— Ну, Аталарих?

— Я раньше никогда не видел такую штуку, — выдохнул Аталарих. — Но…

— Но ты знаешь, кто это.

Это должен был быть грифон: легендарные чудовища восточных пустынь, четвероногие, но всё же с головой, похожей на голову крупной птицы. Образы грифонов появлялись на картинах и в скульптурах вот уже тысячу лет.

Теперь заговорил скиф — быстро и бегло, и Папаку с трудом удавалось успевать переводить.

— Он говорит, что его отец, и отец его отца пересекали большие пустыни на востоке в поисках золота, которое вымывается с гор. И грифоны охраняют золото. Он повсюду видел их кости, глядящие из камней, точно так же, как эти.

— Всё так, как описал Геродот, — сказал Гонорий.

Аталарих попросил:

— Спросите его, видел ли он хоть одного живого.

— Нет, — ответил скиф через Папака. — Но он много раз видел их яйца. Как птицы, они откладывают свои яйца в гнёзда, но на земле.

— Как же животное попало в камень? — пробормотал Аталарих.

Гонорий улыбнулся.

— Вспомни Прометея.

— Прометея?

— Чтобы наказать его за то, что он принёс огонь людям, старые боги приковали Прометея к горе в восточных пустынях — в месте, которое охранялось немыми грифонами. Эсхил рассказывает нам, как оползни и дожди погребли его тело, и оно оказалось замурованным там на долгие века, пока разрушение скалы не явило его на свет. Вот прометеев зверь, Аталарих!

Люди продолжали разговаривать, роясь среди костей. Все кости были странными, гигантскими, искривлёнными, неузнаваемыми. Многие из этих останков в действительности принадлежали носорогам, жирафам, слонам, львам и халикотериям, огромным плейстоценовым млекопитающим, которые показались на поверхности земли благодаря тектоническим преобразованиям этих мест, когда Африка медленно дрейфовала на север, в сторону Евразии. Здесь всё случилось так же, как в Австралии, как во всём мире: люди даже забыли, что потеряли, и остались лишь искажённые следы воспоминаний об этих великанах.

И пока люди обсуждали и с любопытством разглядывали окаменелости, череп протоцератопса, динозавра, погребённого песчаной бурей всего лишь за несколько сотен лет до рождения Пурги, взирал на них со слепым спокойствием вечности.

— …Это сообщения, записанные Гесиодом, Гомером и многими другими, но передававшиеся из поколения в поколение рассказчиками до них.

«Задолго до существования современных людей Земля была пуста. Но первобытная земля породила множество Титанов. Титаны были похожи на людей, но были огромного размера. Одним из них был Прометей. Кронос возглавил своих родичей-Титанов, чтобы убить их отца Урана. Но его кровь породила следующее поколение, Гигантов. В те дни, вскоре после зарождения самой жизни, царил ужасный кровавый хаос, и рождались всё новые поколения великанов и чудовищ».

Они сидели в полуразрушенном атриуме арендованной виллы. Пока вечерело, воздух по-прежнему оставался жарким и неподвижным, но вино, жужжание насекомых и пышная сорная растительность, окаймляющая атриум, создавали в этом месте своеобразную гостеприимную обстановку.

И в этом подвергшемся разрушению месте, выпивая вино кубок за кубком, Гонорий пытался убедить человека из пустыни совершить путешествие вместе с ним ещё дальше: обратно по обломкам рухнувшей империи, всё на запад и на запад, на самый берег мирового океана. И потому он рассказывал ему истории о рождении и смерти богов.

Пришло ещё одно поколение жизни, и возникло ещё больше новых форм. Титаны Кронос и Рея родили будущих богов Олимпа, и среди них римского Юпитера. В дальнейшем Юпитер повёл новых богов человеческого облика против союза более древних Титанов, Гигантов и чудовищ. Это была война за господство в самой Вселенной.

— Земля была разрушена, — шептал Гонорий. — Из глубин выросли острова. Горы упали в море. Реки высохли или изменили течение, затопляя землю. А кости чудовищ были захоронены там, куда они упали.

— В наше время, — продолжал Гонорий, — натурфилософы всегда были противниками мифов — они ищут естественные причины, которые соответствуют законам природы — и, возможно, они правы, когда так поступают. Но иногда они заходят слишком далеко. Аристотель утверждает, что живые существа всегда размножаются, не изменяясь, и что виды жизни неизменны во времени. Пусть же он объяснит кости гигантов, которые мы выкапываем из земли! Аристотель, наверное, никогда в своей жизни не видел кость! Существо, замурованное в камне, может быть грифоном, а может и не быть. Но разве не ясно, что кости старые? Сколько времени может потребоваться песку, чтобы превратиться в камень? Что представляет собой эта огромная каменная плита, если не свидетельство иных эпох прошлого?

Загляните дальше, за грань историй. Вслушайтесь в суть того, что говорят нам мифы: в прошлом Земля была населена совсем иными существами — видами, которые иногда размножалась, производя себе подобных, а иногда производили помесей и чудовищ, коренным образом отличных от своих родителей. Всё так, как показывают кости! Какой бы ни была правда, сейчас уже и не понять того, что мифы говорят правду, потому что они — продукт тысяч лет исследований Земли и осмысления их значения. И пока, пока…

Аталарих положил ладонь на руку своего друга:

— Успокойся, Гонорий. Ты хорошо говоришь. Кричать совсем не нужно.

Гонорий, трепеща от страсти, произнёс:

— Я утверждаю, что мы не можем игнорировать мифы. Возможно, они — это воспоминания, лучшие воспоминания, которые у нас есть, о великих катастрофах и о необычных временах прошлого, свидетелями которых были люди, которые мало что могли понять из увиденного, люди, которые сами могли быть людьми лишь наполовину.

Он поймал хмурый взгляд Аталариха.

— Да, людьми лишь наполовину! — Гонорий выложил череп, который дал ему скиф, череп с человеческим лицом и с крышей, как у обезьяны.

— Человек, но не человек, — проговорил он вполголоса. — Вот величайшая из тайн. Что было до нас? Каков ответ на этот вопрос? Что, кроме костей? Господин скиф, ты сказал мне, что этот плоский череп привезли с востока.

Папак перевёл.

— Скиф не может сказать, где это произошло. Эта вещь прошла через много рук, путешествуя на запад, прежде чем попала к тебе.

— И с каждой перепродажей, — почти добродушно пробормотал Аталарих, — цена, несомненно, увеличивалась.

Услыхав это, Папак вскинул тонкие брови.

— Говорят, что в землях людей с бледной кожей и узкими глазами, далеко на востоке, такие кости — обычное дело. Кости нужны как основа для лекарств и волшебных зелий, и чтобы удобрять поля.

Гонорий наклонился вперёд.

— Значит, мы теперь знаем, что когда-то на востоке жила раса людей человеческого облика, но с маленьким мозгом. Зверолюди, — его голос дрожал. — А что, если я скажу вам, что на самом дальнем западе, на краю света, когда-то была другая раса до-людей — люди с телами, похожими на медвежьи, и лбами, словно шлем центуриона?

Аталарих был ошеломлён: Гонорий не говорил ему ничего подобного.

Скиф заговорил. Его протяжные гласные и смягчённые согласные звучали, словно песня, нарушаемая лишь неуклюжим переводом Папака — песня пустыни, которая разливалась во влажной итальянской ночи.

— Он говорит, что когда-то было много видов людей. Сейчас они все пропали, но в пустынях и в горах они остались в историях и песнях. Мы забыли, говорит он. Когда-то мир был полон разных людей, разных животных. Мы забыли.

— Да! — воскликнул Гонорий и внезапно вскочил в порыве чувств. — Да, да! Мы забыли почти всё, кроме лишь искажённых следов этого, сохранённых в мифе. Это — трагедия, агония одиночества. Вот, я и ты, господин скиф, мы почти забыли, как разговаривать друг с другом. И всё же ты понимаешь, как и я понимаю, что мы плаваем, как моряки на плоту, по безбрежному морю неоткрытого времени. Идём со мной — я должен показать тебе кости, которые нашёл. О, идём же со мной!

III

Аталарих и Гонорий приехали из Бурдигалы, города, находившегося на землях существовавшего тридцать лет королевства готов, которое теперь раскинулось на большей части земель, бывших когда-то римскими провинциями Галлией и Испанией. Чтобы добраться до дома, им пришлось снова проходить через путаницу территорий, возникших, когда рухнуло римское владычество в Западной Европе.