Эва с улыбкой поцеловала сестру и ответила:

— Я не могу понять твоих опасений, Мария. Почему ты придаешь такое значение этим встречам? Они случайные… Нет ничего удивительного в том, что он засматривается на тебя: ты же ангелочек! К тому же принц необычайно красив и его восточные живописные костюмы идут ему. Впрочем, кажется, сэр Джон знает его. Скажи, чего же тебе бояться?

— Я и сама не знаю, — шепотом отвечала Мария, — ты упрекаешь меня в робости, но что поделаешь? Предчувствия нам не подвластны.

Раджа приблизился к губернатору, и они остановились друг против друга.

— Я очень рад видеть вас, — начал губернатор. — Добро пожаловать!

— Милорд, — любезно отвечал Дургаль-Саиб, — я тоже рад протянуть вам руку и открыть свое сердце. Мы разноплеменники, мы исповедуем разные религии, но в сущности мы — братья!

— И разве может быть иначе, когда Англия и Индия — сестры!

Дургаль-Саиб заметил сестер Бюртель. Он поспешил подойти к ним, и Эва почувствовала, как ладонь Марии затрепетала в ее руке.

— Я преклоняюсь перед светлыми богинями этого храма, — проговорил раджа, с величайшей почтительностью обращаясь к жениху Эвы. — Надеюсь увидеть сегодня и сэра Джона.

— Мы все ждем его, — отвечал Эдуард, — видимо, он скоро появится.

— Мне очень нужно встретиться с сэром Джоном Малькольмом, — обратился раджа к молодым девушкам. — Он почти ваш отец, и у меня есть просьба к нему. Думаю, он разрешит мне это…

— Какая же? — спросила Эва.

— Я хочу преподнести вам обеим по незначительному подарку, по безделушке, которые так нравятся молодим девушкам и которые делают женскую красоту неотразимой.

— Как это понимать? — едва слышно произнесла Мария, а Эва с явным нетерпением уточнила:

— Что за безделушки?

Шарф, шитый золотом, служил радже поясом, на нем висели кинжалы с серебряными рукоятками, усеянными драгоценными камнями.

Из-за широких складок этого пояса Дургаль-Саиб вынул две совершенно одинаковые коробочки и, подавая их сестрам, преклонил колено по восточному обычаю. Прекрасное личико Марии от смущения покрылось яркой краской; поколебавшись, она протянула руку к коробочке, предназначенной для нее. Эва же, напротив, быстро открыла свою и в наивном восторге вскрикнула от изумления.

— О боже мой, как это красиво! Взгляните, Эдуард; взгляни, сестра! Это чудно, восхитительно! Прекрасно!

— Не надо преувеличивать, мисс Эва, — проговорил раджа, — здесь нет ничего такого, что могло бы вызвать подобный восторг. Это самые обыкновенные бриллианты из моих копей и жемчуг с берегов Цейлона. Мой подарок скромен, и я сознаю это! Только звезды могут служить ожерельем для ваших плеч. Но эти звезды, подобные вашим глазам, сияют на небе, а я еще не нашел способа добраться до них.

— Смею уверить вас, раджа, — заметил лорд Сингльтон, улыбаясь и взяв из рук Эвы открытую коробочку. — В Париже и Лондоне вы могли бы служить образцом любезности. Вы одновременно соединяете в себе и принца, и миллионера, и поэта.

— Вы чересчур снисходительны к моим недостаткам, милорд.

— Ничуть, — с живостью возразил лорд Сингльтон. — Я говорю чистую правду.

— Хорошо, но я прошу вас, милорд, исполнить мое самое горячее желание.

— С полной готовностью. Что прикажете?

— Вы представитель верховной власти, и никто не осмелится противиться вашему решению, — Дургаль-Саиб остановился.

— Так в чем же дело? — спросил лорд Сингльтон.

— В связи с отсутствием сэра Джона Малькольма, опекуна мисс Марии и мисс Эвы, я прошу вас разрешить им принять от меня эти скромные подарки.

— Возможно ли это, раджа? — заметно волнуясь, произнесла Мария и с любопытством посмотрела на Дургаль-Саиба.

— Украшения эти стоят немало и больше подходят королеве, чем нам, — искренне сказала Эва.

— Но разве вы не трижды королевы? Вы обладаете тройной короной, — горячо стал убеждать собеседниц раджа, — короной красоты, короной молодости и короной грации! Все королевы мира с охотой променяли бы свои усыпанные драгоценностями скипетры на ваш! Мои украшения едва ли достойны вас.

— Мы искренне признательны вам, но ваш подарок слишком ценен, чтобы мы могли рискнуть принять его, — заметила Эва.

— Мы не должны делать этого, — добавила Мария. — Но пусть решит сэр Эдуард. Надеюсь, что он согласится с нами.

Эта реплика заставила высказаться и сэра Эдуарда, который не без смущения ответил:

— Я согласен с мисс Эвой и мисс Марией.

— Теперь только на вас моя последняя надежда, — обратился Дургаль-Саиб к лорду Сингльтону. — Прошу вас оказать мне содействие и удовлетворить мою просьбу.

— Хорошо, я согласен, — шутливо отвечал губернатор. — Но прежде чем решить окончательно, я обращаюсь ко всем присутствующим с вопросом: все ли согласны принять мое посредничество и покориться моему приговору, каким бы он ни был? Не встретит ли он возражения и не возбудит ли ропота? Обращаюсь к вам, мисс Эва!

— Как вы можете сомневаться в этом, милорд?

— Ну а вы, мисс Мария?

— Охотно подчинюсь вашему решению, каким бы оно ни было.

— А вы, сэр Эдуард?

— Я уверен, милорд, что ваше решение будет справедливым и приличным во всех отношениях, а потому я готов покориться ему.

Лорд Сингльтон улыбнулся.

— Ваше единодушное согласие подчиниться моему решению заставляет меня применить власть, и я без стеснения пользуюсь ею. Теперь выслушайте мой вердикт. Я, губернатор Бенареса, в связи с отсутствием сэра Джона Малькольма, законного опекуна мисс Марии и мисс Эвы Бюртель, пользуясь общим единодушным согласием, обязываю его прелестных воспитанниц принять драгоценные украшения, с такой истинно царской любезностью предложенные раджой Дургаль-Саибом. И пусть эти подарки послужат новым залогом дружественных отношений между Англией и Индией.

В глазах Эвы мелькнула радость, в то время как на длинных шелковистых ресницах Марии навернулась слеза.

— Благодарю вас, милорд, — живо воскликнул Дургаль-Саиб. — Я был уверен, что вы примете именно такое решение. — Потом он добавил, обратившись к девушкам: — Вы слышали решение судьи, и теперь вы не вправе отказываться принимать подарок.

Радость Эвы была так велика, что она не могла удержаться, чтобы тотчас же не надеть ожерелье и не застегнуть браслет.

— Позвольте помочь, мисс Мария, — тихо сказал Дургаль-Саиб, застегивая браслет на руке Марии, которую она была вынуждена протянуть ему с тягостным смущением. — Ну почему я не могу вложить в вашу руку свое сердце и заставить вас принять его? — прошептал он с заметной дрожью в голосе. Потом, наклонившись к руке Марии, коснулся ее губами и поцеловал кончики пальцев, между тем как она, смущенная этой неожиданной лаской, отступила на шаг.

«Зачем он дарит нам драгоценности? Все неспроста… — думала она. — Его губы Горячи, своим дыханием он обжег мою руку, я вся дрожу…»

В это время на улице послышался громкий звук труб. Все пришло в движение. Лакей, стоявший у двери, доложил громким голосом:

— Принцесса Джелла!

IV. РЕВНОСТЬ

Смертельная бледность разлилась по лицу Марии, когда она услышала это имя, и, вздрогнув, она машинально повторила:

— Принцесса Джелла!

— Что с вами, Мария? — спросил Эдуард.

— Со мной? — проговорила молодая девушка с сильной заминкой. — Разумеется, ничего! Что может быть?

— Не знаю, но когда объявили о приезде принцессы Джеллы, ваша рука дрогнула в моей, я слишком сильно ощутил это.

— Уверяю вас, Эдуард, вы ошиблись.

Эдуард бросил пристальный взгляд на невесту брата:

— Нет, я не ошибся, я вижу, вы побледнели…

— Еще раз уверяю вас, что вы ошибаетесь! — возразила Мария. — Вам показалось. — Молодая девушка не смогла сдержать нервную дрожь, и это обстоятельство не ускользнуло от внимания Эдуарда.

— Пойдемте, дорогая Мария, — сказал он, снова взяв ее под руку.

— Куда вы хотите отвести меня?

— Во дворец. Я опасаюсь, что свежий ночной воздух плохо действует на вас, Мария.