банка на Садовой улице.

Почтамт — сердце путей сообщения и связи страны — располагался в стороне от основных

городских магистралей.

Н. А. Львов. Проект Почтамта. 1782 г. План.

Это был район с довольно густой застройкой, поблизости от него находились парадные площади

— Исаакиевская и Сенатская, а совсем рядом — новый дом-дворец графа Безбородко. Такое

соседство обязывало к известной импозантности.

В распоряжении архитектора был прямоугольный по форме участок земли, ограниченный с трех

сторон улицами, а с четвертой — частными владениями. Все это подсказало автору общую

планировку здания, полностью занимавшего отведенное для него пространство.

Три сходных по оформлению фасада выходили на прилегавшие улицы. Это были типичные для

последней четверти

XVIII века спокойные, классические фасады с симметричной композиционной схемой.

Трехэтажное здание имело четкие членения как по горизонтали, так и по вертикали. Нижний

рустованный этаж был трактован как цоколь, над которым возвышались еще два этажа, объединенные

пилястрами и четырехколонными портиками у центральных выступов-ризалитов, боковые выступы

были выделены своеобразным расположением окон верхнего этажа: по сторонам центрального

полуциркульного окна, завершавшего большую плоскую нишу, располагались два круглых окошка

(после неоднократных позднейших перестроек эта композиция читается лишь на фасаде со стороны

улицы Якубовича). Так простыми средствами Львов сумел разнообразить фасады «почтового стана» и

в то же время придать им подобающую значительность.

Единственное украшение,- которое допустил архитектор, это декоративные маски львов под

фронтонами. Львиная маска — широко распространенная деталь внешнего убранства дома во

времена классицизма — исполнена по рисунку Львова талантливым мастером Ефимом Мохначевым.

Часто львиные маски бывают шаблонными, но таких или даже похожих на эту нет. Очень

выразительная, пластично вылепленная, чуть улыбчивая морда со стилизованными круглыми ушами;

вместо традиционного кольца пасть придерживает распластанную на манер русского

орнаментального полотенца, тоже сильно стилизованную, львиную шкуру. Эта скульптурная деталь

настолько индивидуальна, что на строгом ведомственном здании воспринимается как своеобразная

подпись зодчего.

Каретный двор Почтамта в середине XIX в. Литография.

Но основное достижение Львова в проекте Почтамта — это умелое сочетание современного

характера фасадов с удобной и рациональной внутренней планировкой, обусловленной назначением

здания. К сожалению, мы не знаем подлинных проектных материалов по «почтовому стану» и судим

о его первоначальном облике лишь по чертежам конца XVIII — начала XIX века, фиксирующим его.

В главные южные ворота Почтамта с Ново-Исаакиевской улицы экипажи въезжали в просторный

внутренний двор, территорию которого после перестройки 1903 года занимает главный

операционный зал со стеклянным потолком. По сторонам двора находились конюшни для более чем

ста лошадей, каретные сараи, шорные, экипажные мастерские и подсобные помещения. Со стороны

въезда двор был оформлен одноэтажным хозяйственным корпусом, изогнутым дугой, прикрывавшим

наподобие кулисы вход в конюшни и придававшим двору аккуратный и даже парадный вид. В

верхних этажах основного корпуса, выходившего на Ново-Исаакиевскую улицу и Выгрузной

переулок, располагались помещения для почтовых операций, отдыха приезжающих и казармы для

«нижних чинов». Северная часть здания с рядом небольших внутренних дворов была отведена под

квартиры для служащих почтового ведомства.

* * *

Известно, что Львов более десяти лет прожил в «почтовом стане», в казенной квартире. Здесь

собирались у него друзья — поэты, художники и музыканты, здесь поселился по приезде с Украины и

несколько лет прожил, как свой человек, В. Л. Боровиковский, здесь запросто бывали величественный

Г. Р. Державин, который, по словам К. Ф. Рылеева, «выше всех на свете благ общественное благо

ставил», и остроумный В. В. Капнист, бичевавший в своей «Ябеде» тогдашнее судопроизводство.

Постоянными гостями Львова были пользовавшийся необычайной популярностью портретист Д. Г.

Левицкий, а также почти никому еще неведомый А. Н. Оленин, ставший впоследствии президентом

Академии художеств. Здесь часто музицировали лучшие композиторы второй половины XVIII века Е.

И. Фомин и Н. П. Яхонтов. Их приводили сюда приветливость и дружеское участие хозяина, его

дельные советы в вопросах искусства. Их объединяло общее стремление на любом поприще

бескорыстно служить родине. Искренне верившие в возможность и реальность просвещенной

монархии, они не могли опередить идей своего времени и увидеть, как увидел Радищев, всю глубину

несправедливости крепостнического строя и монархии. Но они были патриотами, противниками

жестокостей крепостничества, они служили развитию русской культуры и стремились к просвещению

народа. Интересно проследить влияние и роль Львова в работе Левицкого над парадным портретом

«Екатерины-законодательницы» (1783 г.) для дома Безбородко рядом с «почтовым станом». Львов,

бывший постоянно в курсе дел своего патрона и помогавший ему собирать богатейшую коллекцию

произведений искусства, весьма вероятно, стал посредником между вельможей и художником. Во

всяком случае известно достоверно, что именно Львов сочинил «программу» портрета.

Как это ни парадоксально, но работа Левицкого в этом случае действительно программна. Она

имеет определенное, заранее предусмотренное содержание. Это не столько портрет конкретного лица,

сколько «портрет» идеи. Художником изображена идеальная, незыблемо чтущая законы

«просвещенная монархиня», какую хотело бы видеть на троне прогрессивно настроенное дворянство.

Великолепно разбиравшийся в тонкостях символов и аллегорий, Львов не только насытил ими

«программу», но сумел увлечь идеей аллегорического портрета и художника, такого далекого от

произведений подобного рода.

По мысли Львова, «средина картины представляет внутренность храма богини правосудия, перед

которой в виде законодательницы ея императорское величество, сжигая на алтаре маковые цветы,

жертвует драгоценным своим покоем для общего покоя. Вместо обыкновенной императорской короны

увенчана она лавровым венцом... Знаки ордена св. Владимира изображают отличность знаменитую за

понесенные для пользы отечества труды, коих лежащие у ног Законодательницы книги

свидетельствуют истину. Победоносный орел покоится на законах, и вооруженный Перуном страх

рачит о целости оных...»

Никто, конечно, и не воспринимал такое изображение как обычный портрет. Левицкий не писал

его с натуры. Львов, конечно, и не помышлял, что императрица руководствуется в жизни столь

высокими принципами, буквально жертвуя покоем и сном во имя блага своих подданных.

Это была своего рода политическая декларация, пропагандирующая идею просвещенной

монархии, популярную тогда в среде прогрессивно настроенных слоев дворянской интеллигенции.

Картина могла служить и напоминанием «законодательнице» об оставленной ею попытке ввести в

России новые, более справедливые законы, о попытке, вскоре испугавшей дворянскую царицу. Друг

Львова Г. Р. Державин в свою очередь прямо, без обиняков, в стихотворении «Властителям и судьям»

пытался внушать ей стихами:

Ваш долг есть: сохранять законы,

На лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны

Сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг — спасать от бед невинных,

Несчастливым подать покров;

От сильных защищать бессильных,