— Что это? — прошептал Санька.

— А что ты видишь? — спросил Максим.

Санька попытался описать.

— В той стороне наш город, — пояснил Максим.

— Там пожар?

— Нет.

— Тогда что это? Излучение? Аура?

— Я не знаю, как это называется. Эта штука там постоянно. Правда, — Максим прищурился, — с прошлого раза свет стал ярче.

Ник всё это время пытался рассмотреть, о чём говорили Максим с Санькой. Он слушал, не перебивая, и наконец не выдержал.

— Где это? Почему я не вижу?

Максим обернулся к нему.

— У тебя просто зрение слабое, — мягко сказал он.

— Всегда нормальное было, — обиженно буркнул Ник.

Чуть позже, когда Ник побежал за Шариком, кинувшимся за какой-то живностью, Максим повернулся к Саньке.

— Ник действительно ничего не заметил. Только зрение тут ни при чём, — быстро сказал он.

— Как это?

— Ты либо видишь это, либо нет. Я вас двоих специально сюда привёл, чтобы проверить, зрячие вы или нет. С тобой угадал, а с Ником просчитался.

Санька помолчал, соображая:

— Почему ты именно нас проверял?

— Возникли кое-какие подозрения. После того случая на набережной. Никто ничего не заметил. Кроме тебя.

— Значит, мне не показалось? Там кто-то был?

Максим кивнул.

— Кто это?

— Ворлог.

Глава 22

Ворлог — это было его нынешнее имя. Раньше оно звучало по-иному Похоже, но не так. Современные люди разучились произносить многосложные слова. Но это даже нравилось Ворлогу. Потому что назвать — значило победить, и в этом мире никто не имел над ним власти.

Последним, кто звал его, был ныне безвестный переписчик грамот при дворе царя Валтасара. У него была дурная слава и плохой конец. Люди утверждали, что он общается с тёмными силами. Лицом он был смугл, нравом угрюм, а на левой руке имел ноготь с вросшим в него яхонтом. Его спалили прямо на ложе, но он успел-таки призвать своих демонов, которые вынесли его из огня. Так говорили, ибо тела его не нашли. На самом деле переписчик сгорел весь, дотла. От него остался только необычный ноготь, который, не заметив, вместе с пеплом и сором вымели и сбросили в смрадный водосток, коих было множество в западной части Вавилона.

Чернокнижник и правда звал на помощь, но задохнулся в дыму, прежде чем дух, вызванный им, получил приказание. И тот, ослеплённый и неприкаянный, прилепился к останкам позвавшего его и остался в мире людей.

С момента, когда он зашевелился в недрах своего смрадного логова, до того, как впервые испытал голод и выбрался на поверхность, прошли годы, а может быть и века. Ворлогу незачем было вести счёт времени.

Он не знал, что города когда-то отличались друг от друга. Он вновь поднимался и встречался со своим единственным Городом. Ворлог не испытывал к нему никаких чувств. Собственно, он не умел чувствовать ничего, кроме голода.

Он неспешно двигался во тьме подземных лабиринтов. Наверху его путь измерялся бы тысячами километров. Но знать о расстояниях Ворлогу тоже было ни к чему.

Лица людей казались ему одинаковыми — тысячи лиц, похожих одно на другое, словно галька на морском берегу.

Ворлог научился питаться, прятаться, подражать человеческим эмоциям и даже испытывать наслаждение.

Максим первый раз увидел Ворлога в доме, куда он вместе с приятелем забрёл в поисках весёлого вечера. Собственно, вечер уже закончился. Спровадив лишних, хозяин квартиры предложил оставшимся развлечься «по-взрослому». Их осталось четверо, в том числе и четырнадцатилетний Максим. Дверь предварительно заперли. Откуда-то появились шприцы и полупрозрачные ампулы. Приятель уже закатывал рукав, бодро хихикая и подмигивая Максиму. Однако со жгутом он обращался неумело, по всему видно было, что он закручивает его едва ли не впервые. Максиму тоже протянули ампулу. «Что это?» — спросил он. «Не вода же», — хмыкнул хозяин квартиры.

Максиму стало страшно. Такого он здесь увидеть не ожидал. «Чего тогда припёрся?» — грубо спросили его. Он взял ампулу. Она была тёплой. Максим смотрел на ребят, наблюдал, что и как они делают. Он медлил. На самом деле он оттягивал момент, за которым, скорее всего, не окажется пути назад. Статистика отдаёт всего лишь пять процентов тем, кто сумел слезть с иглы.

И вдруг Максим увидел, что в комнате, кроме них, есть кто-то ещё. Сначала он решил, что это кто-то из гостей, кому кураж нынешнего вечера оказался не по силам. Человек сидел на полу, возле ног откинувшегося на спину приятеля Максима, в позе эмбриона, совершенно голый.

Максим кинулся к хозяину квартиры. Тот покосился в сторону, куда указывал Максим.

— Ты же вроде ещё не вколол, — недовольно пробурчал он.

Максим протёр глаза и вновь посмотрел на скрюченного человека. Не может же глюк быть настолько реальным! Но никто, кроме Максима, его не видел! Незнакомец пошевелился, запрокинул голову, медленно потянулся к находящемуся в забытьи парню, и Максим вдруг с ужасом осознал, что это не человек. Фантом выглядел так, словно кто-то вылепил его из пластилина, старательно, до мелочей копируя человеческое тело. Его движения были настолько плавно-скользящими, будто костей внутри не было.

Максиму трудно было описать, что происходило потом. Существо обеими руками обхватило голову его приятеля, как если бы желало привести того в чувство, и замерло на несколько секунд. Потом парень слабо застонал и заметался, будто что-то мешало ему дышать. Максим непроизвольно вздохнул полной грудью, словно пытаясь помочь другу. Фантом обернулся к нему. Максим поймал этот взгляд, и его будто ожгло багровым сполохом. Существо медленно вытянуло в его сторону указательный палец левой руки, и парень разглядел неестественно длинный ноготь с вросшим в него красным камнем.

Потом раздался скрежет. Если преисподняя всё-таки существует, то дверь в неё открывается именно с таким звуком. Максим почти оглох, но почему-то закрыл глаза, а не уши.

Потом он закричал и бросился прочь. С входной дверью ему сладить не удалось, он кинулся на кухню, открыл окно и спрыгнул вниз. Квартира располагалась на втором этаже, но Максима в тот момент, вероятно, не остановила бы любая высота.

Он оглянулся на окна. Оттуда струился розовый свет, отдалённо напоминающий тот, которым окрашен шлейф самых ядовитых океанских медуз. Максим вспомнил тело, лишённое скелета, вязкие, текучие движения его владельца. Его вырвало. Потом еще. И ещё. Он обнаружил, что всё ещё сжимает в руке ампулу, с отвращением отбросил её и содрогнулся в новом приступе рвоты. Его буквально выворачивало, так что когда он добрался до дома, у него звенело в ушах и он казался себе абсолютно бесплотным.

На следующий день Максим узнал, что в злополучной квартире случился пожар. В живых не осталось никого.

Неделю после этого случая Максим провёл в одиночестве. Он жил на чердаке одной из многоэтажек, благо, лето было в разгаре и ночи стояли тёплые. Днём Максим спал. Просыпался с наступлением сумерек и часами сидел на крыше, всё ещё исходящей зноем. В том, что произошло, Максим считал виноватым себя. Ему казалось, что, если бы он не сбежал, охваченный паникой, все бы остались живы.

Наступала ночь, и Максим насторожённо вглядывался в темноту, сам не зная, что он хотел там увидеть. Несколько раз он замечал вдали розовый свет, который уже ни с чем не мог перепутать. Имя — Ворлог — всплыло само, как подслушанная фраза. Нельзя было позволять чудовищу убивать. Но Максим плохо представлял себе, как можно ему помешать.

Потом, гораздо позже, он увидел Ворлога при свете дня на стройплощадке. Это выглядело как несчастный случай. Внизу, возле возводимого дома, лежало тело насмерть разбившегося рабочего, а под самой крышей, зацепившись за карниз неестественно длинной рукой, висела тень, отдалённо напоминавшая человеческую.

Когда Ворлог стал преследовать его друга Сергея и других близких людей, Максим понял, что ненависть чудовища может быть вовсе не слепой, а избирательной.