— Спасибо. — Такое ощущение, как будто с моих плеч только что упала тонна груза. А теперь пора извиниться. — Прости, приятель.

Он смеется.

— Не переживай. Тебе лучше?

Теперь я уже могу улыбаться как раньше.

— Да, очень.

— Хорошо. И мне тоже. Думаю, нам стоило сделать это несколько недель назад.

— Думаю, мне стоило это сделать несколько месяцев назад. — Я действительно имею это в виду. Выпустив пар, мне стало так хорошо.

— Опти, ты же знаешь, что мне нравится, когда ты счастлива и прекрасна в своем маленьком мире, где всегда светит солнце и сияет радуга, но, когда ты злишься, то такая сексуальная. Обожаю агрессивных цыпочек. А ты была агрессивна до сумасшествия.

Он знает, что я на это скажу, тем не менее, мне не удается сдержаться.

— Ради бога. — Я даже закатываю глаза.

— Думаю, что нужно переименовать тебя. Будешь у меня Дьявольским Отродьем.

— Что? Я всего лишь показала тебе свою темную сторону, а ты уже выставляешь меня антихристом? Мне это не нравится. Почему я не могу быть просто Злой Сучкой?

Он хохочет, а у меня сжимается сердце, потому что я не слышала такого смеха целый месяц. Обожаю, когда он так смеется.

— Чувак, судя по всему, психологическая консультация закончена, так что мне пора идти. Нужно отправляться домой.

— Конечно. Езжай медленно и скинь мне смс, когда доберешься. И больше никакого вождения.

— Есть, сэр. Я люблю тебя, Гас.

— Я тоже люблю тебя, Злая Сучка, — низким голосом деланно говорит он. — Я просто попробовал как это звучит, — с невинным видом добавляет Гас после небольшой паузы.

— Не думаю, что мне это нравится.

— И мне, — сухо произносит Гас. — Я тоже люблю тебя, Опти.

— Вот это уже лучше. — Мне нравится быть Оптимисткой. Очень.

Пятница, 30 декабря

Кейт

— Гас завтра полетит домой с тобой, — говорит Келлер, сложив на груди руки и ожидая, что я буду с ним спорить.

Он прав.

— Гас прилетает сюда? — В обычной ситуации я была бы счастлива его видеть, но то, что со мной собираются нянчиться, как с ребенком до ужаса раздражает.

Келлер кивает.

— Во сколько прибывает его самолет? — Теперь я тоже складываю руки на груди, пытаясь продемонстрировать свое недовольство. Даже Стелла так себя не ведет. Что на меня нашло?

— За два часа до твоего рейса. Он встретится с нами в терминале и после этого будет все время рядом с тобой, потому что я не смогу пройти мимо контроля безопасности. — Келлер говорит прямолинейно. Он хочет поскорее закончить этот разговор, потому что знает, что я весь день в ворчливом настроении и данный факт только ухудшит его.

Знаю, они просто переживают за меня, но я ненавижу, когда со мной обращаются, как с неполноценной.

— Я, черт возьми, не ребенок, Келлер.

Он ладонями трет виски.

— Детка, я знаю это. — Я испытываю его терпение. — Ты хочешь есть? Пора ужинать. Я могу что-нибудь приготовить, и ты примешь лекарство. — Он пытается сменить тему, пытается помочь мне, но я все еще расстроена.

Поэтому продолжаю ему высказывать.

— Чья это идея?

— Наша. — Его голос звучит раздраженно. Он хочет поскорее с этим покончить.

— Значит ты и Гас, вместе все спланировали. А мое мнение не в счет? Мне всего лишь нужно сесть на самолет, Келлер. Думаю, я и сама могу это сделать. — Я не хочу быть такой. Это не я, но сегодня я не могу ничего с собой поделать. Слава Богу, что утром Шелли и Дункан забрали Стеллу к себе с ночевкой. Я не хочу, чтобы она меня видела в таком состоянии. Никто этого не заслуживает. Особенно Келлер. Боль и страдание превращают меня в одну из тех человечишек, которых я презираю.

— Господи, Кейти, чего ты от меня хочешь? Ты не достаточно больна, чтобы сопровождать тебя домой, но достаточно плохо себя чувствуешь, чтобы не оставаться здесь? Ты бросаешь меня ради Сан-Диего и Гаса?

Эти слова открывают во мне новую зияющую рану вины, поэтому я огрызаюсь.

— Прекрати. Это не какое-то соревнование. — Я настолько раздражена, что в голове появляется пульсирующая боль. Я не выбираю, не предпочитаю одного другому, потому что он мне дороже. Я должна выбрать место, где смогу донести свой груз до конца. Огромная разница.

Келлер отворачивается, кладет руки на бедра, а потом снова поворачивается ко мне лицом.

— Сердцем я знаю это. Я знаю это. Но я ревную. Все, я это сказал. Я, черт возьми, ревную.

— Это глупо.

Его раздражение куда-то испаряется и Келлер опускает лицо. Я вижу, что оно уступает место грусти.

— Не буду с тобой спорить. Это глупо. Глупо и по-детски. Я работаю над этим. У вас с Гасом были десятилетия. У меня — только несколько месяцев. Поэтому я ревную. Я просто... хочу больше. Я хочу провести с тобой больше времени.

Его слова звучат душераздирающе, но я все еще злюсь. Сердце отчаянно требует, чтобы мой рот заткнулся, но, тем не менее, я огрызаюсь.

— А ты думаешь, мне этого не хочется?

Он качает головой и делает шаг вперед, чтобы положить руки мне на плечи.

Я, в свою очередь, делаю шаг назад.

— Детка, я знаю, что и ты этого хочешь. Я не имел в виду…

Тяжело дыша, я обрываю его и прищуриваюсь, превозмогая боль.

— Отлично. Ты хочешь, чтобы я осталась здесь? Ты хочешь наблюдать за тем, как мои легкие ведут борьбу за каждый вздох? Ты хочешь наблюдать за тем, как все станет еще хуже, и моя печень начнет разлагаться? Ты хочешь наблюдать за тем, как меня начнут так накачивать наркотиками, что я не смогу думать и говорить, как нормальный человек? Ты хочешь наблюдать за тем, как от меня останутся кожа да кости, и я буду близка к смерти от истощения, потому что не смогу больше пить и есть? Это же будет так, черт возьми, чудесно… — кричу я, но Келлер не дает мне договорить.

Он закрывает руками уши, а в глазах стоят слезы.

— Остановись! Просто остановись. Я не хочу ругаться с тобой, детка. Я хочу помочь. Я хочу забрать твою боль. Я хочу любить тебя. Это все, чего я хочу. — В его глазах отчаяние. Он смотрит так, как будто снова хочет дотронуться до меня. Вместо этого Келлер берет пальто, перекинутое через спинку кресла, надевает его и направляется к двери. — Я собираюсь прогуляться. Постарайся успокоиться. Тебе не стоит нервничать. Я вернусь через несколько минут.

Я не могу смотреть на то, как Келлер выходит за дверь, но слышу, как он потихоньку закрывает ее за собой. В горле стоит ком, который я никак не могу проглотить. Я начинаю рыдать, не издавая ни звука, просто хватая ртом воздух и стараясь сделать хоть один вдох. Мои плечи сильно трясутся, а в голове стучит. Тело пытается бороться с болью, которое приносит каждый новый всхлип. Напряжение в мышцах только усиливает ее. Никогда не верила, что можно умереть от боли. Я была уверена, что нет ничего настолько сильного, что может заставить твое сердце перестать биться.

Теперь я так не думаю.

Мне нужны таблетки.

Я делаю два шага в направлении ванной, но неожиданно меня пронзает такая боль, что я падаю на пол. Такое ощущение, что я потеряла контроль над телом и разумом. Я слышу свой крик, пытающийся прорвать тишину, когда кислород, наконец, пробивает себе дорогу к моим легким. Второй, а может быть, третий крик сопровождается подступающей рвотой. Несколько секунд спустя я заливаю пол содержимым своего желудка. Первая еда, которую я смогла съесть за последние два дня. А теперь и ее нет.

Я все еще всхлипываю, но злость уже ушла. Сейчас, единственная эмоция, на которой я могу сфокусироваться — это страх. Боль доминирует, но потихоньку, как хищник, готовый атаковать и убить, подкрадывается страх. Я не могу повернуться к нему спиной, иначе он меня уничтожит. Неужели к этому теперь сводится моя жизнь? Лежать на полу в луже собственной рвоты и рыдать, не переставая, не в состоянии успокоиться и не имея сил, чтобы встать?

Перед глазами все начинает чернеть и это еще больше пугает меня. Неожиданно мое тело каменеет от боли. «Теперь я понимаю, почему моя мать решила со всем этим покончить.» Это последняя мысль, которая мелькает у меня в голове.