«Только этими решительными мерами, при ни­чтожных у нас здесь средствах, представляется воз­можность отстранить могущие быть на этот край по­кушения. Здесь нет и быть не может каких-либо зе­мель или владений гиляков, мангунов, нейдальцев и т. п. народов в том территориальном и отечествен­ном смысле, как то понимается между образованными нациями. Эти народы не имеют ни малейшего поня­тия о территориальном разграничении.

Что же касается до того, возможно ли исполнить высочайшую волю о вступлении в сношения с беглы­ми русскими без посылки по реке Амуру офицеров, то я по собрании более подробных сведений не премину донести Вашему превосходительству», – писал он в заключение.

Десятого декабря вернулся Березин и сообщил, что он основал в Кизи временный склад у мангуна Лебдена, а также привез выменянные у маньчжуров вод­ку, чай и просо. Вслед за ним вернулся Бошняк. Он определил истоки реки Амгунь и точно установил на­правление горного хребта между ними и истоками ре­ки Горин.

«Итак, – пишет Невельской, – Орлов и Бошняк были первыми и единственными лицами, которые опре­делили астрономически истоки рек Уда, Тугур, Нимелен, Амгунь и Горин, а также направление Хинганского хребта между параллелями 54–51°...»

К наступающему 1853 году все сотрудники экспе­диции были снова вместе и тесною дружною семьей встретили Новый год. Не было, правда, того веселья, что в прошлом году. В тяжелом настроении была Ека­терина Ивановна. Сам Невельской, несмотря на всю свою твердость духа, не мог преодолеть общей подав­ленности на вечеринке. За несколько месяцев три че­ловека из состава экспедиции умерли от цинги. Труд­но было забыть эти могилы на «Петровской кошке», но все же сподвижники Невельского были готовы к новым трудам и опасностям, которые готовил им 1853 год.

XIX. В ПЕТЕРБУРГЕ ЗАШЕВЕЛИЛИСЬ.

СЛУХИ ОБ АМЕРИКАНСКИХ ЭКСПЕДИЦИЯХ.

БОШНЯК ОТКРЫВАЕТ ИМПЕРАТОРСКУЮ ГАВАНЬ

К концу зимы положение с продовольствием улуч­шилось, и больные цингой стали поправляться[45].

Удалось достать водку, просо, чай. Гиляки достав­ляли свежую рыбу, появилось также свежее оленье мясо. Черемша и мороженые ягоды дополняли рацион, и люди выздоравливали.

В середине января 1853 года Невельской отправил в командировку Петрова в сопровождении казака и тунгуса, а также Разградского с Березиным.

Петрову поручалось обследовать реку Биджи и произвести ряд разведок путей с Амура в южную часть лимана. Разградский и Березин должны были обеспечить запасами экспедицию Бошняка, который отправлялся после них для занятия залива Де-Кастри и дальнейших исследований побережья Татарского пролива к югу.

Березин же, кроме того, должен был приготовить в Кизи лес на постройку помещения для военного поста. Обе экспедиции были благополучно и с успехом выполнены.

Бошняк получил приказ занять залив Де-Кастри, поднять там русский флаг и с открытием навигации начать исследование страны к югу, объявляя по пу­ти, что все пространство к югу до Кореи принадле­жит России. В план его поездки включалось также обследование залива Хаджи, сведения о котором при­вез Чихачев.

Бошняка сопровождали казаки Парфентьев и Ва­сильев, а также якут Иван Мосеев.

Десятого февраля пришла из Аяна зимняя почта. Невельской каждый раз распечатывал пакеты с тяже­лым чувством ожидания новых неприятных сюрпри­зов. Но на этот раз опасения его не оправдались. На­оборот, почта принесла радостные вести. Муравьев уведомлял Невельского, что Николай I, вследствие его ходатайства, приказал уплатить Российско-Американской компании убытки, понесенные при гибели «Шелехова». Кроме этого, отчислить 100 тысяч рублей на возмещение компании убытков, которые она мо­жет понести при дальнейших действиях «по установ­лению сношений с гиляками».

Вместе с тем Муравьев уведомлял, что вследствие представлений Невельского он предписывает камчатскому губернатору впредь в экспедицию посылать лю­дей здоровых и хорошего поведения; всем судам, на­значенным к плаванию между Петропавловском и Аяном, совершать не один, а два рейса и заходить каждый раз в Петровское для оказания экспедиции возможного содействия, а командирам судов испол­нять в точности и без оговорок требования Невельско­го; все предметы, нужные для экспедиции, доставлять своевременно; отправку запасов, товаров и прочего производить на судах компании.

Правление Российско-Американской компании уведомляло, что оно сделало распоряжение о доставке через Аян для экспедиции катера в 16 лошадиных сил, двух гребных судов, запасов и товаров в соответствии с требованием Невельского.

Невельской, Екатерина Ивановна и все сотрудни­ки воспрянули духом. Значит, не напрасны были их труды и лишения. Усилия и настойчивость начали про­бивать стену тупости и непонимания.

Но дело было не только в упорстве героев При­амурья. Русское правительство получило сведения, что летом 1853 года две американские экспедиции долж­ны побывать в Японии у берегов Татарского пролива и, быть может, обследовать все побережье Тихого оке­ана до Берингова пролива.

Остен, Гиль, таинственные суда, «меряющие воду и землю», все это было неопределенно и сомнительно (для Нессельроде и др.) и не толкало правительство на мероприятия по укреплению русских позиций на Тихом океане. Тем более, что места, к которым прояв­ляли интерес иностранные путешественники и таин­ственные корабли, совершенно неосновательно счита­лись китайскими.

Но сейчас, когда «этот шальной» капитан Невельской вот уже три года хозяйничает на Амуре, такая точка зрения была основательно поколеблена. Николай I перестал безусловно верить своему министру иностранных дел. На Амуре уже два года как поднят русский флаг, а китайцы не шевелятся, не протестуют. Где же их амурская флотилия и войска, о которых с такой настойчивостью твердил Нессельроде?

А вот американцы зашевелились не на шутку. Это не одиночные путешественники, это эскадра командо­ра Перри в 10 вымпелов и эскадра капитана Рингольда в 4 вымпела.

Можно было полагать, что они не ограничатся простой увеселительной прогулкой вдоль побережья Тихого океана.

Ходили слухи, что американцы намерены занять бухты под торговые фактории и станции для своих ки­тобоев. А, по данным русского правительства, число этих китобойных судов в Охотском море за последние годы стало достигать двухсот. Вот тут-то зашевели­лись в Петербурге, и вот почему дело Невельского сдвинулось с мертвой точки.

Но сам он и сподвижники его до середины мая ничего не знали об этом новом обстоятельстве и про­должали начатые работы.

В середине марта пришло донесение от Бошняка, что он поднял русский военный флаг в Де-Кастри. С помощью гиляков Бошняк и его спутники приступи­ли к постройке флигеля-казармы для помещения в нем военного караула.

В конце апреля от Бошняка пришло новое доне­сение.

«К 25 марта, – писал лейтенант, – лед во внешней части залива около мыса Клостер-Камп разломался, и с этого времени эта часть залива стала доступной для судов с моря. Лед же в самом заливе стоял до 7 апре­ля, и только с этого времени, при крепком NO ветре, начало его ломать. До сих пор залив наполнен лома­ным льдом. Вчерашний день, 14 апреля, с горы у Клостер-Кампа мы увидели в трубу к югу, на горизонте, большое трехмачтовое судно, за которым начали следить...

12 апреля мы перебрались во вновь выстроенную, покрытую хворостом избушку. Это помещение после бивуачной жизни то в грязных юртах, то на голом снегу показалось для нас раем. В сделанном нами в этой избушке из глины камине мы поддерживаем огонь, дабы не заводилось сырости. Продовольствия при по­сте с получением от Березина и затем от Разградского муки, сухарей, сахару и чая достаточно, а вместо хлеба и пирожного печем у камина (единственной у нас печи) лепешки на рыбьем жире с рыбою; к обеду варим уху, а иногда и щи, обедаем и пьем чай все вместе...[46]

Такова наша жизнь и занятия. Всей команды при посте в настоящее время 3 казака и тунгус. Мы все здоровы и, благодаря богу, бодры.