Оба моряка согласно кивнули головами.

– Вот только я сомневаюсь, что не успеем раз­вернуться. Нанесет нас или на буруны, или на мыс... Трудно при таком волнении и ветре угадать в узкость.

– Дозвольте мне сказать, – выступил вперед Ер­маков.

– Говори.

– А что ежели нам бросить с кормы стоп-анкер[110], когда мы будем аккурат против узкости? Нас само по себе волною развернет, носом на узкость, а тогда ка­нат потравить, – так и проскочим до самого песочку. А там сразу мачты рубить... А кормовой якорь не подымать, чтоб нас на мели прибоем не положило на­бок.

Боцман одобрительно кивал головою.

– Правильно, Ермаков, молодец! – сказал Гвоз­дев. – Я тоже так думал, да вот загвоздка: достанем мы тут дно? На карте ничего нет...

– Достанем, – убежденно сказал Капитон. – Во­да сама себя оказывает, тут не глыбко... Гляньте сами.

– Ну, братцы, собирайте команду! – решительно сказал Гвоздев. – Я им все дело объясню. Запасной стоп-анкер на корму, канаты рубить – и в паруса!

– Есть! – отвечали оба моряка, оживившись.

Гвоздев объявил о принятом решении капитану, но тот просил делать все без него, как хотят, а его от­вести поскорее в каюту.

– Я, видно, тоже душу богу отдам и без писто­лета, – жалобно добавил Борода-Капустин, не вызвав никакого сочувствия у мичмана.

Предоставив Борода-Капустина собственной его участи, Гвоздев спеша внес в вахтенный журнал по­следние записи, собрал все судовые документы и вме­сте с журналом тщательно спрятал у себя на груди. После этого он обратился с короткой речью к собрав­шейся на шканцах команде.

Он объяснил создавшееся положение и рассказал, что задумал делать. Матросы единодушно просили его командовать, обещая сделать все, как он прика­жет.

Ермаков, Маметкул и еще два сильных рулевых стали к штурвалу, марсовые приготовились в одну се­кунду поставить штормовой парус и кливер, а боцман и часть команды начали приготавливать на корме к спуску тридцатипудовый запасной якорь.

Когда все было готово, Гвоздеву вдруг до боли в груди стало жалко «Принцессу Анну», собравшуюся в свой последний короткий рейс. Оглядывая судно за­туманившимися глазами, он прощался с ним. Нужно было идти на бак и «наложить руки» на якорные ка­наты. По неписаным морским законам, ни один мат­рос не стал бы рубить мачту или канат, пока отдавший приказание офицер сам не «наложит руку». Стоя с топором в руке над канатом, мичман, обливаемый волнами, отдал команду ставить штормовой парус. Бригантина накренилась и рванулась вправо, еще сильнее натянув оба якорных каната. Ударив топо­ром, мичман предоставил матросам кончать начатое и бегом бросился на полуют через всю палубу бригантины.

4. ГИБЕЛЬ „ПРИНЦЕССЫ АННЫ"

Когда Гвоздев добежал до полуюта, бригантина уже неслась в бейдевинд, наискось к ветру. С угро­жающей быстротой вырастали утесы мыса Люзе, на которые ветер и течение неумолимо сносили бриган­тину.

Рулевые с трудом удерживали судно на курсе. Ка­питон Иванов и несколько матросов с ганшпугами в руках стояли над кормовым якорем, готовые по пер­вому знаку Гвоздева обрушить его в волны.

Нужно было очень точно определить этот важней­ший момент всего маневра, а это было нелегко.

Размахи качки, ветер, удары волн, обдающие по­токами воды даже полуют, – все это рассеивало вни­мание. Но вот мичман махнул рукою, и якорь упал за борт. Канат, свернутый в бухту, разворачивался коль­цо за кольцом и исчезал за кормою. Теперь боцман ждал новой команды, чтобы сразу же закрепить канат на кнехтах и заставить бригантину описать полукруг, центром которого будет упавший якорь, а радиусом – вытравленный на борт канат.

Все это удалось как нельзя лучше – «Принцесса Анна» направилась носом к берегу. По знаку Гвоз­дева канат стали травить, и судно пошло по ветру прямо на костер, в грохочущий береговой прибой. У мачт стояли с топорами назначенные люди, чтобы, срубив их в тот момент, когда бригантина коснется дна, облегчить судно и заставить его подальше выско­чить на берег. Остальная команда сгрудилась под по­луютом, чтобы укрыться от падающего рангоута и снастей. Один только Борода-Капустин находился в своей каюте, но вовсе не в состоянии агонии, как мо­жно было ожидать после его жалобных слов на па­лубе.

Наоборот, Борода-Капустин проявлял усиленную деятельность. Успешно преодолевая неудобство силь­нейшей качки, князь открыл привинченный к полу же­лезный сундук, достал из него коричневую тяжелую шкатулку с корабельною казною и стал набивать чер­вонцами объемистые карманы своего кафтана. Нагру­зив их до отказа и с сожалением посмотрев на остав­шиеся в шкатулке золотые монеты, никак не влезаю­щие в переполненные карманы, он вложил в нее счета и документы, хранившиеся в его каюте, перепоясал­ся шпагою, надел треуголку, выпил стакан романеи, подумал несколько мгновений, выпил еще полстакана и, взяв под мышку шкатулку, с трудом побрел наверх, обремененный тяжестью.

Когда он поднялся на полуют, бригантина нахо­дилась уже почти в полосе прибоя.

Гвоздев внимательно глядел вперед, чтобы вовремя отдать приказ рубить мачты. Стоявший рядом с ним Капитон Иванов следил за напряжением каната, ве­дущего к якорю за кормою, стараясь поточнее напра­вить судно. Никто не обратил внимания на появление командира. Борода-Капустин собрал все свои силы, приосанился и хотел что-то сказать, но в это мгновение огромная волна, поднявшая на гребне бригантину, рухнула вместе с нею, накатившись на отмель. Влетев в бурун, бригантина ударилась о песок днищем так, что почти никто не удержался на ногах. Пенистая, сме­тающая все пелена воды пронеслась по палубе. Фок-мачта, переломившись, рухнула вместе со штормовым парусом на бак, обламывая бушприт и покрывая об­ломками и спутанными снастями переднюю часть бри­гантины.

Волна схлынула. Гвоздев горестно смотрел на опу­стошение, произведенное на палубе «Принцессы Ан­ны» этим страшным ударом. С лихорадочною быстро­той застучали у грот-мачты топоры матросов.

А сзади, переливаясь мраморными прожилками, дымясь обрушивающимся гребнем, уже нависал над полуютом новый зеленовато-бурый вал.

– Держись, братцы! – закричал Гвоздев и, не­вольно втянув голову в плечи, с замиранием сердца покрепче вцепился в перила.

Вал обрушился – и несколько мгновений Гвоздев, сбитый с ног, задыхающийся в водовороте, ничего не мог понять среди треска и грохота. Когда вода схлы­нула и он с трудом поднялся, ноги его заскользили по наклонной палубе, потому что бригантина лежала на правом боку.

Палуба представляла собою нагромождение ка­ких-то деревянных обломков и перепутанных снастей, но среди этого хаоса уже работали матросы с топора­ми и ломами, сваливая за борт все лишнее.

Повернувшись к полуюту, Гвоздев увидел барах­тающегося у самых перил Борода-Капустина. Мичман кинулся к нему на помощь.

– Казна, казна корабельная! – кричал князь, ста­раясь поднять тяжелую шкатулку, лежащую на палу­бе у самых балясин. – Как бы казну не потопить!..

Но в это время новая волна поддала под корму, князь упал и (может быть, это почудилось Гвоздеву) как будто бы нарочно уперся обеими руками в шка­тулку так, что балясины подломились и шкатулка скользнула за борт.

Князь завопил, но тут подоспели Маметкул и руле­вой Пупков. Они помогли ему подняться, и Гвоздев оставил князя на их попечении.

Новая волна поддала под корму, раздался треск, полуют обдало каскадами воды. Однако волна не прокатилась по палубе все сметающею стеною, – вид­но, первые два вала так далеко продвинули судно по отмели, что следующие обламывали гребни уже не над бригантиною, а позади нее, и поэтому сила их ударов была не так сокрушительна для полуразбитого судна...

Поняв это, Гвоздев немного успокоился. Значит, было еще некоторое время для того, чтобы спасти лю­дей, а может быть, даже и часть груза. Если шторм не усилится, волны, видно, не смогут быстро разбить бригантину.

Гвоздев оглянулся.

Слева каменной громадою высился мыс Люзе, низ­кие, быстро несущиеся тучи, казалось, цеплялись за него. С моря шли цепи пенистых волн. Грозная стена воды вырастала в пяти-шести саженях за бриганти­ною, но тут же рушилась, осыпаясь белопенною лави­ною, и, ударив в корму, проносилась по отмели, дале­ко выкатываясь на песчаный берег, сажень на пятьде­сят от носа «Принцессы Анны». Потом вся эта масса бушующей воды устремлялась обратно и встречала новую лавину, которая обрушивалась с пушечным громом. Два встречных водных потока, сталкиваясь и образуя буруны бушующей пены, лишали силы новую волну, и пока не приходил огромный «девятый вал», возле бригантины бестолково металась водная толчея. Этот могучий, все сокрушающий вал грохался на от­мель, выбегал далеко на песчаный пляж и снова от­катывался, образуя новую толчею, которая и начала разбивать «Принцессу Анну», глубоко зарывшуюся носом в подводную отмель.