Райкос решил пойти к президенту. Предупредить и посоветоваться.

35. СОВЕТ

Президента он не застал ни дома, ни в герузии. Дежурный офицер доверительно сообщил, что Каподистрия уехал в порт встречать своего брата Августина, который прибыл с острова Корфу.

Райкос знал, что президент обязательно вернется сегодня в свой кабинет. Вернется, потому что у него много работы, и он всегда трудится до глубокой ночи.

Разговор с Каподистрией не терпел отлагательства, поэтому Райкос сел на стул у двери кабинета и стал терпеливо ожидать.

Время потянулось медленно. Райкосу вспомнилось, что барон Рикман назвал его поручиком - так уже давно никто не называл Николая Алексеевича. Память вдруг перенесла его в лейб-драгунский полк. Он вспомнил своих вольнолюбивых товарищей, вспомнил, как они собрались обсудить форму протеста против прихода к власти нового императора Николая Первого, ознаменовавшего свое восхождение на престол кровавым насилием. Молодые офицеры решили все сразу подать в отставку. Назревал громкий скандал, и начальство решило замять его. Просьбу об отставке положили под сукно. Офицеров частью уговорили, а частью запугали. Всех, кроме Раенко... Но вот пошла новая волна репрессий в гвардии, начались новые аресты лиц, причастных к восстанию 14 декабря. Тогда, чтобы спасти Николая Алексеевича от ареста, командир полка, честный, добрый человек, решил уволить "карбонария" Раенко, пометив прошение об отставке задним числом. Николай Алексеевич подал рапорт с просьбой освободить его по болезни ввиду необходимости лечения за границей. Добрые люди - в том числе лейб-медик его величества Н. Ф. Арендт* - помогли ему выехать из отечества. И уже который год офицер императорской гвардии пребывал на своеобразном "лечении" - сражался за свободу Греции. Рикман, конечно же, прав: такое известие вряд ли обрадует его величество государя-императора. Вряд ли изволит он выразить свое удовольствие. Даже за более невинные проступки его величество упекает своих соотечественников в казематы, в Сибирь, разжалывает в солдаты.

_______________

* Врач, котрый впоследствии лечил смертельно раненного на дуэли

А. С. Пушкина.

Как избежать упреков, немилости и кары? А ведь так хочется вернуться на родину!

Раздались тихие, ровные шаги. Он поднял голову и увидел президента. Каподистрия с недоумением смотрел на Райкоса.

- Вы, господин полковник, дежурите у моего кабинета? - спросил он.

Райкос вскочил со стула, поприветствовал президента. Он был обрадован и смущен.

- У вас ко мне что-то очень экстренное? - спросил президент.

- Так точно, ваше превосходительство.

И Райкос обо всем рассказал президенту.

- Мне давно известно недоброжелательство, которое питают ко мне правительства трех держав, - выслушав его, ответил Каподистрия. - Им надо бы короля, и такого, который не заботился бы ни о своем королевстве, ни о своем народе, а выполнял их повеления. Да вот беда: у каждой из трех держав-покровительниц свои интересы, и они ссорятся, не могут поделить шкуру еще не убитого медведя... Смешно! - грустно улыбнулся президент.

- Увы! Не смешно, а опасно...

- Согласен с вами.

- На вашей стороне все честные люди Греции.

- Знаю. Именно это и придает мне силы.

- Надо принять срочные меры.

- Я это сделаю... А теперь поговорим о вас.

- Обо мне?! - удивился Райкос.

- У меня есть приятное известие. У капитана Хурделицына родился сын... Так вот, мне кажется, было бы неплохо, если бы вы отправились к нему в эту зиму, проинспектировали и заодно поздравили вашего друга с рождением подданного двух стран - России и Греции. А потом все вместе вернулись бы сюда. Вам необходимо на время исчезнуть с поля зрения барона Рикмана. Ведь вы хотите вернуться на родину?

- Не представляю, как я смогу жить без нее.

- Значит, вас надо защищать от гнева царя. Вот я и попробую воздействовать на него. Напишу письмо генерал-адъютанту, чтобы он показал его царю Николаю. А вы завтра же отправляйтесь в Зилу.

Из письма президента Греции графу Бенкендорфу, генерал-адъютанту его величества российского императора:

"Принимая смелость напомнить о себе вашему превосходительству и посылая вам настоящие строки, я повинуюсь необходимости воздать должную справедливость господину Райкосу, состоящему ныне подполковником в греческой армии.

...Когда я прибыл в Грецию, он уже пользовался уважением людей благонамеренных и отнюдь не принимал участия в происках тех, кто появляется из разных стран и всякими махинациями еще приносит столько зла здешней несчастной нации. Добрый и честный баварец, полковник Гейдек, помогавший мне в то время и исполнявший в некотором роде должность военного министра, предложил мне господина Раенко сначала в коменданты Ич-Кале, впоследствии ему были вверены Паламиди, а напоследок Патрас и Морейский замок.

Во всех этих должностях в течение трех лет он вполне оправдал ожидания правительства. Честными свойствами своими, обнаруженными в различных случаях, благородным и благоразумным поведением он снискал себе совершенную доверенность правительства и любовь страны.

Господин Раенко - человек смирный и твердый. Он вполне сознает, что такое долг, и с чрезвычайным усердием и честностью исполняет взятые на себя обязательства. Я не знаю за ним тех увлечений ума и сердца, благодаря которым в политике самые способные люди бывают весьма опасными, а в последнее время представлялось несколько случаев, убедивших меня в его рассудительности и честности.

Повторяю: я так уверен в характере Раенко, что ручаюсь за него перед его императорским величеством, как принял бы смелость ручаться за самого себя.

Навпали, 19/31 мая 1831 г."

Напрасно президент Греции ручался за Раенко перед его императорским величеством. Напрасно давал он ему блестящую характеристику, в которой, дабы не раздражать царя заслугами Райкоса на службе в Греческой республике, сознательно умалил их: даже не упомянул о его семнадцатимесячном губернаторстве, назвал его подполковником, а не полковником... Все равно это не помогло.

Русский царь настолько ненавидел все, связанное с революцией, что никогда не мог простить своему подданному, осмелившемуся служить республике, сражаться под ее знаменами, да еще заслужить похвалу президента! Царь возненавидел Раенко.

По возвращении в Россию Николая Алексеевича сослали поручиком в Нижегородский полк. На Кавказ царь определял ненавистных ему вольнодумцев в надежде, что там их найдут пули непокоренных горцев. В Нижегородский полк царь зачислил Михаила Юрьевича Лермонтова и младшего брата Пушкина Льва Сергеевича...

36. КОЛЫБЕЛЬ

К приезду Райкоса Иванко и Елена успели окрестить младенца и дали ему имя деда - Кондратий.

У его колыбели - корзины, сплетенной из молодых веток лозняка, еще пахнущих свежей весенней листвой. Райкос проводил большую часть времени. Все интересовало его в Кондрате: и невыразительные черты личика, в которых тяжело было уловить сходство с родителями, и разрез глаз, и цвет волос, лишь обозначенных пушком. Райкоса умиляло в новорожденном и плотное тельце, и смышленость, и живость, с которой он таращил глазки на людей, и даже громкий крик. Впрочем, вел себя Кондратка смирно. Солидно и мужественно, как заметил Райкос.

- Богатырь растет, сразу видно - удался в деда, - таков был его окончательный приговор.

Инспектирование десантного отряда полковник провел бегло, как бы торопясь. Так же бегло оглядел батарею из пушек, отбитых у неприятеля.

Иванко гордился этой батареей. Она была удачно установлена на высоком холме. Из ее люнетов можно удобно вести круговой обстрел кораблей противника, если они появятся со стороны моря.

Райкос, сам артиллерист, казалось, мог бы это заметить и если не похвалить командира за такой удачный выбор позиции, то хотя бы обратить на это внимание. Но, к великому огорчению Иванко, Райкос быстро прошел мимо люнета, словно куда-то торопился.