— Ну, Джо. — Лиз взяла Джоанну за руку. — Я уверена, что такого не случится.

— Мне страшно… и Джорджа здесь нет… — голос Джоанны дрожал.

— Катя постарается до него дозвониться, а потом сама приедет сюда.

— Я не хочу его беспокоить.

— Джоанна, ты всегда стараешься оградить людей от своих проблем, может быть, даже чересчур. Джорджу нужно знать обо всем. Теперь расслабься, мы за всем проследим. Катя скоро будет здесь и передаст тебе, что сказал Джордж. Ладно?

Легкий кивок приободрил Лиз. Она должна отогнать от Джоанны мрачные мысли.

— Не знаю, как ты, а я почти всю ночь не спала из-за того, что сообщила Катя. Невероятно. Ты когда-нибудь подозревала ее?

Джоанна нахмурилась.

— Нет, мне такое и в голову не приходило. Она ведь переспала с кучей мужиков.

— Может, она бисексуалка?

Джоанна с любопытством посмотрела на нее.

— Скажи, если бы у тебя не складывались отношения с мужчинами, ты бы из-за этого смогла увлечься женщиной?

— Навряд ли, особенно теперь, когда я познакомилась с Дэвидом. — Лиз напомнила себе, что нужно ему снова позвонить. — На Майорке я несколько месяцев спала с ней в одной постели. И никогда такого даже представить не могла, а ты?

— Господи, конечно, нет. Мы никогда не стеснялись друг друга, ходили раздетыми и даже принимали вместе душ.

Лиз наклонилась к кровати и прошептала:

— Вероятно, нам с тобой не хватает воображения.

Джоанна впервые за несколько часов засмеялась.

— Ой, не смеши меня, мне нельзя шевелиться.

Воспоминания о днях, проведенных вместе, были отчетливыми как фотоснимки — как они загорали обнаженными на балконе, как менялись одеждой, как разговаривали субботними вечерами в ванной, собираясь на дискотеку, когда одна из них мылась, а две другие накладывали на лицо косметику.

— Ты думаешь, она всегда была лесбиянкой? — спросила Джоанна.

— Не знаю, мне мало о них известно.

— Это у нее врожденное, или она стала такой, потому что отец стремился ее подчинить?

— Кто знает? Он всегда был негодяем. Он до сих пор хочет, чтобы она и мать ему подчинялись, — сказала Лиз.

— Нам с нашими отцами тоже было нелегко, но все же нас не тянет к женщинам. И женщины ко мне не тянулись, по крайней мере я такого не замечала.

Джоанна задумалась.

— Думаешь, отцовское воспитание в самом деле влияет на сексуальность дочери?

— Не уверена, — ответила Лиз. — Я знаю только, что мой отец заставил меня стремиться всегда быть первой и подниматься на вершину, а твой внушил тебе чувство, что ты необеспечена, и ты думаешь, что если у тебя не будет сбережений, то в конце концов тебе придется просить милостыню. Кто знает, что случилось с Катей.

Они помолчали.

Лиз осторожно спросила:

— Джо, твое отношение к ней изменилось?

— Честно сказать, я не знаю, — Джоанна ответила не сразу. — Думаю, я стала бы относиться к ней хуже, если бы она перестала нам доверять и скрыла от нас правду о том, что делает в постели.

Лиз придвинула свой стул ближе к Джоанне.

— А как ты думаешь, что они делали в постели? — прошептала она.

— Бог их знает. Наверно, не так уж все отличается.

— Отличается. У одного партнера нет нужного инструмента.

— Да, но им его и не надо. Считается, что они боятся пениса. — Джоанна вздохнула. — Мы все верим в индивидуальность, так? В этом все дело. Обращается внимание на личность, а не на пол. Только неделю назад, я прочитала, что в наши дни женщины считают, что лесбианизм это шикарно.

— Это все ерунда. Зачем женщинам это нужно?

Они обменялись лукавыми взглядами.

— А зачем это нужно Дейвине Томас? — спросила Джоанна. — Она всегда такая одержанная, такая серьезная.

— Такая она только на публике, но один раз я ездила с ней на поезде в Манчестер, и нам было очень весело.

— А она не пыталась тебя соблазнить?

Лиз пожала плечами.

— Слушай, скоро здесь будет Катя. Мы скажем ей об этом разговоре?

— Да надо бы. Теперь нам все известно, и мы должны принять ее такой, какая она есть. Она ведь все равно осталась нашей подругой?

Лиз задумчиво кивнула. Ей стало стыдно за то, что она чуть не рассказала обо всем юристу. Слава Богу, она вовремя одумалась.

— Дэвид не звонил?

Лиз вздрогнула. Находясь в таком состоянии, Джоанна еще думает про ее любовные проблемы. Она пожала плечами.

— Мы все никак не можем созвониться, но не беспокойся, я его еще увижу.

Сестра Галлахер торопливо подошла к кровати Джоанны.

— Я думаю, посетительнице пора уходить. Доктор может прийти в любую… — сестра не договорила, увидев входящую в палату знаменитость.

— Джоанна, ты как? — Катя попыталась улыбнуться. Она все еще дрожала, потому что на пути в больницу ее сопровождала целая армада автомобилей. Хорошо хоть, журналистов не пустили в больницу.

На строгом лице сестры Галлахер засияла улыбка.

— Вы, вероятно, не хотите, чтобы вас беспокоили. Я задерну занавески вокруг кровати. И можно я скажу, как мне нравятся ваши программы, мисс Крофт.

На этот раз Катина известность пошла ей на пользу, потому что подругам разрешили подольше побыть с Джоанной. Все мировые знаменитости жалуются, что не могут никуда пойти, не привлекая внимания, но забывают при этом, что их слава является смазкой, благодаря которой двигаются шестеренки их жизни в тех случаях, когда механизмы простых людей бессильны.

Кате было не по себе, но она старалась скрыть свое состояние. До этого она никогда не испытывала смущения перед подругами, но сейчас ей казалось, что они переменились к ней. Она еще больше, чем Лиз, считала себя виноватой за состояние Джоанны. Убеждая себя в том, что друзья — это роскошь, без которой она вполне сможет обойтись, она тем не менее не давала спать Джоанне в пятницу ночью, ища у нее поддержки.

Но ведь и Лиз не отказалась помочь ей, не было никаких «если» и «но», никаких «Я первый раз главный редактор номера» и никакого осуждения ее поведения. В этом и заключалась дружба.

— Джо, — сказала она, — я оставила Джорджу сообщение. Когда я звонила, его не было, но мне сказали, что мы можем связаться с ним в шесть утра по нашему времени. Я держу пари, ты не взяла свой сотовый. Я оставлю тебе свой.

Подруги заметили, что Катя нервничает.

— Катя, все в порядке. Мы с Джо обо всем поговорили, — сказала Лиз, — и наше мнение таково: ты наша подруга, и что бы ни случилось, мы на твоей стороне.

Поддавшись внезапному импульсу, они порывисто взялись за руки.

Прошло пятнадцать минут, а врач все еще не появился. Джоанне было рекомендовано лежать спокойно, но во время разговора она тайком двигала бедрами. Обычно ребенок от этого начинал шевелиться. Но сегодня он не подавал признаков жизни.

У Джоанны выступили слезы.

— Наверно, я никогда не стану матерью.

Хотя ее подругам тоже приходила в голову такая мысль после ее последнего выкидыша, они никогда не слышали от Джоанны ничего подобного.

— Какую чепуху ты говоришь, — успокаивала ее Лиз, надеясь, что ее слова звучат убедительно. — У тебя все будет хорошо.

Занавески раздвинул молодой доктор, выглядевший таким усталым, что Джоанне захотелось подвинуться и усадить его. Несмотря на усталость, в его голосе чувствовалось внимание к пациентке.

Катя и Лиз поспешно удалились в пустую комнату ожидания, Пока Катя организовывала две чашки больничного кофе, Лиз позвонила в редакцию. Боб Ховард был в приподнятом настроении.

— Я звонил на телевидение, на Ай-ти-эн, как вы мне советовали, — доложил он, — они хотят обладать эксклюзивными правами на использование нашей передовицы.

— Отлично, — сказала Лиз. — Что нового в Уорикшире?

— Ничего. Мак продолжает наблюдать за домом Розмари Берроуз.

— Хорошо, держите меня в курсе.

Когда Лиз закончила, Катя волнуясь спросила:

— Ты поместила опровержение статьи обо мне и Хьюго?

— На первой странице, в первой колонке, как и обещала, — ответила Лиз, и достала ксерокопию первой страницы «Кроникл». «ПРЕДАТЕЛЬНИЦА» — гласил заголовок передовой статьи. Ниже был подзаголовок: «Жена члена парламента доносила на членов своей партии». Слева был другой заголовок: «ТЕЛЕЗВЕЗДА ОПРОВЕРГАЕТ СЛУХИ О ЕЕ РОМАНЕ».