Джек Бретон перешагнул через него и направился к рабочему столу у стены, на котором лежали части мотора. Он выдвинул длинный ящик и нашел то, что искал — катушку рыболовной лески. Этикетка подтвердила, что это особая, недавно запатентованная леска, тонкая, как швейная нитка, и выдерживающая нагрузки в тысячи футов. Резаком на катушке он отрезал два куска. Одним связал кисти Джона у него за спиной, а второй пропустил через потолочную балку, надежно закрепил, а свободным концом обмотал руку Джона над локтем и затянул крепким узлом. Катушку он сунул в карман, чтобы Джон не сумел до нее добраться и воспользоваться резаком.

— Что ты со мной делаешь? — Джон говорил невнятным голосом, но разумно, хотя и очень устало. Джек как раз кончил возиться с узлами.

— Связываю, чтобы избежать лишних хлопот.

— Это я понял. Но зачем ты привез меня сюда? Почему я еще жив? — Джон еще не вышел из туманов снотворного, и в голосе его слышался лишь легкий интерес.

— Приезжал Конвери. Два раза. И я его испугался.

— Правильно сделал! — Джон попробовал усмехнуться. — Особенно, если он побывал у тебя дважды. Больше одного раза в день он никогда не заглядывал, даже когда пытался пришить мне убийство Шпиделя. Он прочел у тебя в душе. Конвери умеет читать в душах, знаешь ли… — Он захлебнулся в рвотном спазме и повернул лицо к пыльному полу. Джеку стало не по себе.

У него возникла смутная идея. Он поднялся наверх и принес из машины оба чемодана. Джон по-прежнему лежал на боку, но был в полном сознании и внимательно на него посмотрел.

— А чемоданы зачем?

— Ты только что ушел навсегда от жены.

— И ты думаешь, она этому поверит?

— Поверит, когда ты не вернешься.

— Ах, так… — Джон помолчал. — Ты намерен держать меня тут, пока Конвери не оставит тебя в покое, а тогда…

— Вот именно. — Джек поставил чемоданы. — А тогда…

— Замечательно, — с горечью сказал Джон. — Просто замечательно. Ты знаешь, что ты маньяк?

— Я уже объяснил свою позицию. Я подарил тебе девять лет жизни.

— Ты мне ничего не подарил. Это просто… ну… побочный результат твоих эгоистических планов.

— Но тем не менее результат.

— Если, по-твоему, такой довод должен примирить меня с тем, что я буду убит, ты безусловно маньяк. — Джон на мгновение закрыл глаза. — Ты болен, Джек и только напрасно теряешь свое время.

— Почему это?

— Ты мог втереться между мной и Кэт потому лишь, что мы созрели для появления кого-то вроде тебя. Но Кэт в любую минуту теперь поймет, что ты такое, и тогда она бросится бежать от тебя. Изо всех сил.

Джек уставился на своего альтер эго.

— Ты болтаешь, чтобы как-нибудь выкрутиться. Не выйдет. Это не старый фильм, которые ты так любишь.

— Я знаю. Знаю, что это на самом деле. Помнишь, как выглядел дедушка Бретон в то утро, когда мы нашли его в постели?

Джек кивнул. Непроизвольное выпучивание глазных яблок, вот как это назвали. Ему тогда было восемь, и профессиональный жаргон послужил плохим утешением.

— Я помню.

— В то утро я решил, что никогда не умру.

— Знаю. Или, по-твоему, я не знаю? — Джек судорожно вздохнул. — Послушай, почему бы тебе не обрезать концы?

— То есть как?

— Если я тебя отпущу, ты уедешь? Исчезнешь насовсем и оставишь нас с Кэт в покое? — Произнеся эти слова, Джек испытал прилив горячей благожелательности к своему альтер эго. Только так! Джон ведь несомненно предпочтет жизнь в другом месте смерти в этом подвале. Он внимательно следил за реакцией Джона.

— Ну, конечно! — Взгляд Джона оживился. — Уеду, куда угодно. Я не дурак.

— Ну и хорошо.

Они посмотрели в глаза друг другу, и в голове Джека Бретона возникло странное ощущение. Его сознание соприкоснулось с сознанием Джона Бретона. Соприкосновение было кратким, легким, как касание пушинки, но пугающим. Такое с ним произошло впервые, но сомнений не было. И он успел понять, что Джон солгал, объявив, что готов с поклоном удалиться со сцены.

— Наверное, мы просто созданы, чтобы подхватить телепатическую лихорадку, про которую трубят, — тихо сказал Джон. — Ведь твой мозг и мой должны быть идентичными.

— Мне очень жаль.

— А мне нет. Я тебе почти благодарен, если на то пошло. Я не сознавал, как много для меня значит Кэт, но теперь я знаю. Так много, что я не могу уйти и оставить ее такому, как ты.

— Даже если альтернатива — смерть?

— Даже если альтернатива — смерть. — Джон Бретон сумел улыбнуться.

— Хорошо, пусть так, — твердо сказал Джек. — Пусть так.

— Но ведь ты меня все равно не отпустил.

— Я…

— Телепатия — двусторонний процесс, Джек. Минуту назад я узнал о тебе столько же, сколько ты обо мне. Ты убежден, что отпустить меня было бы слишком рискованно. Ну, и еще кое-что.

— А именно? — Джек Бретон с беспокойством обнаружил, что утрачивает инициативу в разговоре, где верх безусловно должен был бы оставаться за ним.

— В глубине души ты хочешь меня убить. Я воплощение твоей вины. Твое положение уникально: ты можешь принести величайшую искупительную жертву — убив меня — и все-таки остаться жить.

— Это словесное шулерство, если можно так выразиться.

— Нет. Я не знаю, что ты перенес, когда в твоем потоке времени Кэт погибла, но психологически ты стал калекой, Джек. Оказавшись перед проблемой, ты закрываешь глаза на все решения, кроме одного — того, которое удовлетворит твою потребность убить.

— Ерунда. — Джек отошел проверять, плотно ли задернуты занавески на оконцах подвала.

— Ты ведь это уже доказал… по твоему собственному признанию. — Голос Джона становился все более сонным.

— Валяй дальше.

— Когда ты совершил этот решающий переход во времени, тебе вовсе не требовалось брать ружье и убивать Шпиделя. Ты мог бы добиться того же, или даже больше, если бы вернулся к моменту дурацкой ссоры, между мной и Кэт, когда машина сломалась. Тебе было бы достаточно просто предупредить меня.

— По-моему, я объяснил тебе принципы хрономотивной физики, — ответят Джек. — Момент прибытия не выбирается. Сознание притягивается к ключевому событию, к решающему моменту.

— Об этом я и говорю! Я ведь тоже страдаю «гемикранией сине долоре». И за последние девять лет десятки раз видел цветные движущиеся зигзаги. И проделал десятки переходов — всегда к моменту ссоры, потому что знал, что все началось с него. В нем заключалась моя вина, но ты, Джек, не мог этого выдержать. Некоторое время ты с этим смирялся, а потом — ты рассказал нам про это в ту ночь, когда явился, — потом ты постепенно сфокусировался на сцене убийства. На улицу начали накладываться деревья парка. Потому что сцена убийства обладала для тебя особым магнетизмом. Дело в том, что Шпидель стал для тебя идеальным козлом отпущения. Это был момент убийства Кэт, и взвешивать вопросы добра и зла времени не было. Времени хватало только, чтобы убить…

— Нет — нет, — прошептал Джек.

— Взгляни правде в глаза, Джек, это твой единственный шанс. Ты и я в то время были одним человеком, и потому я знаю, что таилось в глубине твоего сознания. Ты хотел, чтобы Кэт умерла. Когда приехал Конвери в тот первый раз, ты услышал тот же внутренний голос, что и я, — тот, что шепнул тебе, что ты свободен. Но в этом нет ничего ужасного… — Глаза Джона снова закрылись, голос начал ослабевать. — Нельзя любить женщину и иногда не желать ее смерти… Она не всегда такая, какой ты хочешь ее видеть… Иногда она хочет быть самой собой… И секрет в том, чтобы приспосабливаться… надо приспосабливаться… — Джон Бретон заснул, уткнувшись в пол лицом в синяках.

— Дурак, — сказал Джек. — Жалкий дурак.

Он поднялся по лестнице и постоял с рукой на выключателе, проверяя, все ли он сделал, чтобы Джон, когда очнется, не сумел освободиться. Он сможет ходить по середине подвала, но не сможет добраться до инструментов. Джону Бретону будет очень скверно, подумал Джек. Ну да недолго. Он выключил свет и вышел из домика, тщательно заперев за собой дверь.