Так что же является заслугой правительства? – задавал я риторический вопрос. То, что могло бы быть еще хуже? Что люди, более не верящие в способность правителей наладить хозяйственную жизнь, меняют, чтобы выжить, свою психологию и поведение, полагаются все больше на собственную изворотливость? Это ли следует считать достижением радикальной рыночной реформы? Пока удалось лишь одну противоестественную и потому неэффективную экономику заменить другой, не менее извращенной.

Наиболее верный и менее болезненный путь перехода к рынку – отнюдь не шоковая терапия, а целеустремленное и неуклонное развертывание рыночных институтов и инструментов в двухсекторной экономике, где наряду с частным длительное время сохраняется крупный государственный сектор. Последний должен все более и более включаться в рыночную среду, но управляться также и прямыми командами государства. Такая модель оправдала себя в Китае, и нет серьезных доводов против того, что она пригодна у нас. Всеми доступными средствами – и рыночными, и административными – следует восстанавливать и расширять производство.

В свете последующих событий понимаю, насколько наивными были мои рассуждения, адресованные главе государства.»

«Мое заявление об отказе от „почетных“ обязанностей опоздало, – пишет Олег Богомолов, – его опередила реорганизация совета и выведение из него наряду со мной Г. А. Арбатова, Н. П. Шмелева, С. Н. Федорова. Мы получили за подписью президента вежливое уведомление об отставке. На место выведенных членов совета были включены новые, в их числе С. С. Алексеев, Е. Т. Гайдар, С. А. Ковалев, О. Р. Лацис, которые, кстати, после событий 1996 года в Кизляре и Первомайской решили, в свою очередь, подать в отставку в знак несогласия с политикой президента.

Эпистолярный жанр общения с сильными мира сего, изобилующий на протяжении веков яркими образцами, дает пищу историкам, но малопродуктивен с точки зрения перемен в самом ходе истории. Этот урок стоило бы иметь в виду и нам, взявшимся за составление письма президенту.

Эпоха гласности, выплеснув на всеобщее обозрение массу возмутительных фактов, правдивых оценок происходящего, дельных предложений, кажется, тем и ограничилась, что выпустила пар. Критика в средствах массовой информации перестала служить сигналом для принятия мер. Чувство вины и ответственности мало кого донимает, а понятие чести и вовсе отпало. Телефоны доверия в президентской администрации, в правительстве, других ведомствах позволяют гражданам высказать наболевшее. Но стали редкостью публичные сообщения о том, что в ответ на справедливые выступления прессы или письма и звонки граждан сделано то-то и то-то. С гласностью более или менее все в порядке, шутят в народе, плохо со слышимостью.

Обвал в августе 1998 года валютного курса рубля открыл миллионам простых людей глаза на авантюрную суть проводившейся Ельциным, Гайдаром, Черномырдиным, Кириенко, Чубайсом, Немцовым экономической политики. Результаты оказались поистине плачевными. Такую экономическую катастрофу ни одна из крупных стран мира не переживала в ХХ столетии.

За годы радикальных преобразований Россия утратила былую экономическую мощь, пропустив по объему ВВП впереди себя даже такие страны, как Мексика, Бразилия, Индонезия, и отстав от Китая в 5 раз, а от США – в 10 раз. Несмотря на повторявшиеся из года в год правительственные заявления о прекращении спада, он продолжался. По сравнению с дореформенным уровнем продуктивность российской экономики на рубеже нового века уменьшилась более чем вдвое, выпуск промышленной продукции сократился до 40 процентов, а легкой и пищевой промышленности – до трети.

По многим социально-экономическим параметрам Россия примкнула к „лиге“ слаборазвитых стран, в частности, по ярко выраженной топливно-сырьевой структуре экспорта, по пятидесятипроцентной импортной зависимости в снабжении населения продовольствием и другими товарами, по средней продолжительности жизни населения, массовой нищете, распространению эпидемических болезней, проценту душевных заболеваний и самоубийств. Население столкнулось и с другим бедствием – массовой безработицей. Получили распространение принудительные отпуска работников – одна из скрытых форм безработицы.

Сумма доходов, полученная в России десятью процентами богатых, превысила, по данным международных организаций, доходы десяти процентов бедных более чем в 30 раз. Соответствующий коэффициент в США – 5,3; в Китае – 14; в странах Центральной и Восточной Европы – 5,1–5,6; в западноевропейских странах – 2,6–5,7.

Другой стороной кризиса явилось лавинообразное возрастание внутреннего и внешнего государственного долга. Если учесть задолженность перед вкладчиками Сбербанка, которым предстояло компенсировать утраченные в результате либерализации цен сбережения, а также по зарплате и пенсиям, то совокупный внутренний долг государства в середине 1998 года достигал 50 процентов ВВП. К этому следовало добавить внешний долг в размере более 140 млрд. долл. на конец 1998 года, или около 30 процентов ВВП. Экономику с богатейшим потенциалом посадили на иглу внутренних и внешних заимствований, продлевая жизнь обанкротившемуся политическому режиму.

Безысходность ситуации придавало и чудовищное бегство из России капиталов. Их отток с момента начала радикальных реформ и до 1999 года оценивался в 100–150 млрд. долларов, а возможно, и более. Подобное кровопускание не в состоянии выдержать даже относительно крепкая экономика, для обедневшей России это могло иметь гибельные последствия.

Настал момент истины, мучительного переосмысления предшествующих реформаторских экспериментов, выработки новых подходов в проведении рыночной реформы и реанимации экономики. Эра Ельцина-реформатора закончилась провалом его реформ. Во имя того, чтобы их провести без помех, осчастливить страну и окончательно избавить ее от коммунизма, по приказу Ельцина палили из пушек по зданию парламента. Во имя этого же затыкали рты несогласным с „шоковой терапией“ в экономике и конституционным переворотом в политике. В итоге полное фиаско: экономика оказалась в развалинах, а общество расколото и деморализовано.

Крутая ломка общественных устоев, связанная особенно с началом радикальных реформ Ельцина – Гайдара, сопровождалась возникновением идейного вакуума в обществе. Едва ли простое заимствование господствующих на Западе либеральных идеалов капитализма свободного рынка способно стать объединяющей российское общество идеологией. Наши либералы сделали максимум для дискредитации веры в достоинства рынка.

Я не фаталист, но часто ловлю себя на мысли, что, видимо, судьба нам уготовила пережить мрачную полосу безвременья. Но может ли это быть оправданием покорности перед безжалостным роком? Столь ли беспомощны были все мы перед разрушительными процессами, перевернувшими нашу жизнь? Думаю, что каждый вправе спросить себя, какая часть ответственности за прошедшее лежит на нем. В конце концов, не все пали жертвой ослепления, многие видели и понимали, какие угрозы нас подстерегают и как их можно предотвратить. Они пытались доступными им средствами взывать к общественному мнению. Видимо, этого было недостаточно, и им не удалось повлиять ни на лидеров, возглавивших перемены, ни на широкие слои населения. Стало быть, надо извлечь уроки из этого и решительнее отстаивать свои убеждения. Заблуждения не могут длиться вечно. Истина, выявленная научной мыслью, рано или поздно проложит себе дорогу.»

– В последнее время стартовой команде рыночных реформ предъявляется немало обвинений в непрофессионализме. Ну на самом деле, если рост цен в 1992 году в 40, а не в 2 раза Е. Гайдар мог еще объяснить некой «военной хитростью» (мол, если бы сказали правду, кто бы дал им начать реформы), то последующий рост цен на несколько порядков, в тысячи и даже в десятки тысяч раз при хроническом отставании повышения зарплат и пенсий – тут уж не до хитростей!