Изменить стиль страницы

Наблюдая за Джулией, которая держалась очень мило и непосредственно, а, если и кокетничала, то в меру, я с грустью думал о том, что поезд уже подъезжает к Риму и… Неужели мы расстанемся на вокзале и никогда больше не встретимся? Не хочу сказать, что она полностью отвечала моим представлениям об «итальянской возлюбленной» — в принципе, с закрытым ртом она ничем не будет отличаться от московских девчонок, но, в любом случае, Джулия — девушка очаровательная, строгая и влюбчивая. Как эта странная строгость сочетается в ней с духом авантюризма — одному Богу известно. Здесь мне почему-то вспомнилась великолепная фраза моего знаменитого друга Пивоварова, которую даже пародировать не надо — «она умная женщины, хотя верит в жидомасонский заговор». По ее образцу можно построить целый ряд аналогичных фраз — «он темпераментный мужчина, жаль только, что импотент», или «она девушка строгих правил, жаль только, что отдается каждому встречному».

Хуже всего было то, что я чувствовал себя ужасно усталым и едва шевелил языком. В таком состоянии мне хотелось лишь выспаться, а ведь через несколько минут предстоит пустить в ход все свое обаяние и красноречие…

— Вы не покажете мне Рим? Послезавтра я уезжаю в Москву, — спросил я первое, что пришло в голову, когда поезд остановился и мы вышли на перрон.

— Охотно, — тут же отозвалась она, и, ободренный таким легким успехом, я предложил проводить ее домой на такси.

— А как называется ваша гостиница? — спросила Джулия, на что я лишь пожал плечами. Я действительно этого не помнил — адрес был записан в путеводителе, который лежал глубоко в сумке. Джулия спросила что-то еще, и я, не поняв этой фразы, но зная женскую психологию, устало улыбнулся и сказал:

— Что-нибудь придумаю…

Итальянские полицейские, надо заметить, ужасные лентяи, поскольку ездят вдвоем по зданию вокзала на каком-то детском карте. Но, впрочем, они все же молодцы — здоровые, крепкие, симпатичные ребята. Среди них не встретишь таких невзрачных, рахитичного телосложения типов, которые работают в московской милиции. Попутно и еще одно замечание — хотя привокзальные стены расписаны и разрисованы, мне все же не хватало знаменитого русского слова из трех букв, а потому ужасно хотелось восполнить это упущение. Успокоился я лишь тогда, когда увидел следующую надпись, которая, как мне кажется, не нуждается в переводе: «Pippa Erica, hello!»

Выйдя из здания вокзала, мы оказались на пьяцца-ди-Чинквеченто. Я остановил такси, и Джулия назвала адрес:

— Piazza Mariano Armallini.

Черт меня подери, если я что-нибудь запомнил из этой поездки по вечернему — а шел уже десятый час — Риму. Огни витрин, фонтаны, площади и памятники — а почти на каждой площади есть либо фонтан, либо памятник — сливались у меня перед глазами, и порой мне начинало казаться, что я нахожусь в кинотеатре и с ужасом думаю о том, как после сеанса придется выходить наружу и, засыпая на ходу, добираться домой.

Джулия, по-видимому, тоже заметила мое состояние, потому что замолчала, и лишь однажды, когда я осторожно погладил ее лапку, улыбнулась и произнесла какую-то фразу, от которой я слегка взбодрился. Я не понял ее дословно, но общий смысл мне показался таким: «скоро уже приедем…» Однако, боясь ошибиться, я сдержал свою радость, а вместе с ней и глубокий-преглубокий зевок.

А кстати, у меня ведь еще есть бутылка вина, которую я купил во Флоренции и о которой почему-то забыл! Что, если предложить Джулии отметить нашу встречу? Но как это будет по-итальянски?

К тому моменту, когда мы подъехали к старому, наверное, девятнадцатого века, дому, расположенному на площади имени какого-то Марианно Армаллини, я уже разволновался до такой степени, что… похорошел. Нет, серьезно, мне очень идет тонкий румянец, жаль только, что он появляется или от волнения, или с похмелья. Щедро расплатившись с таксистом, — собственно говоря расплачивался даже не я, а Джулия, старательно выбирая подходящие купюры из целой охапки лир, извлеченных мной из кармана, — я выбрался из машины, достал наши сумки и вопросительно посмотрел на слегка засмущавшуюся девушку. Есть такие ситуации, при которых можно понять друг друга, даже не зная языка.

— Не хотите ли зайти, синьор? — И ведь она тоже волновалась, поскольку впервые за долгое время назвала меня «синьором»!

— С удовольствием, — устало кивнул я, — только, пожалуйста, называйте меня Олегом.

— Хорошо.

Мы чуть смущенно улыбнулись друг другу и направились в подъезд.

Если вы ожидаете трогательной любовной сцены, то хочу вас сразу разочаровать. Второй раз в жизни — первый раз это было на семинаре по марксистско-ленинской философии — я заснул в самый неподходящий момент. Джулия провела меня в квартиру, которая была всего лишь двухкомнатной, — но какие это были комнаты, какие потолки! — а затем ушла на кухню готовить ужин. Я же плюхнулся на диван, открыл свою заветную бутылку, сделал небольшой глоток и…

13

Проснулся я от звяканья упавшей чайной ложки. С трудом разлепив глаза и сев, я обнаружил, что нахожусь все на том же диване, а рядом стоит Джулия и, улыбаясь, смотрит на меня. Брр! — ну и хорош гусь — всклокоченный, небритый, измятый… Как все-таки скверно спать в одежде — чувствуешь себя совсем разбитым. Но какой аромат кофе! — молодец, девочка, уже постаралась.

— Чао! — произнесла она. — Хорошо выспались?

— Чао! — прохрипел я. — Где находится… — пришлось вставать и лезть в словарь, чтобы выяснить, как будет слово «душ».

— Пойдемте, я вас провожу.

Да, а квартира, как я уже говорил, была замечательной — старинные высокие потолки, огромные, начинающиеся от самого пола окна, уютная современная мебель, просторный коридор и беломраморная ванная комната, аналогичная той, которую я видел на флорентийской вилле Лены.

Проведя рукой по своей двухдневной щетине, я вопросительно посмотрел на Джулию, но она весело покачала головой:

— К сожалению, нет.

Ну что ж, это тоже неплохо, значит, у нее действительно нет в Риме постоянного любовника. Прежде чем лезть в душ, я еще сбегал в гостиную за своей сумкой, так что, когда с омовением было покончено, я предстал перед Джулией заметно посвежевшим, в знаменитых белых джинсах и свежей рубашке с коротким рукавом — пятьдесят тысяч, купил на «Соколе» специально для прогулок по итальянской жаре. Выпив кофе, позавтракав и пропустив стаканчик вина, которое осталось после вчерашнего, я почувствовал себя настолько хорошо, что начал посматривать на Джулию масляными глазками, намекая на свою вполне приемлемую физическую форму. О, эта плутовка прекрасно поняла мои красноречивые взоры, ибо немедленно приняла серьезный вид и стала расспрашивать о том, с чего бы я хотел начать осмотр Рима.

Ну как ей сказать, что я бы хотел начать осмотр города с более близкого знакомства с одной из его очаровательных жительниц? Пришлось вздохнуть и ляпнуть первое, что пришло на ум, — Колизей?

Джулия заметно скривилась и затарахтела так быстро, что я ничего не понял и попросил повторить. После пятиминутного лингвистического разбирательства на англо-итальянском жаргоне, я понял ее чувства. Колизей надоел ей примерно так же, как мне Красная площадь, и потому она с большим удовольствием провела бы меня по своим любимым местам — например, по ватиканской площади Святого Петра. Это понятно, и, если она когда-нибудь приедет в Москву — а то, — что она ни разу не была в России, я уже выяснил, — я тоже поведу ее не в Кремль, а в Новодевичий монастырь. Но в данном случае мне действительно хотелось первым делом прикоснуться к истории Древнего Рима, что я и попытался ей объяснить.

— Хорошо, — покорно вздохнула она, поехали!

Кстати, ехать нам пришлось не слишком далеко, хотя Палатинский холм находился по другую сторону железной дороги, и мы еще раз миновали вокзал — длинную современную коробку с большим стеклянным козырьком. Своей машины у Джулии не было, поэтому пришлось добираться на автобусе, который тащился весьма медленно.