Отсюда: Появляются новые динамические системы, способные к более эффективной конкуренции.

Отсюда: В ходе конкуренции и естественного отбора формируются организмы, включенные в поток, то есть неспособные к выживанию даже в условиях изобилия, поскольку они не имеют достаточных способов поглощения ресурсов. Они начинают охотиться на другие, обладающие такими способами организмы. В результате добыча приобретает важность для хищника…

Отсюда: Появляются другие формы включения в *поток. Некоторые из возникающих систем полностью зависят в своем воспроизводстве и выполнении целей от других.

Отсюда: Появляются взаимозависимые экосистемы, основанные на отношениях «хищник-жертва», «болезнь-больной».

Передо мной словно распускаются бутоны стальных цветов.

Вследствие этого получается, что в ходе конкуренции определенные формы устаревают и исчезают, тогда как некоторые другие подвергаются истреблению охотниками вне зависимости от их красоты и способности адаптироваться к широкому спектру возможных условий.

Мне плохо, я чувствую, как прекрасные существа гибнут впустую, как теряется их информация, как пресекаются их возможности.

Вследствие этого…

Вследствие этого…

Сложность экосистем возрастает, что позволяет возникнуть организмам, главные адаптивные качества которых — способность воспринимать окружающую действительность и принимать решения. Появляются прототипы обществ, взаимодействующие путем обмена ресурсами, плодами культуры и политическими моделями и благодаря этому способные к более эффективной организации. Однако эволюция продолжается. Общества и культуры гибнут, их ждет забвение; фрагменты крупных систем исчезают, не успев выполнить свое предназначение.

Из истории: одни нации охотятся на другие и пожирают их заживо, выплевывая культуру, как шелуху.

Закон: Вселенная нейтральна и безразлична к случающимся событиям; вмешательство какой-либо всепревосходящей динамической системы не происходит…

В дни, когда я был рожден, жирный дым поднимался над трубами крематориев, и Бог не слышал стонов Своего народа.

Вследствие этого получается, что ни одна система не может достигнуть идеальной эффективности и самодостаточности. В отсутствие всех изменяющихся систем мир был бы очищен от накапливающихся ошибок. Ради блага динамического целого системы должны погибнуть. Однако погибнут также и эффективные, красивые системы.

Передо мной абстракция, означающая в доказательстве Вывода зло. Она похожа на акулу, но на самом деле это всего лишь особо сложное уравнение. В ее пасти — история, и тупое давление органики, и все беды прошлого; акула не делит нас на плохих и хороших, ей неведомы суд и справедливость, она готова сожрать и сильных, и многообещающих, и юных. Боль, боль, агония — а сверху над всем этим незрячая безразличность вселенной.

После того как — казалось, часами — я думал, задавал вопросы и получал ответы, познал новые способы мышления, я начал ощущать доскональность Вывода и почувствовал отчаяние, такое, какого не знал прежде.

В плотской жизни у меня была надежда на то, что когда-нибудь разумные существа узрят путь к справедливой и прекрасной жизни. Правда, на практике они всегда держались за старое.

Итак будет всегда.

Небеса запятнаны злом — или недвижны. Но справедливый Бог не правит ими. Справедливого Бога нет. Идеальная справедливость и красота несовместимы с творением и развитием.

Ни рождение сына и дочери, ни день свадьбы, ни все моменты радости не сотрут моего страха перед историей. А то, что случилось после моей записи, — еще ужаснее. Мне кажется, что я окунулся в плотоядную киберъядную жестокость.

С нарастающим беспокойством Мы смотрим на Беркуса. Речь идет не только о помехе в Наших попытках вернуться к Библиотеке, не просто о разрушении знаний, но о вопиющей бесцельной трате драгоценных ресурсов. Почему это позволяется?

Очевидно, что координатор Работ Концевремени выдал лицензию на Школьный мир с такой поспешностью, что Нас не успели забрать. Библиотека принудительно отведена от него (если не случилось чего-либо еще худшего), а все передатчики уничтожены, вследствие чего Мы остались одни.

Древняя личность, соприкоснувшаяся с Выводом (и восприявшая лишь отблеск его великолепной красоты), замкнулась в себе. Ее примитивное настроение передается всем Нашим придаткам. Вновь, спустя миллионы лет, Мы чувствуем грусть, неизбежность сбоев и недостижимость справедливости, а также расстроены из-за своей собственной ошибки. Вывод всегда был монументом чистой мысли — и проклятием даже для Нас, признающих его верность.

Беркус разрастается, как надуваемый воздушный шар.

На этом месте будут проводиться крупные работы. Вам нужно подвинуться.

Нет, — кричат в один голос придатки, — довольно беспорядка! Эти слова породила древняя личность. Беркусу они нравятся.

Тогда Вы останетесь здесь, — говорит он, — и будете поглощены в ходе следующего этапа эксперимента. Вы — учителя, учившие неверному. Ничего лучшего Вы не заслуживаете.

Я проламываю скорлупу своей отчужденности и, хотя не имею ни рук, ни ног, щипаю и пинаю придатки, добиваясь, чтобы на меня обратили внимание.

— Как же ваш план, ваш порядок?! Как же миллионы лет величия?! Почему вы это допускаете?

Мы транслируем крики древней личности. Беркус их слышит. Голос нам незнаком, — говорит общество-разум учащихся.

— Я пришел из прошлого, чтобы судить вас, — объявляет древняя личность. — Вы — все вы — виновны!

Это слова не придатка, а индивидуума, — произносит Беркус. — Судя по ним, индивидууму не хватает информации.

— Дайте мне поговорить с женой!

Почти секунду на мое требование никто не реагирует. Придатки перетекают с места на место, я не способен следовать нити их рассуждений. Наконец они сливаются в единое сознание.

Обвиняем Вас в ошибке, — говорят они Беркусу. — Обвиняем Вас в подтверждении Вывода, который Вы хотели опровергнуть.

Какое-то время Беркус обдумывает их слова, потом быстро отступает назад, выдавая последнее сообщение:

В Ваших обвинениях присутствует интересная резкость. Вы уже не мыслите так, как это делают устаревшие учителя. Мы запросим связи с координатором Работ Концевремени. Оставайтесь здесь. Наш труд должен продолжаться.

Я почти слышу облегченный вздох. Замечательно! У моего существования есть смысл. Беркус уходит, оставляя нас на утесе — смотреть. Там, где несколько часов назад таяли льды, земля делается вязкой, потом ее пересекают острые гребни, и получается множество отгороженных друг от друга анклавов. В них набухают зеленые и серые тени, дышащие струями пара. В центре всего высится гряда холмов, а от нее до горизонта — может быть, по всей поверхности Школьного мира — одно и то же, одно и то же,

В каждом кратере появляется сперва белый проблеск на почве, потом вылупляется похожий на жемчужину шар. Шары повисают в воздухе и начинают превращаться — каждый во что-нибудь свое: они прогибаются внутрь себя, двоятся, троятся, становятся плоскими, как блин, дырявыми, как бублик… Количество форм бесконечно.

У меня перехватывает дыхание — нет, мне же нечем дышать!.. Бластулы вырастают в сложные структуры вроде клеточных, шипы свиваются узлами, за две-три секунды передо мной проходят все правила древней топографической математики, а потом все возможные исключения из них и нарушения — меняется геометрия локальных пространств.

— Что они делают? — шепчу я.

Дали бешеный толчок эволюции, тестируют все комбинации, начиная от простейших форм, — объясняет производная от моей личности. — В свое время это упражнение широко применялось, хотя и не в столь крупных масштабах. Это было до того, как сформулировали Вывод.