согласование своих действий с буржуазией.

Компания, окружив Драгина, сдвинулась со скамьи и уселась в кружок.

— Ну насчет согласования — это демагогия. Как это вы, большевики, не можете понять то, что раз

революция в России буржуазная, и раз без развития капитализма и создания кадров рабочих и крупной

индустрии не обойтись, как вы не понимаете, что нужно поддерживать буржуазию?

— Мы-то думаем, что ждать с революцией нечего. Что обойтись можно и без дальнейшего развития

капитализма в России. Вот когда пролетариат получит власть в свои руки, — а получит он ее тогда, когда

возьмет ее сам, свергнув буржуазный порядок, — тогда, и промышленность и рабочий класс быстро

разовьются.

— Старая ваша песня. Вы не свободны. Вы в плену у идеи диктатуры пролетариата. Вы не можете видеть

действительность так, как она есть.

— Милый мой, — Драгин потрепал собеседника по плечу. — Уж чья бы корова мычала, а ваша и

меньшевистская молчала. Кто как не вы находитесь в плену у буржуазии, трещите звонкими словами, как

сороки, а на деле прислуживаете капитализму.

— Опять демагогия.

— Нет, не демагогия. Вот послушайте. Мы, большевики, как раз действуем свободно. Мы хорошо знаем

то, что вы давно уже позабыли или не знали вовсе. Мы исповедуем великие заповеди наших учителей —

Маркса и Энгельса.

— Очень сомнительно.

— А вы не сомневайтесь, а слушайте. Что такое свобода? По-купечески свобода — это делай, чего моя

нога хочет. А по-нашему — свобода есть осознанная необходимость. Для того, чтобы человечество вышло из

тупика капиталистического разбоя, эксплоатации и грабительской войны, нужен насильственный пролетарский

переворот и диктатура революционных рабочих, то есть нужно уничтожить капитализм. Это необходимо и

понятно каждому. Мы сознаем эту истину. В нее уверовали даже отсталые слои трудящихся. Правда, пока не

все. Такова мораль. Мы поступаем, как действительно свободные люди, проводя в жизнь то, что необходимо.

— Ну, это старая песня. Вы не учитываете объективных условий.

— А, бросьте. Сколько раз я доказывал вам и цифрами и фактами, что именно теперь настало время для

пролетарской революции в России. Ведь она идет, и только слепые, вроде вас, не видят ее разбега.

— Опять демагогия, рассчитанная на то, что собравшиеся вокруг вас солдаты уверуют. Давайте факты.

— Извольте. Вы за поддержку Временного правительства? Вы за войну до победы?

— Постольку поскольку — да.

— И тут изворачиваетесь. Говорили бы прямо. Ясно, что вы за поддержку капиталистов и помещиков. А

мы говорим: никакой поддержки Временному правительству. Мы говорим: долой войну в интересах капитала.

— Это почему же вы против Временного правительства? Туда входят и социалисты.

— Вот смотрите на стену. Видите эти три красных полотнища?

— Ну, вижу.

— На них такие надписи, которые позорят красный цвет.

— Не понимаю.

— Вот первая. Читайте: “Свобода, равенство и братство”. Ну, разве это не лицемерие, не

очковтирательство? У нас в стране теперь свобода? Позор. Кто поверит? Рабочие свободны умирать с голоду, а

капиталисты наживать миллионы барышей на войне. Равенство — бедняка-крестьянина, не имеющего куска

черного хлеба про запас, и помещика Родзянко, члена социалистического Временного правительства, имеющего

десятки тысяч десятин земли и на миллионы рублей богатств. Братство — угнетенных тружеников и

угнетателей. Лицемеры! И вы в общественных местах вывешиваете такие лозунги!

— Это нужно понимать по-другому.

— Да, Для этого нужно стать меньшевистским идиотом.

— Вы не слишком-то, — загорячился южанин.

— Второй лозунг: “Война за свободу до победного конца”. За свободу капиталистам грабить не только

русских рабочих и крестьян, но и турецких, немецких. Так и писать бы нужно было. Или вот: “Заем свободы”. А

нужно было бы написать: “Заем рабства”. Война в интересах укрепления и обогащения буржуазии. Для

пролетариата победоносное окончание ее хуже поражения. Кто же это не понимает? А вы, пользуясь тем, что

вас пока большинство в совете, этой грязной ложью пачкаете стены.

— С вами нельзя говорить, — сказал черный оппонент и отошел в сторону.

— А почему же все-таки большинство совета идет за нами? — спросил Гончаренко. — Ведь выборы

свободны…

— Это верно. Дело в том, что буржуазия держится не только насилием, тюрьмами, войском, но и

темнотой, отсталостью и неорганизованностью масс трудящихся. Через церковь, школу, печать она не меньше

порабощает рабочих и крестьян, чем судом, казнями и ссылками. Вот почему солдаты, свободно выбирая в

советы, в настоящий момент все-таки идут за буржуазией, за ее обманными лозунгами свободы, равенства и

братства, оборонительной войны до победы.

*

Открыл заседание пленума совета полный армянин, член городского отдела партии дашнакцутюн.

Утвердили повестку. Первым получил слово окружной комиссар Временного правительства, человек в

военном мундире, из-под которого выпирало брюшко. Он обрисовал положение на фронтах, изругал

большевиков, как прислужников немцев, а в заключение негодующим голосом воскликнул:

— У нас, товарищи, двоевластие. Советы позволяют себе контролировать действия правительства. Когда

же это в истории было видано! Это недопустимо, когда кровь льется за оборону свободной страны. Двух

властей в государстве быть не может.

— Ну, и катитесь колбасой, — раздался громкий выкрик из задних рядов. — Без вас управимся, и будет

одновластие.

Большинство затопало ногами, зашикало, и выкрики с мест прекратились.

Следующим выступал меньшевик, говоривший в пользу оборончества и парламента с представителями

от всего народа. Возражал против революционной деятельности совета. В заключение он сказал, делая хищно-

язвительное выражение лица:

— Россия, — сказал Милюков, — во власти немецких шпионов. А я сказал бы, что страна наша во власти

дьявола многословия. Нужно прекратить эту… этот… — оратор запнулся.

— Дайте ему воды, — опять крикнул из задних рядов тот же голос.

— Да, дайте воды, — подхватил мысль оратор. — Дайте пять, дайте десять, много стаканов воды,

которые я вылью на горячечные большевистские головы, чтобы они перестали бредить и…

— Долой!

— Уберите брехуна, — закричало уже несколько сердитых голосов. Зал заохал, застонал, затрещал

аплодисментами. Смущенный оратор сошел с трибуны.

За ним выступил анархист. Но ему много говорить не дали. После того как он начал руготней,

требованием разгрома власти, разгона совета, его просто стащили за ногу с трибуны.

Потом говорил Преображенский от партии конституционных демократов. Он призывал совет ко

всемерной поддержке Временного правительства, отстаивал необходимость ликвидации советов. И в

заключение заявил, что войско против двоевластия.

Преображенского выслушали молча.

Слово взял Драгин. И президиум и зал насторожились.

— Зря вы, полковник, говорите за армию. Армия вас не уполномачивала и за вами не пойдет. Она идет и

пойдет за советами. Только советы дадут стране мир, землю крестьянам, контроль над банками и

производством, хлеб и свободу для всех трудящихся.

Советы разогнать хотите? Не выйдет это у вас. Руки коротки. Попробуйте только. Советы — творчество

самого революционного народа, и он советов на разгром не отдаст. Правда, революция еще впереди. Хотя бы тот

факт, что полковник Преображенский сидит здесь и пытается нас запугать, лучше всего говорит за то, что даже

царизм еще не сломлен окончательно.

— Позор, — крикнул председатель.

— Единственно, что может застраховать свободу от возврата царизма, — это разъяснение войскам

классового обмана всех лозунгов кадетов, меньшевиков. Нужно всемерно сеять недоверие к Временному