Несмотря на то, что никаких достоверных доказательств о наличии заговорщиков среди руководящих военных кадров не было, Сталин на обеде у Ворошилова, состоявшемся после первомайского парада 1937 года, в присутствии многих военных руководителей открыто высказал свои угрозы в адрес врагов, имевшихся якобы среди военных.
Об этом заявлении Сталина напомнил 27 сентября 1937 года бывший начальник разведуправления РККА комкор СП. Урицкий в письме к Ворошилову.
“…1 мая 1937 года, - писал Урицкий, - после парада у Вас на квартире вождь сказал, что враги будут разоблачены, партия их сотрет в порошок, и поднял тост за тех, кто, оставаясь верным, достойно займет свое место за славным столом в октябрьскую годовщину”.
Такие угрозы стали сигналом для расширения репрессий в армии и фальсификации дела о военном заговоре.
6 мая 1937 года Управление НКВД по Московской области арестовало комбрига запаса М.Е. Медведева, бывшего до 1934 года начальником ПВО РККА и исключенного из партии за разбазаривание государственных средств. В тот же день от него были получены показания на некоторых работников ПВО, которые, как записано в протоколе допроса, вызывали у Медведева “сомнения в их искренности и преданности”. 8 мая 1937 года он заявил о своем участии в троцкистской военной организации, возглавляемой заместителем командующего войсками Московского военного округа Б.М. Фельдманом.
На допросе 10 мая 1937 года Медведев рассказал о существовании в РККА военной контрреволюционной организации, ставившей своей задачей свержение Советской власти, установление военной диктатуры с реставрацией капитализма, чему должна была предшествовать вооруженная помощь интервентов. В состав руководящего центра этой организации входили, по его словам, Тухачевский (возможный кандидат в диктаторы), Якир, Путна, Примаков, Корк.
О том, как появились эти и подобные показания, можно судить по рассказу сотрудника НКВД тех лет Радзивиловского.
Будучи арестованным после смещения Ежова, он сообщил на допросе 16 апреля 1939 года:
“Фриновский (заместитель наркома внутренних дел) в одной из бесед поинтересовался, проходят ли у меня по материалам какие-либо крупные военные работники. Когда я сообщил Фриновскому о ряде военных из Московского военного округа, содержащихся под стражей в УНКВД, он мне сказал о том, что первоочередная задача, в выполнении которой, видимо, и мне придется принять участие, - это развернуть картину о большом и глубоком заговоре в Красной Армии. Из того, что мне тогда говорил Фриновский, я ясно понял, что речь идет о подготовке раздутого военного заговора в стране, с раскрытием которого была бы ясна огромная роль и заслуга Ежова и Фриновского перед лицом ЦК Как известно, это им удалось…”
Позднее, 1б июня 1937 года Медведев в судебном заседании военной коллегии Верховного суда СССР виновным себя не признал и заявил, что он в троцкистскую организацию не входил, а показания о существовании в РККА военно-фашистского заговора являются ложными. Тем не менее, Медведев был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян.
Арестованный 14 августа 1936 года комкор Примаков содержался в Лефортовской тюрьме в Москве и на протяжении 9 месяцев ни в чем не признавал себя виновным.
В архиве Сталина сохранилось несколько заявление Примакова, в которых он протестовал против его незаконного ареста, однако, не выдержав тяжелых испытаний, Примаков 8 мая 1937 года написал в Лефортовской тюрьме следующее заявление на имя Ежова:
“В течение 9 месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации. В этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро перед товарищем Сталиным продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину. Товарищ Сталин правильно сказал, что Примаков - трус, запираться в таком деле - это трусость”. Действительно с моей стороны это была, трусость и ложный стыд за обман.
Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 году, я связался в Дрейцером и Шмидтом, а через Дрейцера и Путну - с Мрачковским и начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полные показания”.
Из этого документа видно, что Сталин сам участвовал в допросе Примакова, и, уступая домогательствам следствия и давлению Сталина, Примаков встал на путь обмана и самооговора.
Уже на допросе 14 мая 1937 года он, называя своих “соучастников”, сообщил о Якире:
“Троцкистская организация считала, что Якир наиболее подходит на пост народного комиссара вместо Ворошилова… Считали, что Якир является строжайшим образом законспирированным троцкистом, и допускали, что он, Якир, лично связан с Троцким и, возможно, он выполняет совершенно секретные, нам неизвестные самостоятельные задачи”.
Продолжая обработку Примакова, органы НКВД 21 мая 1937 года сумели получить от него “собственноручные показания” о том, что во главе заговора стоял Тухачевский, который был связан с Троцким.
Кроме того, на этом допросе Примаков назвал 40 видных советских работников участниками военно-троцкистского заговора в армии. Он дал, в частности, показания, компрометирующие таких видных военных деятелей, как Шапошников, Каменев, Гамарник, Дыбенко, Урицкий и другие.
Мучительному ночному допросу был подвергнут арестованный комкор В.К Путна. 14 мая 1937 года он был переведен из тюремной больницы Бутырской тюрьмы в Лефортовскую тюрьму, где его допрашивали в течение всей ночи. В результате Путна дал показания на Тухачевского и других видных военных работников, как участников военной антисоветской троцкистской организации.
Позже стало известно, какими методами добывались подобные показания.
Бывший сотрудник органов НКВД В. И. Бударев на допросе в прокуратуре 3 июня 1955 года показал, что в период расследования дел Примакова и Путны ему было известно, что оба эти лица дали показания об участии в заговоре после избиения их в Лефортовской тюрьме, что он сам по поручению АА. Авсеевича (сотрудника Особого отдела НКВД) часами сидел с Примаковым, не давал возможности ему спать, что это делал он еще до признания Примаковым своей вины.
Бывший заместитель министра госбезопасности СССР Н.Н. Селивановский 10 декабря 1962 года сообщил в ЦК КПСС:
“В апреле 1937 года дела Путны и Примакова были переданы Авсеевичу. Зверскими, жестокими методами допроса Авсеевич принудил Примакова и Путну дать показания на Тухачевского, Якира и Фельдмана. Эти показания Путны и Примакова послужили основанием для ареста в мае 1937 года Тухачевского, Якира, Фельдмана и других крупных военных работников”.
Производивший допросы Авсеевич в своем объяснении в ЦК КПСС в 1962 году сообщил:
“…Мне, как и многим другим сотрудникам, пришлось работать в Особом отделе НКВД в 1937 - 1938 годах, то есть в период массовых арестов военных работников, и принимать участие в допросах, а также избиении арестованных… На допросе вопросы и ответы формулировал Леплевский (начальник Особого отдела НКВД СССР), причем фамилии в протоколе заносились те, что называл Примаков, но значение разговоров и встреч, о которых говорил Примаков, в формулировках усиливалось, возводилось в степень заговорщицкой деятельности. Таким образом были сформированы показания Примакова на большую группу крупных военных работников”.
В середине мая 1937 года были проведены новые аресты видных военных работников.
Среди арестованных оказались начальник Военной академии им. Фрунзе командарм 2-го ранга Корк и назначенный заместителем командующего войсками Московского военного округа комкор Фельдман.
На первых допросах Корк, арестованный в ночь на 14 мая 1937 года, свое участие в антисоветской деятельности отрицал, однако 16 мая его сопротивление было сломлено, и он подписал на имя Ежова два заявления. Корк сообщал, что в организацию правых он был вовлечен Енукидзе, что военная организация правых включала и троцкистскую военную группу Путны, Примакова и Туровского. С военной организацией правых был связан якобы и Тухачевский.
Далее Корк писал, что основная задача группы состояла в проведении военного переворота в Кремле, а возглавлял военную организацию правых штаб переворота в составе его (Корка), Тухачевского и Путны.