— Эй, паря! — окликнул Гуторова часа через два старший горновой. — Ходи, покурим.

— Еще на папиросы не замозолил.

— В долг одну дадим.

— Спасибо. Я некурящий.

— Передохни минутку. Потом, поди, насквозь промок.

Александр передохнуть согласился, но присесть на скамейку не осмелился. Он еще на фронте познал роковое действие передышки, когда в походе разрешишь себе привал, а впереди — дорога, дорога и дорога.

— А ты к нам по охоте, — начали уточнять подручные горнового, — или жизнь хвост бубликом свернула? На домну попадают всякие: одних деньга прельщает, другим биографию подсушить надо…

«Чудаки! — обрадовался Александр. — Я такой же человек, как и вы».

— Не робей! Выкладывай все начистоту…

Простая беседа с ребятами лучше отдыха прибавила сил Гуторову. Говорить о личном он много не стал. Поведал, что на завод приехал из города Тулы, где работал такелажником, по комсомольской путевке. На том и закруглился.

Вторая половина смены у Александра прошла не легче первой. Жара и тяжелая лопата выжали сто потов. Но он не сдался. Выдержал жаркую вахту.

После выходного дня Александр пришел на работу с тремя метлами и легонькой совковой лопатой, насаженной на ухватистый черенок. Рачительность новичка кое-кому показалась мелочью. Подумаешь, невидаль — лопата и метлы! Анатолий Иванович Ольховиков в поступке Гуторова увидел настоящую жилку рабочего человека. Похвальных слов, которые у него так и срывались с языка, он не произнес. Но руку Гуторову пожал на виду у всей бригады и скупо обронил:

— Всем, робята, надо вот так.

Лопата, облаженная по руке, не ахти какая механизация. А как она помогла Александру! За смену он успел высыпать песком дорожки и на желобе нижнего шлака, и верхнего, и главный обрядил на загляденье. Лопата помогла ему выкроить еще и пару часиков на «танцы» с метлой по литейному двору. Пришла новая смена и перво-наперво:

— Комиссия была?

— Сам министр! — слукавил Анатолий Иванович. — Обещал и к вам наведаться…

Три месяца Александр ходил учеником у третьего подручного. Обер-мастер ставить его на верхний шлак не торопился, оставался верен своему правилу: «Жизнь в генералы сразу никогда не выводит».

Жаркие смены делали свое дело. Александр научился и желоба пеком набивать, да так — трещинки не сыщешь, и время скачки верхнего шлака точно определять, электропушку быстрее всех зарядить, поворотный желоб одним толчком направить в чугуновозный ковш… Тогда-то и поверил Анатолий Иванович, что «горячий хлеб» новичку пришелся по вкусу. Пригласил его в кабинет и, стараясь не перехвалить, сказал:

— Вижу хватку в нашем деле! Теперь месяц за партой сидеть будешь.

Состав шихты. Оборудование домны. Химические элементы чугуна. Приборы пульта управления… В голове у Александра хаос! Вторую неделю он слушает лекции, третью… В памяти кое-что остается. Но остается мало.

Кремний. Углерод. Фосфор… Эти слова, полные недоступной тайны, Александр услышал впервые. Ему бы с ними познакомиться в шестнадцать. Но тогда юношеская память усваивала другое: «Прикладом — бей! Коротким — коли!»

На экзамены Александр пришел подавленным. Взял билет — и в глазах зарябило. В голове зреет решение: билет положить на стол и бежать. Так бы все, пожалуй, и случилось, но рядом оказался Анатолий Иванович. Присел за столик и тепло так, по-отечески:

— Много… Шибко много у нас война отняла!..

Обер-мастер говорил что-то о суровой юности, о богах и горшках, но смысл его слов Александр понимал плохо. Он вспоминал совет «пойти учеником к столяру» и сетовал на свое упорство стать подручным горнового. Орешек оказался не по зубам.

Анатолий Иванович после беседы с Гуторовым пошептался с экзаменационной комиссией. Александра позвали к столу. Отвечать на билет с «тремя неизвестными» не пришлось.

— Как выполняется футеровка желобов?

Гуторов ответил точно и быстро.

Комиссия предложила рассказать устройство электропушки, «погоняла» по технике безопасности… Теорию, добытую потом, Александр сдал на «отлично». Председатель экзаменационной комиссии пожал ему руку и, вручив удостоверение третьего подручного горнового, посоветовал:

— Надо, молодой человек, поступать в вечернюю школу. С четырьмя классами за плечами далеко не пойдете.

Успех, даже самый маленький, окрыляет человека. На сердце у него становится легко, радостно. Еще бы! Вчера он был просто Александр Гуторов, а сегодня… Сегодня — третий подручный горнового!

Проходная завода Александру показалась шире, небо чище и выше над головой. Он влился в шумный поток металлургов и, шире расправляя плечи, твердым шагом направился мимо трамвайной остановки к новому зданию вечерней школы.

Утром на домну Александр пришел сияющим. Вся бригада была уже на месте. Анатолий Иванович поздравил его с поступлением в пятый класс и первой самостоятельной вахтой. Ребята торжественно соблюли ритуал «коронации»: старший горновой вручил новые вачеги, первый подручный — резак и стопор, второй — войлочную шляпу… Александр под аплодисменты поднялся к желобу верхнего шлака и чуточку дрогнувшим голосом доложил:

— Пост принят.

В печи неистовствует море огня. Оно то растекается оранжевыми гривами, то закипает сизоватыми волнами. Сизые волны наконец подергиваются маревом. Дрожащее марево вот-вот поднимется до воздушных фурм. Сердце в груди стучит громче обычного. Старший горновой поднял руку. Пора!

Александр сильным рывком выбил стопор из шлаковой амбразуры. Горячая волна захватывает дух, и по желобу льется огненная река. Человек и кипящий шлак схватываются в поединке. Он длится пять, десять, пятнадцать минут. Александр в пяти местах не дает шлаку вырваться на бровку желоба. Огненная река чуточку утихомиривается, рокочет глуховато, точно злится на человека за укорот.

Первая схватка выиграна. Но кипящий шлак еще не покорился. Он только присмирел. Оплошай на секунду — зальет литейный двор, железнодорожные рельсы… Александр точными толчками переводит поворотный желоб от ковша к ковшу. Кипящая лавина постепенно замедляет бег.

Глоток воды! Хотя бы один глоток!

Старший горновой хлопает вачегами. Александр подхватывает стопор и ловким ударом закрывает амбразуру. По желобу пробегает последний родничок укрощенной реки. Ребята поздравляют за «класс» в работе и награждают кружкой студеной газировки. Эх и вкусная же эта водица!

Время. Его не хватало Александру, как глотка воды на скачке верхнего шлака. Кончена жаркая смена — в школу. После уроков три-четыре часа потеет над домашними заданиями. Выходной наступит — еще тяжелей. Махнуть бы с рюкзаком в лес, развести костер на полянке, испечь картошки с поджаристой корочкой… Можно и просто растянуться на опьяняющей запахами траве и долго-долго смотреть в небо. Оно такое чистое, высокое, и бегут по нему куда-то белые облака. Не худо и по Шексне на теплоходе прокатиться. Смотришь на залитую солнцем гладь реки, а тебе навстречу плывут березовые рощи, старые ели по берегам манят в зеленую тишину… Хорошо, жена Ирина все понимает: улыбнется и помощь предложит:

— Давай вместе разберем теорему Пифагора.

Время Александр берег с какой-то особой, красивой жадностью. Каждая минута, каждый час ему приносили что-то новое. Все неизвестное он познавал чисто по-русски: глубоко, навсегда. И не только познавал, щедро делился знаниями с жизнью.

Приходит как-то к Анатолию Ивановичу и кладет на стол новый график работы. Обер-мастер посмотрел на листок и с радостью уточнил:

— Значится, так: шлак перед выпуском чугуна ты предлагаешь скачивать два-три раза. Это на десять процентов увеличит производительность печи?

— Я в книгах академика Бардина об этом читал, — подтвердил Александр. — И на практике не раз убеждался. Больше скачаем шлака — больше и чугуна выдадим. Работы, конечно, прибавится. Успевай только поворачиваться!

— Хорошо! — веселел Анатолий Иванович. — Отработку шлака вести коллективно? Литейный двор убирать сообща?..