Взволнованный тем, что приключилось с ним в эти мартовские ночи, Камилл не мог оставаться в Москве. Он понимал, что надо побывать на местах событий, увиденных им в ночных видениях - может там откроется ему их смысл?
Только в конце мая он сумел отправиться в Крым.
По прибытии в Симферополь он сразу же пошел на стоянку междугороднего троллейбуса. Камилл и прежде достаточно хорошо знал крымский берег от Феодосии до Алупки. Теперь же в его памяти отчетливо выступала топография местности, запомнившаяся ему при его полете над побережьем в странном сне. Приобретя билет до Ялты он, однако, попросил водителя троллейбуса высадить его в Кызыл-Таше, ныне пребывающем под кликухой «Красный Камень». Выйдя на шоссе, он пошел вниз по склону к мысу Аю-Даг, присматриваясь, не застряли ли за спиной Медведя клочки белого тумана – как тогда. Он спустился к нависшим над морем скалам и стоял теперь у правого бока чудовищного зверя, опустившего голову по самый загривок в соленые волны. Именно на этом месте в том далеком прошлом, привидевшемся ему, стоял старый Корр рядом с сооруженной из тяжелых древесных пород метательной машиной – гигантским арбалетом, заряженным стрелой с бронзовым наконечником. Так же, как и тогда, сырой ветер с моря нес особый, присущий только Черному морю запах широкого водного пространства, его таинственных глубин, и этот запах тревожил душу, манил туда, где рождается этот запах и откуда нет возврата в мир солнечного света.
Погружаясь в атмосферу давних тысячелетий, припоминая лица и слова своих давних предков, слова незнакомые, но вдруг становящиеся понятными, простоял Камилл над крутым берегом, вглядываясь в ясную сегодня морскую даль. Затем он направился направо к пологому спуску к морю, где в былое время намеревался высадиться со своими сорвиголовами Большой Фока, и где дерзкого пирата поджидало суровое таврское воинство.
Неподалеку торчали из белых кружевных оборок набегавших волн две скалы, именуемые Адалар. «Наверное, их тоже нынешние жители Крыма переименовали» - подумал Камилл, шагая неторопливо по галечному пляжу, на котором нынче хозяйствовали одни только птицы. Часто-часто взмахивая крыльями, торопливо, будто боясь сверзиться на землю, перелетали с места на место голуби. Плавно парили чайки, временами садясь на каменистый пляж и что-то съедобное находя среди камней.
На склоне показались невзрачные, крытые старой татарской черепицей домики, приземистые, но еще крепкие, ибо были сложены приморскими рыбаками из массивных блоков ракушечника. Однако заборы, окружавшие небольшие дворы, обвалились, видно новые хозяева не удосуживались их укреплять. Взору идущего вдоль пляжа человека был открыт несложный быт какой-то поселившейся в ближайшем к морю жилище семьи, и Камилл видел, как пацаненок лет восьми возился с кошкой, а мужчина в обвислой зеленой майке ловил петуха. Женщина, повязанная по глаза белой холщовой косынкой, не переставая полоскать белье, что-то кричала, заглушая паническое кудахтанье обреченного петуха.
Камилл обратил внимание, что белье женщина полоскала в круглом плоском тазу с невысоким бортиком. Такой таз называется у татар «леген» и делали его медники крымских городов, выковывая из одного цельного куска меди. Медники звались по-татарски «бакырджи» и проживали в городах в своих отдельных звенящих районах, называемых «бакырджи маалеси», и особенно славились бакырджи из Карасубазара. Теперь династии крымских медников, как и других ремесленных цехов, разрушились, исчезли…
Пройдясь по пляжу, Камилл опять вернулся на высокий берег, где ему довелось быть свидетелем разговора старого Корра с сыном и внуком. Настолько окружающие скалы и вид отсюда на оконечность мыса совпадали с ландшафтом из сна, что Камилл сейчас уже не стал бы называть те видения сном. Он непроизвольно стал осматривать землю под своими ногами, как бы желая найти следы своих предков. Скалистая площадка была покрыта нетолстым слоем почвы, перемешанной с мелким щебнем, и следов былого здесь не могли бы отыскать даже специалисты-археологи со своими кирками и лопатами.
Следы от наших предков тавров остались душах, поэтому мы в самых трудных условиях помним о своей единственной родине и, преодолевая сопротивление злобных сил, возвращаемся на землю, в которой наши тысячелетние корни.
Камилл долго сидел на склоне у горы Аю-Даг, высматривая неизвестно что в голубом пространстве. Но лодки с греческими пиратами, как тогда, у берега не появлялись. Только медленно передвигались вдали какие-то суда, казавшиеся отсюда маленькими конструкциями из серых кубиков.
Ближе к вечеру он вышел на шоссе и на попутке доехал до Симферополя, где и явился к Асану, все еще живущему без прописки в квартире своей законной супруги Светланы, уже родившей славного мальчишку Руслана.
Утром Асан поехал по своим коммерческим делам, перед тем забросив Камилла на возвышающиеся над нынешним Симферополем скалы, в местность, издавна называемую Керменчиком, то есть «маленькой крепостью».
- Здесь останки великого города Неаполя Скифского, - с таким пафосом произнес эти слова Асан, что можно было подумать, что именно он возводил когда-то этот город.
Камилл, коренной симферополец, в годы оккупации исходивший многие места родного города, здесь, тем не менее, никогда не бывал.
Но тут я, по-видимому, не вполне точен – разве не эти именно места посетил он в правление великого царя царей Скилура? Сложно все это…
Сам Камилл после того, как с узнаванием рассматривал ландшафт возле Аю-Дага, уже не сомневался, что он, неведомо как и неведомо в какой ипостаси, действительно посещал эти исторические места в те времена, когда там происходили увиденные им события.
Он посидел на камне, стараясь представить себя вновь в покоях царя Скилура, обсуждающего государственные проблемы со своими приближенными. Но стертый временем с земной поверхности город его предков не мог помочь его воображению увидеть в окружающем разоре былое величие…
Еще в Москве Камилл расспросил своего многознающего отца и многопомнящую маму о месте, где находилось имение Бадана. Отец пояснил, а мама, которую в детстве не раз возил, оказывается, в родовое селение ее отец, уточнила пояснения своего мужа, в результате чего Камилл имел на руках вычерченный на бумаге план для поиска имения своих дедов. Но село Бадана давно вошло в пределы города Симферополя и, как с грустью установил Камилл, на месте его располагалась автобаза…
Теперь надо было побывать в Бахчисарае. Утром пораньше Асан на своих «Жигулях» повез московского гостя в столицу ханов. Камилл не рассказал Асану о причине, заставившей его посещать то одно, то другое место в Крыму - уж очень необычной была эта причина, и не каждый воспринял бы объяснение Камилла должным образом.
Асан уехал, а Камилл поначалу пошел в Хан-Сарай, но его сейчас интересовали не покои ханского дворца, в котором экскурсантам демонстрировали кровать, на которой изволила спать приезжавшая в Крым Екатерина, а сады, окружавшие многочисленные строения.
По всей вероятности, соображал Камилл, красавица-царевна Лейля проживала все же не в самом ханском дворце, а где-то неподалеку. Камилл взобрался на высокую бахчисарайскую улочку, с которой можно было окинуть взглядом окрестности дворца, и понял, что тот сад, в котором царевна встречалась с молодым воином, давно выкорчеван, а территория его застроена какими-то непристойными для древнего Бахчисарая домами. Что тут поделаешь?
Вот уж, действительно, - «все расхищено, предано, продано»…
Дождавшись маленького автобуса, курсирующего между Бахчисараем и Симферополем, Камилл вернулся в дом Светланы и Асана.
Утром следующего дня Камилл уже прибыл в Старый Крым и постучался в ворота шамилевского дома.
Шамиль очень обрадовался неожиданному приезду Камилла. В тот же вечер, оповещенные сыновьями хозяина дома пришли жена Фуата Хафизе, их дочка Алиме с мужем Абхаиром и полугодовалым сынишкой. А Февзи пришел с женой и с двумя уже детьми, и вместе с ним пришел гостящий у него Володя. И, конечно, пришел Керим.