Группа пионеров под руководством Константина Александровича в скверике приводила в порядок свой уголок. Мальчишки пилили доски, строгали рубанками рейки, на летней веранде ремонтировали пол, красили фанерную ракету… Девочки оправляли цветочные клумбы, посыпали песком «ракетодром», подстригали ножницами живую ограду.

Работу в зеленом уголке пионеры закончили часа через полтора. Иванов пригласил меня в дом. В квартире Константина Александровича мы распаковали посылки, прибывшие «Книга — почтой», и я начал подводить разговор к нашей первой встрече.

— Давайте о войне как-нибудь потом, — попросил меня Герой. — Сын вот письмишко из армии прислал.

«Дорогие папа, мама и Олечка! — пишет рядовой Александр Иванов. — Служба моя идет хорошо. После демобилизации пойду работать вместе с вами на металлургический…»

— Правильно сын решает! — радовался Константин Александрович. — Дела у нас тут завариваются большие. Четвертую домну задули. Ходко пошла. В нашем цехе машину огневой зачистки металла собирают. Вот бы сыну на нее оператором!.. Ух ты! Пора на смену. Совсем мы забалагурились.

На работу Константин Александрович и Капитолина Васильевна собирались весело и охотно. Вместе с ними и я пошел к автобусной остановке, так и не рассказав Иванову о первой встрече под Краснодаром в сорок третьем году. Я не знаю, что мне помешало это сделать. Может быть, звонкий смех их белокурой дочурки Оли, может быть, хороший солнечный денек и чистое небо.

Вчетвером мы шли по широкому тротуару. На тополях тихо шумела листва. Оля подбегала то к отцу, то к матери и просила поднять ее высоко-высоко. Просьбу дочурки Константин Александрович выполнял с радостью и счастливо улыбался. Мне хотелось, чтобы веселое лицо Героя не омрачилось еще одним воспоминанием о войне, и я промолчал о нашем знакомстве.

Розмысл

Буран рыдал, всхлипывал, терся хвостами сыпучего снега о стекла промороженных рам и, завывая осипшим голосом, неукротимым гулеваном колобродил в ночи. Начальник обжимного цеха, прохаживаясь по кабинету, говорил глуховатым голосом:

— Если мы при сдвоенном прокате не добьемся безотходного раскроя металла, в каждой смене десятки тонн стали будут идти в отходы.

Тревога Николая Григорьевича Маковецкого электромонтеру Николаю Кузнецову была близкой. Он хорошо знал, сколько при внедрении нового метода проката проявили упорства и смекалки операторы станов. Вместе с ними подсчитывал дополнительные тысячи тонн металла, которые череповчане обязались дать Родине, как и они, гордился тем, что «северная Магнитка» снова во всесоюзном соревновании может занять первое место. Цифры сверхпланового металла на бумаге получались огромные и, главное, реальные. А вот отходы… Электронносчетная машина безотходного раскроя металла старой конструкции до внедрения на заводе сдвоенного проката справлялась с делом неплохо. При новой технологии «отстала от жизни».

— Операторы, — продолжал Николай Григорьевич Маковецкий, — сдвоенный прокат могут вести на самых высоких скоростях. А вот вы, энергетики, не даете нам развернуться. Не работает ваша чудо-техника! Неужели ничего нельзя придумать?

— Рады бы в рай…

— Знаю, что электронносчетная машина устарела. Знаю, что ученые обещают создать новую…

Начальник обжимного цеха пригласил Кузнецова к столу, красным карандашом вывел на листке предполагаемую цифру годового отхода металла и, подчеркнув ее жирной линией, заметил:

— Спасти эти тонны нам поможет только новая машина безотходного раскроя металла. Она заводу нужна сегодня.

— Выходит, на институт надо крепче поднажать?

— Институт, конечно, машину создаст. Но когда это будет…

— Какой же искать выход?

— Он есть. Надо прямо на заводе в кратчайший срок создать новую машину.

— Самим?!

Начальник обжимного цеха внимательно посмотрел на Электромонтера:

— Да, самим. Отходы металла могут заводу принести миллион рублей убытка.

— Но кто у нас осилит это дело?..

— Разработать проект новой машины безотходного раскроя металла сможете вы, Николай Демидович. Никто на заводе лучше вас не разбирается в электронике. Подумайте хорошенько.

Идея начальника цеха создать на заводе новую машину понравилась Кузнецову дерзкой смелостью. Но он не думал, что это дело поручат ему. Правда, в электронике он действительно был не новичок. За десять лет работы на заводе демобилизованному солдату-связисту довелось немало потрудиться рука об руку с московскими инженерами, создателями уникальных машин, приборов, доводить, как говорится, до ума электронновычислительную аппаратуру…

Десять лет работы вместе с замечательными специалистами для Николая Кузнецова, как он сам выражается, были «бездипломной академией». В этой «академии» ученые помогли ему освоить высшую математику, законы физики, электротехники, научили читать, настраивать и самостоятельно разрабатывать целые узлы сложных схем…

Хорошая школа всегда остается школой. Она многому научит человека, но свой собственный шаг каждому ученику суждено сделать самостоятельно. Одни на это решаются сразу и, как правило, терпят неудачу. Николай Кузнецов, работая рядом с московскими инженерами, кандидатами технических наук и докторами, видел, сколько те затрачивают сил, энергии, чтобы завершить автоматизацию какого-то участка на заводе. Поэтому он на путь изобретателя становиться не торопился, хотя москвичи называли его за природный ум и смекалку розмыслом и настойчиво советовали ему испытать себя в конструировании электронновычислительных приборов.

Дня через два после разговора о создании новой машины Николай Григорьевич Маковецкий снова встретился с Кузнецовым.

— Думал, Николай Демидович?

— Конечно, думал. Но уж больно сложное дело вы хотите поручить мне. Как бы не оскандалиться.

Начальник обжимного цеха понял: если он не заронит искру надежды в душу розмысла, не укрепит его веру в успех, создание на заводе новой машины будет обречено на провал.

— Сдвоенный прокат на наших станах, Николай Демидович, я тоже считал фантазией до тех пор, пока в эту фантазию сам не поверил. Нужна смелость, понимаешь? Новая машина позарез заводу нужна. Иначе придется отказаться от сдвоенного проката и ждать, пока ученые не создадут новую машину. Ты все-таки, Демидович, дерзни.

Схему устаревшей электронносчетной машины Кузнецов знал наизусть, хорошо представлял в ней взаимодействие каждого узла, блока, как говорится, с закрытыми глазами производил ее наладку. Но этого «багажа» для создания новой машины было недостаточно. Он понимал: в изобретательской работе нужна именно своя мысль, свой шаг. Нужно было найти самое уязвимое место в старой машине, чтобы идти дальше. Самым больным местом «старушки» оказался стан «600». На этот стан при сдвоенном прокате раскаленные заготовки стали приходить гораздо быстрее, чем это было раньше, и скапливаться здесь по нескольку штук. Фотоэлементы старой машины длину заготовок измеряли с большими погрешностями. Электронновычислительное устройство ложные размеры делило на равные части. Летучие ножницы, получая импульсы, срабатывали на глазок. Раскрой металла получался с большими отходами.

Ошибки в работе старой машины помогли Николаю Кузнецову найти свой метод раскроя металла. Он в технологической цепочке сдвоенного проката отыскал такую точку, откуда фотоэлементы могли бы передавать на вычислительный блок будущей машины недостающие размеры заданной величины заготовок. Вычислительный блок обязан был эти размеры «плюсовать» и «минусовать» по длине всей заготовки. Такой принцип в работе будущей машины гарантировал безотходный раскрой металла.

…Десятки схем и сотни расчетов летели в корзину. Но эта работа для Кузнецова была не самой тяжелой. Тут он «воевал» только на бумаге, вооружившись законами электротехники, физики, математики. А вот когда о его работе узнали некоторые людишки, пришлось еще туже. В любом деле всегда найдутся доброжелатели и тут же замельтешат перед глазами, точно комарье, скептики, маловеры, неудачники.