Наблюдая за тем, как от духоты на ее высоком лбу начинают проступать капельки пота, я мысленно прикинул свои финансовые возможности и решил, что потом мы будем ездить только на такси, иначе она быстро устанет кататься со мной в общественном транспорте. Кстати, метро, по вполне понятным археологическим причинам, состоит в Риме всего из двух линий — А и В, так что на нем особенно не раскатаешься.

Едва мы въехали на площадь, и я увидел из окна автобуса так хорошо знакомые арки самого знаменитого здания античного мира, как почувствовал невероятное волнение и нетерпение. Боже мой, сколько раз я уже мысленно входил под эти своды, сколько раз бывал здесь вместе с героями исторических романов! Джулия удивленно посматривала на меня, но ничего не говорила. И вот мы вышли из автобуса — я даже забыл подать ей руку — и направились прямо к Колизею. Нет, у меня просто не хватает слов, чтобы передать свои ощущения, когда я дрожащей рукой в первый раз коснулся шероховатой стены, которая была построена в 74 году нашей эры при императоре Тите. Похожее волнение я уже испытал на площади Сан-Марко, но там не было столь древних руин, там не было таких необычайных ассоциаций. Невероятно! — В Риме и захожу под своды Колизея — и ведь это действительно я, и действительно Колизей! Да, ради этого стоило прожить жизнь, стоило написать пять романов, стоило провести августовскую ночь у «Белого дома», а октябрьскую — у Моссовета. Какая фантастика… тут я почувствовал предательское увлажнение глаз и поспешил взять себя в руки. Хватит изображать из себя идиота и рыдать на фоне каждой кучи исторического мусора! Тем более, что после разрушенного Грозного к руинам мне уже не привыкать. Но дело в другом: все, что разрушено временем, — прекрасно, человеком — отвратительно.

Впрочем, войдя вместе с Джулией под своды Колизея, я быстро успокоился и даже не потому, что его ободрали, как липку, и сделали это еще в те времена, которые теперь уже сами стали далекой историей. Ведь все было отделано мрамором, кругом стояли мраморные статуи, а ныне остались лишь поросшие травой кирпичи. Из мрамора, кстати, построили не менее знаменитое здание — Собор святого Петра — но все равно жаль. Самой арены, на которой кормили львов христианами, тоже не было — остались лишь траншеи и коридоры, находящиеся под ней. Там готовились к выходу и гладиаторы, и звери, и корабли — ведь ее можно было заполнить водой и устроить морское сражение.

Но слишком много было туристов и торговцев, да еще всюду торчали металлические барьеры, зачем-то перегородившие половину здания. И вот этот-то, туристический, вид Колизея лишал его всякой романтики.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Джулия, когда я присел на какой-то древний выступ и закурил.

Как в сказке. Это — невероятно, — тут мне пришла в голову еще одна мысль, и я попытался донести ее до Джулии. Когда мои предки славяне еще жили в лесах, здесь уже бурлил центр цивилизованного мира!

Кстати, обидно, что в итальянском языке слова «раб» — «schiavo» и «славянин» — «schiavone» — однокоренные. Удостоверившись в том, что эта фраза была для меня слишком сложна, я сделал проще — взял ее загорелую ручку и приложил к своей волосатой груди:

— Послушай, как бьется мое сердце.

— Это из-за Колизея? — с непередаваемым лукавством спросила она.

— И из-за тебя тоже, — искренне уверил я ее. — Давай перейдем на «ты»?

— Давно пора. Успокоился?

— Я спокоен. Пошли дальше.

Когда мы вышли на площадь, я вдруг почувствовал такую жажду, что, попросив у Джулии прощения, устремился через дорогу к станции метро, возле которой стоял аналог наших коммерческих палаток — небольшой фургончик на колесах.

И вот тут-то со мной произошло то, о чем неоднократно предупреждают всех иностранцев, приезжающих в Рим, — на меня напали цыгане. Это была низкорослая замызганная женщина, державшая на руках ребенка, и еще двое детей — мальчик и девочка шести-семи лет. «Десять тысяч», — требовали они, преграждая мне дорогу. Сначала я попытался вырваться и отойти от них подальше, но не тут-то было — они бросились за мной, цепляясь за сумку и за руки.

— Баста! — как можно решительнее сказал я, морщась от отвращения и растерянности, но все было бесполезно. Прохожие с любопытством оглядывались, но никто не помогал.

Я метнулся в одну сторону, в другую, но цыгане не отставали, каждый раз преграждая дорогу и становясь все наглее. Спасла меня Джулия, которая, увидев в каком положении я очутился, перебежала дорогу и сказала цыганке нечто такое, после чего та сразу отстала и, скомандовав своим детям, отправилась на поиски следующей жертвы.

— Проверь карманы, у тебя ничего не украли? — тревожно поинтересовалась Джулия. — Если да, то надо заявить карабинерам.

Я глубоко вздохнул и проверил карманы. Нет, все на месте. Проклятые цыгане! Да по сравнению с ними негры — это милейшие люди. Они или ходят с переносными витринами, предлагая купить темные очки, или, как в Венеции, спокойно стоят на улицах перед разложенными прямо на тротуарах сумками, которыми они и торгуют.

Немного успокоившись и выпив: я — пива, Джулия — кока-колы, мы отправились дальше. К сожалению, арка Константина (того самого императора, который сделал христиан из гонимых гонителями и перенес столицу империи в Константинополь, положив тем самым начало ее распаду на Западную и Восточные части) была окружена строительным забором, а потому нам с Джулией не удалось сфотографироваться на ее фоне. А жаль, поскольку это очень красивая и очень древняя арка, построенная в 315 году. Правда, арка другого императора — Тита, которая венчает собой Священную дорогу, ведущую от Колизея мимо храма Венеры, старше на двести с лишним лет, но она намного скромнее — на ней практически не сохранилось никаких барельефов, да и проход под ней только один, а не три.

Я взял Джулию за руку — мне хотелось обнять ее, но кто же обнимается в такую жару! — и мы купили билеты и пошли на Римский форум. Интересно отметить, что два небольших, но хорошо сохранившихся храма — круглый храм Весты и прямоугольный фортуны Вирилис — сохранились именно потому, что и там и там христиане устроили собственные церкви. Как все это знакомо! — с победой новой идеологии захватываются или разрушаются культовые сооружения старой.

Погуляв по форуму, где всюду стояли и лежали колонны, портики, капители, и вволю пофотографировавшись, мы выбрались наружу — а форум представляет собой нечто вроде котлована — и отправились к колонне Траяна. Именно при этом императоре Римская империя достигла наибольших размеров. Известно, что эта колонна была воздвигнута в честь завоевания Дакии и что именно по ее образцу другие императоры стали возводить собственные колонны — Наполеон на Вандомской площади, Александр I перед Зимним дворцом. Почему бронзовым властителям так приятно уподобляться богам и взирать на своих подданных с высоты нескольких десятков метров? Какое дешевое тщеславие… Впрочем, Траяну не повезло — хотя золотая урна с его прахом погребена в основании колонны, на самой вершине стоит не он, а апостол Петр. А Наполеона трижды скидывали с его собственной, Вандомской колонны. Так что Александр I поступил мудрее всех, водрузив на вершину своего «столпа» ангела.

Мои первые впечатления заметно притупились, и я стал уделять все больше внимания не памятникам, а Джулии. Я пожал ей руку и улыбнулся. Честно сказать, мне уже надоело это непрерывное хождение, а вот Джулия влекла все больше и больше. Я чувствовал странное упоение, беря ее за руку, обращаясь к ней по имени или ощущая на себе внимательный взгляд ее карих глаз. Мне уже хотелось куда-нибудь сесть, чтобы смотреть только на нее — на эти пикантные итальянские ножки, на эти дразнящие губы, издающие певучие звуки, на эти красивые черные волосы…

— Все! — сказал я и, заметив вопросительный взгляд Джулии, перешел на итальянский, предварительно взяв себя за пояс. — Идем обедать. Ты устала, бедная девочка, да и я тоже. Надо остановить такси, — по привычке я ступил на проезжую часть и замахал было рукой, но Джулия мгновенно втащила меня обратно на тротуар.