• 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »

В конце концов руки, однако, почему-то прекращали борьбу. Ко нечно, они могли бы покончить с мальчиком сразу, но не делали этого. Возможно, наступал момент, когда они уже нужны были хозяину и поп росту не успевали справиться с Женечкой вовремя? Или они забавля лись, играли с ним? Так или иначе, но задолго до рассвета они поки дали палату, растворяясь в серости городской ночи, а мальчик оста вался ничком на кровати, поглаживая измученную шею и воспалённо ды ша. И каждое утро будившее Женечку солнце светило чуть менее ярко.

Женечка не пытался никому пожаловаться. Взрослые редко верят детским фантазиям, а уж в этом случае... Наверное, его выслушали бы, а потом отправили в другую клинику, нервную, к Наполеонам и пришель цам с тарелочек, а ему вовсе туда не хотелось. Кстати, самой опера ции он почти не боялся, он просто не надеялся до неё дожить. Он ле жал на своей койке, уставившись в потолок, и думал про то, как чут кие руки хирурга нащупывают на его шее ту главную жилку, в которой скрывается его душа, и про то, что меркнет солнце.

Скоро оно погаснет совсем.

С А М У Ю М А Л О С Т Ь

- Мама, - говорит Женечка, мысленно прижимаясь щекой к прохлад ной скользкой ткани привычной белой блузки, - мамочка, я так боюсь умереть.

- Ничего, - отвечает мама, - успокойся, сыночек. Что поделаешь, рано или поздно это случается со всеми. Лучше попозже, конечно, но каждому приходит своя очередь. Поверь, малыш, это не так уж страшно.

- Нет, - твердит Женечка, - пусть все умирают, а я не желаю.

- Ну что за глупости?! - вмешивается папа. - Давай рассуждать логически. Раз что-то непременно должно произойти, значит, этого не избегнешь. Строго по определению. Понимаешь?

Он иногда бывает таким занудливым, просто противным.

- Понимаю, - говорит Женечка. - Но не хочу. Ведь т а м ничего нет, там пустота. Ведь так? Ведь правда?! Что вы молчите? И, наверное, черви, крысы и какие-нибудь жуки? Я боюсь червей и жуков тоже, ты же знаешь, мама. И пустоты тоже. Раз уж это обязательно нужно, пускай Бог сделает так, чтобы я не совсем умер. Что Ему сто ит? Пусть я даже буду мёртвый, но не полностью, чтобы хотя бы крош ка, хотя бы самая малость жизни осталась. Ведь Бог это может?!

- Может, - вздыхает в темноте мама. - Бог всё может. На то Он и Бог.

- А Он захочет?

- Как же Он может не захотеть, когда Его просит такой малень кий мальчик. Он любит маленьких.

- И... И ещё... Я его тогда ещё прошу, чтобы он и вам немножко жизни оставил. Мне без вас всё равно страшно.

- Хорошо-хорошо, - говорит мама, - мы всегда будем с тобой. Не бойся, Женечка.

Папа молчит и, кажется, что-то сопит себе под нос.

Это повторяется изо дня в день, уже давным-давно. Конечно, папе надоело. Мамы, они более терпеливые.

Таинственные, боящиеся дневного света существа шуршат во тьме, отделяющей Женечку от его родителей. Те ещё могут беседовать, но коснуться друг друга им уже не суждено. Наверху что-то шелестит. Это осенний дождь рыдает над городом, поливая среди прочих предметов три могильных холмика и общий памятник. Женечка, его папа и мама погибли семь лет назад в автокатастрофе, когда у встречного МАЗа отказало сцепление.

Однако самая малость жизни в них осталась.

П О С Л Е Д Н Я Я С К А З О Ч К А

- Что, я опять умер? - спрашивает Женечка.

- Да, так уж получилось, - отвечаю я. Собственно, набираю это предложение на клавиатуре.

- И тебе меня ни чуточки не жалко?

- Жалко, конечно, - вздыхаю я, - но, видишь ли, на твоей смер ти... то есть смертях... здесь всё и построено.

- Я как раз и понимаю, что всё подстроено.

- Не играй словами, - говорю я. - Это моя прерогатива. Одни только дилетанты думают, что писательство - чистая работёнка, лёгкий хлеб. На самом деле у нас руки по локоть в невидимой крови. Кому это и знать-то, как не тебе? А быть литературным героем - вообще занятие для мазохистов. Так что, мой юный друг, назвался груздем - полезай в скороварку.

- Я никакой не этот... не мазохист, - упрямо заявляет Женеч ка. - И никем, между прочим, не назывался. Это ты меня назвал! И ты всё тут придумал!

- Вот именно...

- Нет, не перебивай. Ты и так меня уже столько раз перебил...

- А вот в таком затасканном каламбуре я, уважаемые читатели, не виноват. Здесь уже его, извините за выражение, творчество, и я прямо сейчас всё это удалю...

- Нет, постой. Ты мне ещё про художественный метод, фабулу и сверхзадачу что-нибудь расскажи.

"Боже, какой умный мальчик получился", - думаю я.

- Как много красивых, учёных слов. А в результате я мучаюсь и умираю. Ты разве не знаешь, что над маленькими издеваться нельзя?!

- Ну, - мнусь я, - в реальной жизни это, конечно, верно, но на бумаге - не преступление. Даже не грех, наверное.

- Ах, раз так, значит, мне совсем и не больно. Даже приятно. Давай поменяемся!

- А вот это уже совсем глупости, - наконец мне, кажется, уда ётся взять инициативу в свои руки. - Ты же, извини, всё-таки не настоящий.

- Значит, не настоящий? - повторяет Женечка.

- Да, увы.

- Ну, тогда у меня ничего не выйдет.

Происходит что-то, чего не должно было и не могло случиться. Экран дисплея искрит и будто вспучивается. На мгновение передо мной мелькают печальные безжалостные глаза, и Женечка... или некто... нечто... опрокидывает меня вместе со стулом и впивается мне в ярем ную вену. Никогда не знал, что такое яремная вена, но это наверняка оказалась именно она. Уж он-то не ошибся бы.

И последней моей мыслью было: а маленьких всё-таки обижать не...