«Он сошёл с ума! Если это действительно говорит Лёша, а не начались галлюцинации!»

– Что ты себе позволяешь? Что ты вообразила? – Лёша совсем оправился, сел на пластмассовый стул, такой, как продавали цыгане, и вытащил сигарету из початой пачки. – Хотела посмотреть, до чего ты меня довела? Смотри, любуйся. Это твоя вина. Это ты меня никогда не понимала, всегда была чужой.

– Лёша… – теперь и её голос был не её. Она слышала его со стороны и сама удивлялась. И вообще, всё было со стороны. Как в кино, всё это происходило вовсе не с ней и не с её милым и любимым Лёсиком, всё было рядом, в параллельном мире, а она просто присутствовала. Чтоб убедиться, что всё это не взаправду, не всерьёз, Адель вытянула руку вперёд, потому что была уверена – сейчас из рукава вылезет вовсе не её рука. С ней такое произойти не может. Но из рукава вылезла ужасно знакомая кисть с едва различимыми шрамами на костяшках – следами зубов, когда она прокусывала их, чтоб не плакать. Значит, это всё-таки она? А это в кровати лежит настоящая живая курва и сука, которая прикасалась к её Лёшечке, которую он целовал?

Невидимая пружина подкинула Адель. Она вдруг вспомнила, что тут они вовсе не вдвоём. Одним прыжком она оказалась на кровати, залитой красным вином, где всего несколько минут назад Лёшечка обнимал эту тварь, и их тела впивались друг в друга, извиваясь от страсти. Она вцепилась в горло ненавистной «студентке» обеими руками и большие пальцы с нечеловеческой силой сомкнулись на её гортани. «Студентка», судя по очертаниям голого тела под тонкой простынёй, была выше Адель и, по всей видимости, сильнее, но от растерянности и неги от бурных объятий самца, сопротивлялась очень вяло. Адель кончиками пальцев ощущала как вибрируют хрящи трахеи. Ещё – секунда и разлучница начала хрипеть.

– Ах ты дрянь! – Адвокат с силой толкнул жену в плечо. – Нет, ты совсем ненормальная! Ты же задушишь её!

– Так ты боишься за эту шалаву? Тебе её жалко?! Ты переживаешь о ней, а не обо мне?

– А чего тебя жалеть?! Ты за что боролась, на то и напоролась. Ты – взрослая женщина, а она – младше тебя. Ты перебесишься и забудешь, а ты подумала, как она должна с этим жить?!

– Да чтоб ты сдох! – Адель захлестнула такая ненависть к этому Лёше, что она пожалела, что начала душить эту большеротую обезьяну, а не его. – Я больше не хочу тебя ни видеть, ни слышать! Хочу, чтоб ты убрался из моей жизни навсегда!

– С преогромным удовольствием! Ты вообще на себя в зеркало не смотришь? Неужели ты думаешь, что я бы с тобой прожил хоть один день своей жизни, если б мне не нужно было получить европейский паспорт! Ты ведь даже ребёнка родить не можешь, корова недорезанная!

«Не могу родить?! Как это не могу?! Так, может быть, он захочет вспомнить, по чьей вине я не стала мамой? „Залететь“ по огромной любви, несмотря ни на что, несмотря ни на какие свои болезни, и потерять его? Маленького, маленького, который мне потом снился! Он мне снится каждую ночь! Он такой… такой… не как рисуют умерших в детстве младенчиков – пухленьких, розовощёких ангелов, а снился слабенькой стрекозочкой, с тоненьким тельцем и большими прозрачными крылышками. Такими хрупкими, такими беззащитными. Любое неловкое прикосновение могло эти крылышки поломать. Мой ребёнок так и остался навсегда маленькой, невесомой стрекозочкой… А он забыл… Прошло не так много времени, а он уже забыл? Или просто не хотел ничего помнить?..»

Город… проклятый Город преследует её повсюду своими видениями…

Глава 7

Она совершенно ясно помнила, как в ту ночь подошла к окну. Всё! День закончился. У кого-то во всю жизнь не вмещается столько, сколько произошло за сегодня… бесконечный, бескрайний день…

Что сегодня ещё может с ней произойти?

Страшный, нереально страшный день закончился…

Любимый Город спал, как на ладони. Что было хорошо в съёмной квартире, которую Алексею помог найти Манолис с глянцевыми журналами из Греции, что она была высоко на этаже. Кто ж знал, насколько приятно подойти днём к окну и смотреть вниз. Если ехать прямо-прямо по проспекту, то можно выехать из Города.

Если ехать так и дальше, то доедешь до Красного моста, где Манштейны ловили рыбу. Кстати, где они сейчас, Манштейны эти? Что с ними? Пока Игорь был жив, так и не получилось у Адель познакомиться с его родителями. Теперь они вдвоём где-то далеко-далеко… И Город их забыл, как если б их никогда и не было…

Город вообще умеет забывать всех и всё. Любая новость разносится со скоростью света, бурно обсуждается, но тут же забывается, сперва потеснённая, а потом и вовсе похороненная свежей новостью. Город – он как мясорубка – всё перемалывает, превращая в безликий фарш. Всё исчезает в гигантской воронке. Пропадают вещи, пропадают люди. Вместо уехавших, невесть откуда появляются новые.

Переезд в Грецию, на котором настоял Алексей, казался ей в то время весёлым, несерьёзным приключением. Собрались да и поехали! Мало ли кто куда ездит! Теперь, оказывается, уезжали многие – евреи в Израиль, русские – в Россию, греки – в Грецию. У кого получалось сделать обмен квартирами – те были счастливчиками. В основном квартиры запирали и просто уходили. Соседи, те, кто считал, что должен «расшириться», просто выламывали входную дверь. И вот уже по чужому паласу в гостиной ездит маленький трёхколёсный велосипедик счастливого карапуза – обладателя «новой» жилплощади! И никакая милиция их оттуда никогда уже не выселит, потому что женщины будут голосить, хватать приставов за руки, рвать на себе волосы. Сбегутся соседи. Начнётся дикий вой и столпотворение. И кому это надо? Покинувших насиженные места с каждым днём всё больше. И вселившихся по личной инициативе тоже. Всех не перевыселяешь! Да, милиции это и не нужно! Вся страна на пороге глобальных перемен. При чём тут какая-то несчастная «квартира»?! Тут главное, чтоб соседи в битве за жилплощадь друг друга не порезали.

Сейчас Город с высоты особенно красив!

Действительно, на что можно смотреть бесконечно – это на рассвет в горах и спящий город. А когда ночью много огней видно с самолёта, то они похожи на россыпь дорогущих бриллиантов на чёрном бархате гор. Адель помнит, как она летела домой утром, очень рано. Это когда её очередная попытка поступить в Медицинский институт снова провалилась. Она взяла билет на самый-самый первый рейс. Вот тогда и увидела эти тёмно-синие, покрытые вечными снегами вершины так близко. Казалось – ещё немного, и самолёт их заденет крылом! И глубоко в ущельях, в кромешной мгле – разбросанные безумной цены ожерелья чистой воды. Они переливались влажным светом и манили к себе, как самые необыкновенные звёзды. Потом вышло солнце. Горное, яркое, смелое солнце…

Ночью из кухонного окна Город не менее красив. Он похож на чистого младенца, раскинувшего во сне руки и разметавшего кудри по подушке. Он беспомощен и светел. Он улыбается во сне. Все дома, парки, улицы кажутся сказочно добрыми, залитые магическим светом неоновых фонарей. И вот одно за одним начинают просыпаться окна. Они зажигаются как светляки в июльскую ночь, то там, то на противоположной стороне улицы. Значит, скоро в Город придёт рассвет.

«Презерватив в смазке. Проверенно электроникой»… Что теперь делать? Будить Лёшу и спрашивать, зачем ему в Москве презервативы? Но глупее вопроса не бывает! У презерватива всего одно предназначение…

Почему я? Почему всё это происходит со мной? Неужели я большего не заслужила? Но за что?! Что я такого сделала в жизни ужасного и страшного?! Господи, ну дай мне припомнить, может, я тогда смогу искупить свою вину! Если я не знаю, за что мне все эти испытания, я же не смогу ничего в себе исправить! «Останешься за бортом! Останешься за бортом!» – так говорила мама. Если смотреть вниз, эго в свободном падении, летишь между высокими домами, раскинув руки, как крылья. И нет никакого земного притяжения. Можно заглядывать в окна. Лететь на желтоватый, тёплый свет и заглядывать в чужие окна. Почему всем уютно и тепло? Почему всем, кроме меня? Был Лёша – единственный верный друг после Кощейки. Лёша, который никогда не обижал, всегда придумывал что-то хорошее. И что теперь? Лёши больше нет? Как это может быть? Белая, нежная как шёлк кожа, большие, ласковые руки, низкий, настоящий мужской голос… Всё, что дарило надежду, радость, счастье – всё это больше не моё? Или может вообще никогда не было моим? Все эти встречи, свидания… Это была иллюзия? Всё это мне приснилось? Не было с его стороны никаких чувств? Но зачем ему это всё?! Мне – понятно зачем… Хотя, конечно, мама с папой мне объяснили, что я «гермафродит». Я знала, что никто меня не полюбит, не женится, я была готова к другой, бесполой жизни. Жила сама по себе и жила! Вдруг в моей жизни появился Лёша и оказалось, что я всё-таки принадлежу к ненавистному женскому полу. Мне, как последней дуре, тоже захотелось женского счастья. А ему? Что было нужно ему? Зачем ему я?! Конечно, надо было заранее знать, что всё так произойдёт. Надо было что-то делать с собой. Надо было приводить себя в порядок, когда видела удивлённые взгляды, переводимые с меня на Лёшу: