались.

Быдло же неслабо аскало праздника, халявы и, если повезет, погромов.

В принципе все равно, что отмечать. Детскую олимпиаду, так детскую олимпиаду. Юбилей так Юбилей. Еще особи очень любят в плане праздников Новый Год и дни рождения, когда можно без опаски оглянуться на оставленные за собой в прошлом кучи дымящегося темно-коричневого и отправиться дальше делать новые кучи. Я знаю, в праздники принято собираться стаями, чтоб назлорадствоваться, полюбоваться на старение и морщины других «Я», обхаять недругов, потискаться и нажраться с шалавьем.

Первым делом почехлил вниз по центральной улице. Ну по Тверской к красному замку. Замок со звездами такой, которые издалека видно. Но здесь звезды — это ограничитель полета.

Я затерялся в самой гуще человеческой массы, которая потащила меня к красному замку. Навесил на себя уверенную личину, прикупил банку пива и все такое. Дальше понял: даже лапы нижние передвигать не стоит. Человеческая каша сама дотащит меня до замка.

Это были такие же «чужие», как везде. Вроде бы они шлялись взад-вперед без всякого дела. Их было очень много, что, бесспорно, представляло некоторую опасность. Но я весьма недурно среди «чужих» замаскировался. Глупо улыбался, выпучивал глаза, активно запихивал себе в рот сардельки, во всем подражая окружающим. Ну это чтобы и здесь меня приняли за видимого своего. Иногда мы все вместе слепо тыкались в зеркальные двери магазинов и баров, а через мгновение скопом выплевывались назад, туда, на серую вязкость асфальта. Я снова был с «чужими». Запросто!

Поговаривают, что в центре можно встретить весьма респектабельных личностей, мелькающих по ящику, а также негров. Я решил про себя, что если увижу знаменитость или негра, сразу брошусь к ним. И попрошу чтоб мне хоть что-нибудь объяснили. Негры, говорят, вообще отличаются особым складом ума. Когда-нибудь черные красивые люди поедут к нам из Африки эшелонами, будут улыбаться белыми зубами, пухлыми губами, разложат нам нее по полочкам и наконец-то все объяснят. Как когда-то американцам.

Большой Город мне поначалу очень засимпатяшился. Сколько огней, людей, баров, даже радуга в небе откуда-то. Чего уж, центр нашей Мавэленд. Правда, я по децелкам застремался, можно ли в таком центровом месте всей страны лакать «хайнекен», как я это бесстыдно выделывал. Не опрометчиво ли я так осмелел?

Когда в чем-то сомневаешься, лучше занять выжидательную позицию, чтоб потом не расхлебывать помойный результат собственной храбрости. Я сузил глазенки и осторожно осмотрелся. Но нет. Вроде бы ничего. Все особи вокруг также поглощали как и я «балтику», «мельника», «клинское», а также более крепкие спиртные напитки, плевались, куксились и выпячивались как могли.

Словом, я был такой, как все, и не выделялся из общей массы. Тогда я решил: типа если я не выделяюсь ничем особо омерзительным, то можно попытаться сойтись с другими особями. И попытаться выведать, какие человеческие подлости в Большом Городе наиболее в почете. Здесь вроде никто ничего не боялся. Может, это и есть Тотальная Свобода?

А вот и первая городская достопримечательность. И какая предостойнейшая. Вдоль всей центральной улицы я углядел стройные ряды очаровательных существ. Ну тинок, типа того, достаточно симпотных. Все добрые такие, приветливые, сияющие. Чтобы приукрасить Большой Город, а заодно поднять бодрость духа тем прохожим, которые ее, бодрость, малость подрастеряли, девушки были готовы на все. Они тормозили тачки, улыбаясь подходили к прохожим и говорили им, видимо, какие-то ласковые подбодряющие слова. «Вот это да… — расклеился я. — Это уже почти как райские кущи из древних легенд Скандинавии».

Я бы не удивился, если тотчас распахнулись бы на верхних этажах окна. И добрые волшебные феи стали осыпать бы нас фиалками, лепестками роз, фруктами и баксятками. А потом бы феи провели с нами тренинги и инструктаж и отвезли в расчудесную страну, где только добро, свет да любовь. И делать ничего не надо, лежи и лоботрясничай. Еще добавят: «Вы бессмертны».

Эх, вот такой раскладец был бы по мазе.

Одна из тинок отделилась от их стройных торжественных рядов и направились ко мне. Я принял, конечно, достойный вид. Ну, мол, на меня можно положиться в нашем трипе. Ведь наверняка сейчас начнется самое захватывающее.