Настойчивые просьбы Рудановского отпустить его в экспедицию раздражали майора. Плохо представляя себе, как именно следует работать географу-ис­следователю, Буссе тем не менее и мысли не допус­кал, что следует довериться Рудановскому, человеку со специальным в этой области образованием.

Он считал, что уронил бы свой авторитет, если бы «пошел на поводу у подчиненного».

«...Я все более и более убеждался, – писал в сво­ем дневнике майор, – что судьба мне послала беспо­койного и малополезного сотрудника[56]. Рудановский вообразил себе, что он может действовать совершен­но независимо от меня и если бы еще предположе­ния его насчет исследования страны были бы благо­разумны, – а то он вообразил себе, что прежде все­го надо сделать карту ближайших к нам берегов... Я убедил его наконец в пользе и необходимости ис­следовать р. Сосую...»

Определив, на сколько дней нужно ехать Руда­новскому, каких брать с собою людей и количество продовольствия, Буссе стал «разъяснять» ему, на что больше всего следует обратить внимание при «иссле­довании неизвестной страны». И в заключение сказал, что на этот предмет Рудановский получит письмен­ную инструкцию.

Самоуверенное невежество гвардейца возмутило опытного и знающего моряка. Рудановский заявил, что он будет ездить и делать съемки так, как нахо­дит нужным, и так, как его этому обучали. А если Буссе будет давать ему свои нелепые инструкции и указания, то толку от поездок не будет и лучше он тогда вовсе не поедет.

– В таком случае я подам на вас рапорт генерал-губернатору! – крикнул взбешенный Буссе.

– Подавайте, – ответил Рудановский и ушел из комнаты.

Буссе с упрямой методичностью написал инструк­цию и, вызвав Рудановского к себе, заявил, что он не даст гребцов и продовольствия для похода, если Рудановский будет действовать самостоятельно, и во­обще отчислит его от экспедиции.

Офицер вынужден был покориться и выслушать лицемерно-кроткие поучения немца.

Шестого сентября Рудановский уехал. Буссе про­вожал его и, стоя на берегу, напутственно помахивал рукою в белой перчатке. Когда долговязая его фигу­ра скрылась из виду, Рудановский плюнул и облег­ченно вздохнул.

Лейтенант тщательно обследовал реку Сосую и ее бассейн на всем течении, выяснил, какие и куда ве­дут пути из ее долины, сделал карту. Много дней шел он вверх по течению то бечевой, то на лодках, то пешком до самых истоков Сосуи. 25 октября он вернулся в Муравьевский пост.

После долгих споров с Буссе Рудановскому уда­лось все же поставить на своем и совершать свои экс­педиции по плану, который обеспечивал отличные результаты. С ноября по март он обследовал и на­нес на карту весь Южный Сахалин.

Рудановский отравлял существование Буссе «не­покорностью, дерзостью и энергией». Приказчик Рос­сийско-Американской компании Самарин изводил май­ора «своей вежливостью, ленью и странностью поня­тий»[57].

Оба эти труженика за одну зиму совершили дело поистине великое. Рудановский обследовал и нанес на карту весь Южный Сахалин.

Самарин, покинув Муравьевский пост 10 января 1854 года, 18 февраля добрался до Петровского зи­мовья, пройдя весь Сахалин по длинной оси. После непродолжительного отдыха он проделал этот же путь в обратном направлении. Сведения, собранные в отчете Самарина, давали представление о неизвест­ных до того районах острова.

Таким образом, за два с небольшим года трудами Бошняка, Орлова, Рудановского, Самарина и Воро­нина Сахалин был довольно подробно исследован и нанесен на карту.

XXV. ОБОСТРЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ С МУРАВЬЕВЫМ.

СПЛАВ ВОЙСК ПО АМУРУ

В начале марта 1854 года, когда были приняты все возможные в положении Невельского меры для спасения бедствующих в Императорской гавани, Ген­надий Иванович в письме к Буссе писал:

«...Остаюсь уверенным, что в соответствии с моими приказаниями и личными распоряжениями Вы посла­ли, в связи с ожидаемой ранней весной в Татарском проливе американской эскадрой, в залив Такмака, или Маока, Н. В. Рудановского весновать в нем и на­блюдать за обстоятельствами, сопровождающими вскрытие залива, и за направлением и силой господст­вующих там ветров. Уверен также, что Вы не преми­нете сделать подобные же наблюдения в соседнем с Муравьевским постом заливе Вашего имени (Тообучи). Подобные наблюдения, как я Вам лично объяс­нил, необходимы для определения степени безопасно­сти зимовки судна, которая, как Вам известно, неми­нуемо должна последовать с 1854–55 года...»

Ни одно из указанных Невельским мероприятий выполнено не было. Рудановский пробовал настаи­вать на необходимости провести наблюдения над за­ливами ввиду предстоящей навигации, но Буссе не расположен был «распылять свои силы». Он ожидал неминуемого нападения японцев и начал строить вто­рую деревянную башню. Кроме того, упряжные собаки понадобились для перевозки льда, которым он на лето набивал ледники.

В своем письме Невельской давал Буссе распоря­жения на случай войны с Англией и Францией, кото­рая могла разразиться со дня на день. Разрыв с Тур­цией был первым симптомом к развязыванию войны[58].

Невельской приказывал Буссе не оставлять Саха­лина, но разбить имеющийся в его распоряжении от­ряд на группы по 6–8 человек и разместить их по постам в заливах Анива, Такмака, Кусунай, Дуэ и Терпения.

Внутренние пути сообщения по острову, недо­ступные неприятелю, русским были известны, и снаб­жение таких полупартизанских партий, способных приковать к себе значительные силы врага, не пред­ставляло бы невыполнимой задачи.

В донесении генерал-губернатору Геннадий Ива­нович обобщал все сведения и весь опыт, накоплен­ный экспедицией. На основании этих данных он пред­лагал мероприятия как по освоению края, так и по обороне его в грядущей войне.

С Дмитрием Ивановичем Орловым было послано в Императорскую гавань Бошняку распоряжение ид­ти на корабле «Николай I» к пункту 46°30' и отсюда на шлюпке и байдарке начать исследование побе­режья к югу. Сам Невельской к 5 июня рассчитывал встретиться с Бошняком в условленном месте побе­режья и оттуда отправиться на «Байкале» в наибо­лее удобную из южных бухт, чтобы занять ее воен­ным постом.

Геннадий Иванович снова настойчиво подчеркивал идею о единственно важном значении для России не­замерзающих бухт в Уссурийском крае, удобно со­общающихся по рекам Уссури и Амуру с внутренни­ми областями государства.

Муравьев считал, что достаточно ограничиться ле­вым берегом Амура, чтобы в устье его создать пере­валочный пункт грузов, предназначенных для разви­тия и укрепления Петропавловска. Занятие Де-Кастри и Императорской гавани казалось ему излишним.

Но Невельской в своем донесении писал о необ­ходимости поставить пост в устье Уссури: «Пункт этот, как ближайший к побережью южного Уссурий­ского края и как пункт центральный относительно Нижнеамурского и Уссурийского бассейнов, представ­ляет такую местность, в которой должна сосредоточиваться вся главная наша деятельность в этом крае и управление им»[59].

Геннадий Иванович указывал на мероприятия, ко­торые, по его мнению, следовало предпринять в пер­вую очередь для исследования Сахалина и упрочения его за Россией, а затем подробно излагал план обо­роны края на случай войны.

Русская эскадра на Тихом океане была так не­значительна, что не могла противостоять силам англо-французов в открытом сражении. Кроме того, она все еще не имела баз для снабжения и ремонта. Но, с другой стороны, неприятель ничего не знал об от­крытиях Невельского. Освоенные им прибрежья бы­ли врагу совершенно неведомы Гиль и Остен не сумели открыть тайну Амура. План Невельского заклю­чался в том, чтобы, избегая решительных сражений, привлечь неприятеля к блокаде побережья до корей­ской границы и тем самым заставить его фактиче­ски признать край принадлежащим России, отвлекая вместе с тем значительные силы врага на эту бло­каду.

План Невельского не соответствовал ни харак­теру, ни намерениям генерал-губернатора Муравьев, воспитанный в традициях кавказских войн, не при­знавал пассивности в обороне. Планы Невельского и его проекты будущего устройства края казались Му­равьеву неуместной вольностью. Он считал, что Не­вельской захватывает прерогативы, ему не принадлежащие. Ничего не ответив Невельскому на его представление, Муравьев, препровождая ему орден Владимира 3-й степени, написал лишь, что сам намере­вается спуститься в низовья Амура из Сретенска вместе с войсками, предназначенными для укомплек­тования экспедиции и подкрепления Петропавловска. Тем самым он давал понять, что берет в свои руки дальнейшую судьбу края.