Это позаботилась Марфа Евгеньевна Ефремова — мое прямое начальство, Яшина тетка.

Я обошел свои три комнаты, вскипятил на кухне чай и там же выпил его у самовара. Потом прилег со свежими газетами на постель. Однако мне было не до чтения.

Я вдруг почти с испугом подумал о том, как мне придется звонить и отвечать на звонки друзьям, встречаться с ними, улыбаться, шутить. Выступать вместе с Харитоном, Яшей и Викой на пресс-конференции или в студии перед телезрителями, на разных научных конференциях и симпозиумах. Доказывать в Академии наук...

Хорошо хоть, с тех пор как ввели регулярные рейсы на Луну и Марс, не устраиваются торжественные пышные встречи возвращающихся космонавтов.

Даже с Викой я бы не мог сейчас говорить — уж она-то должна была мне верить, но и она сомневается. А мне предстоял разговор, которого не миновать, с Марфой Евгеньевной, и если я не сумею убедить ее, то мне не убедить никого.

Приняв ванну и позавтракав, я пошел в институт. Наш научный руководитель и директор приходит рано. На всю жизнь сохранилась деревенская привычка рано вставать.

Марфе лет под семьдесят, но она еще в форме. Красивая, живая, энергичная, собранная женщина. Муж ее, известный писатель-фантаст Яков Ефремов, тоже очень моложав, хотя года на три старше.

Марфа (за глаза ее зовут Марфа Посадница) очень мне обрадовалась. Мы обнялись и нежно поцеловались. Потом сели рядышком на диване. Она уставилась на меня живыми, черными глазами ласково и встревоженно.

— Давай рассказывай все по порядку,— приказала она.

Я, не торопясь, рассказал ей все, что произошло в Лунной обсерватории.

— Черт побери! — только и сказала она и надолго замолкла, хмурясь.

— Вы мне не верите? — спросил я подавленно.— Кстати, Яша вам ничего не говорил?

— Нет, он отказался говорить раньше тебя, заверил, что все, что ты скажешь, есть правда. Видишь ли, Кирилл, здесь ни при чем «верю, не верю». Никто же не заподозрит тебя во лжи. Вопрос стоит так: либо ты заболел, и тебе надо срочно лечиться... у невропатолога...

— У психиатров?

— Либо это действительно, как ты уверяешь, встреча с инопланетной цивилизацией.

— А вы как думаете, Марфа Евгеньевна?

— Не знаю, Кирилл, не знаю. Откуда же мне знать? Будущее покажет.

Я фыркнул рассерженно:

— Болезнь будет прогрессировать?

— Не обязательно. Может быть, тебе противопоказана Луна, космос. А на земле ты сможешь работать, как и работал.

— Обследуя космонавтов и изучая их отчеты? Я сам — космонавт! Это мое жизненное призвание, моя мечта.

— Если эти... твои существа не дадут о себе знать, космос тебе больше не увидеть. Ни одна медицинская комиссия... ты сам понимаешь. Эх! А я уже выставила твою кандидатуру... Будет конкурс. Готовится новая комплексная экспедиция на Марс. Ты ведь мечтал о Марсе...

— Мечтал о Марсе,— упавшим голосом пробормотал я.

— Неприятная история! — заметила Марфа. Я быстро поднял голову.

— Если бы я действительно заболел, ну что ж, полечился бы, и только. Дело не во мне. Это касается всего человечества. Мы уже столкнулись с иной цивилизацией. И неизвестно, чем чревата для нас эта встреча. Почему они скрываются от нас? Наблюдают за нами исподтишка? Изучают, как кроликов. Вот что тревожит меня. Необходимо срочно обшарить всю Луну. Где-то за Морем Холода... возможно, на обратной стороне Луны. Я хочу, я имею право участвовать в этих поисках. Теперь меня Марс может заинтересовать лишь в том случае, если и там столкнутся со следами этой цивилизации.

Профессор тяжело вздохнула.

— Не знаю, добьемся ли мы средств и людей на срочные поиски. Сомневаюсь. Но можно вменить в обязанности новой смене... под видом изучения Луны.

— Мне не поверят?

— Конечно нет! Пока они не дадут о себе знать.

— И меня не пошлют больше на Луну?

— Медицинская комиссия сначала спросит у тебя про зеленых человечков...

— Но ведь меня разнесло осколком метеорита на глазах Вики и Харитона.

— Харитон уже отрекся от того, что видел.

— Негодяй!

— Зачем же так, Кирилл! Он селенолог и хочет, не позже как через полгода, опять поработать на Луне. Он не закончил свои исследования.

— От вас я этого не ожидал.

Марфа промолчала, но тень прошла по ее румяному лицу.

— Еще раз спрашиваю, вы мне не верите? Вы нам не верите? Потому что Вика и ваш собственный племянник не откажутся... Яша не Харитон.

.— Будут лечить всех троих.

— Ответьте на мой прямой вопрос.

— Невероятно это все, Кирилл,— тихо ответила она,— и... пожалуйста, не хлопай дверью, Кирилл!

Я все-таки хлопнул дверью так, что зазвенели окна. Марфа Евгеньевна выскочила за мной в коридор.

— Кирилл! Не езди без меня к президенту, слышишь? Ты только навредишь себе. Сначала остынь.

Я круто обернулся к ней.

— Сколько времени вы даете мне, чтобы остыть? Учтите, что после бессонной ночи будет хуже...

— Ну хоть часа два. Идем, я тебе покажу новый отдел. Растительность в марсианских условиях...

— Хорошо. Показывайте новый отдел. Я только сначала свяжусь по телефону. Одну минутку...

Я вернулся к ее секретарше, профессор гневно ждала меня в дверях и попросила ее связать меня с президентом Академии наук... Мне назначили на четыре пятнадцать. У президента Казакова все рассчитано по секундам.

— Напрасно ты хочешь с ним говорить,— заметила Марфа и расстроенно махнула рукой.

Мы спустились по лестнице и перешли выложенный пластмассовыми плитами двор с мощным фонтаном посредине.

— Заправляет марсианским сектором матушка Харитона,— рассказывала на ходу Марфа, видимо решив переменить тему.— Она согласилась давать у нас консультации.... два раза в неделю. С помощью Казакова, который обратился к правительству, удалось ее «временно» перетащить сюда, вместе с ближайшими помощниками и даже любимой лаборанткой. А консультации она теперь дает у себя, в Лесном Институте... два раза в неделю.

— Как вы любите насилие!

— Не дерзи! Озеленение Марса — работа первостепенного значения. Профессора Лосеву никто не сможет заменить. Понятно?

— Чего уж там! Как будто на Земле проблема преодоления времени полностью решена.

— На Земле когда-нибудь станет совсем тесно. К тому времени на Марсе должна быть создана атмосфера. Под куполами — это не жизнь. А с помощью растений — ну, и техники, конечно,— мы создадим атмосферу за полвека... А может, и за тридцать лет.

— Может, за десять? — съязвил я.

— Не знаю, за сколько, но создадим. Слушай, Кирилл, обрати внимание на лаборантку Лосевой. Она общая наша любимица. А Таисия Константиновна в ней души не чает. Ее звать Рената. Мы зовем ее девушка из Грядущего.

— Почему?

— Ты увидишь. Она удивительный человек! Ясная, цельная, добрая, умная и в высшей степени способная к восприятию красоты Мира. Словно и вправду пришла из Будущего. Мы, к сожалению, еще не такие. Хорошо, хоть знаем, какими мы хотим быть.

— Марфа Евгеньевна! Вы что же, хотите сказать, что в прошлом не было таких гармонических личностей?

— В темном прошлом, где жестокость поддерживалась равнодушием, где личность ставилась ни во что,— конечно, нет! После столкновения со злом личность дает трещину, как хрустальный бокал, по которому грубо стукнули...

— Это слишком грустно.

— Но это ведь так.

— Я не согласен с вами, категорически. Есть люди, подобные самому ценному хрусталю, который не дает трещин. Его можно разбить только совсем, вдребезги. И в памяти такой человек" остается, каким был,— неповторимым, тонким, прекрасным. Разве я не рассказывал вам об агрономе в Рождественском Ренате Михайловне Петровой? Все, что она хотела сделать для людей, она фактически сделала после смерти...

Марфа вдруг остановилась так внезапно, что я чуть не налетел на нее. Глаза ее округлились.

— Рената, о которой я говорю, тоже из Рождественского. Твоя землячка! Полностью ее имя: Рената... Михайловна... Петрова. Есть у вас такая? Ты ведь всех знаешь.