Пробовали стянуться с мели, но тщетно. Начался прилив: набегающие волны толкали корабль на от­мель. Становой многопудовый якорь положили в бар­кас и, завезя его на глубокое место, опустили. Вся команда стала вращать кабестан[20], чтобы подтянуться к якорю. Но судно не трогалось с места. Волнами его приподнимало и било о дно, все дальше осаживая на мель. От ударов трещали все связи корабля. Лю­ди надрывались. Невельской внешне был спокоен, но душа его томилась и трепетала. Потеря судна грози­ла ему большим, чем смерть, – она грозила позором и полным крушением всех планов и надежд. Шансов на спасение было мало. Глухие удары, шуршание раздираемой обшивки предвещало неминуемую беду.

Но люди не сдавались. В наступившем ночном мраке они работали из последних сил, не теряя муже­ства, то в шлюпках, заливаемых волнами, пробуя за­возить и опускать якорь, то у кабестана. После 16 ча­сов непрерывной борьбы и тяжелого, опасного труда судно было спасено. Отойдя от банки и бросив якорь, Невельской решил на шлюпках исследовать видневшийся залив. То отстаиваясь в тумане, то осторожно лавируя среди отмелей, он обследовал побережье, отыскивая лиман Амура. Несколько раз за это время садились на мель. Наконец 27 июня, в 4 часа дня, транспорт «Байкал» бросил якорь в северной части лимана.

Неправильные и быстрые течения, лабиринты под­водных и надводных мелей превращали огромное пространство лимана в гибельную ловушку для па­русного судна. Плавание в Амурском лимане небез­опасно и теперь, при изученных фарватерах и на более совершенных судах. Со времени Невельского не одно судно погибло здесь, сев на мель в нена­стную погоду.

Невельской попытался на транспорте пройти че­рез лиман. Шлюпки шли впереди, делая промеры, отыскивая фарватер. Но сильные ветры, постоянно меняющие свое направление, разводили непрерывное волнение. Работа была утомительна и опасна. Транс­порт и шлюпки часто попадали в критическое поло­жение. Однажды три шлюпки отправились делать промеры, и на транспорте осталось только 10 чело­век. Ветер внезапно засвежел, люди в шлюпках не смогли выгрести против крутой волны, баркас выбро­сило на лайду[21], а вельбот отнесло к сахалинскому берегу против огромного гиляцкого селения Тамлево.

Едва не погибнув в борьбе с ревущим ветром и крутым грохочущим прибоем, мичман Гейсмар и ма­тросы вытащили полузатопленный вельбот на отмель. Смеркалось, низко над волнами неслись рваные ту­чи, прибой гремел и рокотал. Нечего было и думать о возвращении на транспорт. Промокшие до нитки моряки развели большой костер из сухого плавника и, развесив мокрую одежду, заснули, зарывшись в пе­сок. Утомленный не менее других, часовой тоже заснул, а гиляки, подобравшись во тьме, забрали всю одежду потерпевших крушение.

Проснувшись на рассвете, моряки обнаружили пропажу. Гиляки, толпившиеся у деревни, угрожали копьями и луками. Моряки в одних рубашках по­спешно спустили на воду вельбот (благо волнение немного утихло) и устремились к транспорту, где их, сконфуженных и сердитых, встретили насмешками. Между тем гиляки, осмелев, спустили множество ло­док и с песнями и криками стали грести к транспор­ту, надеясь овладеть им.

Невельской приготовился к обороне на крайний случай, но не стрелял, не желая кровопролитием на­чинать свое знакомство с местным населением. Он слыхал, что иностранные китобои, бесчинствуя на по­бережьях Охотского моря, озлобили гиляков. Невель­скому предстояло сделать многое, чтобы доказать, что русские пришли сюда не грабить и насиловать, а защитить, помочь, научить жить лучше. Правда, он знал, что если допустить сюда якутских и иркутских кулаков-торгашей да сибирских чиновников, то вряд ли сбудутся его мечты о благоденствии края и мест­ного населения. Но Невельской надеялся, что в но­вом краю будут и новые обычаи.

Гиляцкие лодки нестройною флотилией прибли­жались к «Байкалу» со стороны левого борта, обра­щенного к берегу. С правого борта, незаметно для гиляков, был спущен вельбот. Набирая скорость, он обогнул транспорт, гребцы навалились на весла во всю силу, и вельбот понесся к флотилии, как сокол на стаю уток. Он носом опрокинул маленькую лод­чонку, которая была ближе всего к «Байкалу», греб­цы выхватили из воды двух захлебывающихся, перепуганных гиляков и во весь мах длинных весел пошли обратно к транспорту. Гиляки на лодках под­няли многоголосый вопль, полетели стрелы, но вель­бот уже огибал корму «Байкала» и через несколько минут был поднят на палубу. Пленников вывели на ростры и объяснили, что им будет очень плохо, если товарищи их не одумаются. Гиляки вступили в переговоры. Воинственный пыл прошел. Они вернули похищенные вещи, получили за это подарки, и плен­ники были отпущены.

После этого случая с гиляками наладились добрые отношения, и в дальнейшем они, дружески относясь к морякам, помогали им чем могли.

VII. САХАЛИН - ОСТРОВ!

ВХОД В РЕКУ АМУР ВОЗМОЖЕН ДЛЯ СУДОВ С СЕВЕРА И С ЮГА!

Лето подходило к концу, а сделано было очень мало.

После нескольких рискованных попыток пробиться через лиман на «Байкале» и отыскать устье Амура Невельской убедился, что сделать это невозможно, прежде чем не будут найдены и изучены фарватеры, ведущие в реку.

«Байкал» стоял на якоре в безопасном северном рейде, защищенный с одной стороны отмелью, обсы­хающей во время отлива, и с трех сторон бесплод­ными, увалистыми берегами Сахалина. За отмелью без конца и края простирались пустынные и ковар­ные воды негостеприимного лимана. Далеко на гори­зонте синели горы азиатского берега.

В глубокой задумчивости ходил по палубе Невель­ской. Трудно было отказаться от мысли найти вход в Амур с внешней, северной окраины лимана. Под­робно же исследовать лиман и нанести на карту при­хотливую вязь глубин и мелей оказывалось практи­чески невозможным. Площадь лимана составляет около двух тысяч квадратных километров и исследо­вание его потребовало бы массу времени. Поэтому Невельской приступил к решению задач только су­щественнейшей важности. Следовало найти устье Амура и убедиться, теряется ли оно в песках, и если нет, то искать фарватеры, начиная от устья, а не с моря, так как здесь сама река покажет начало фарватера. Кроме того, надо твердо, раз и навсегда установить: остров Сахалин или полуостров.

Невельской отправил офицеров на двух шлюпках в первую разведку. Одной командовал старший офицер «Байкала» лейтенант Козакевич, другой – мич­ман Гроте.

Гроте на западном берегу Сахалина должен был обследовать обширный залив Байкал, открытый Не­вельским, установить, не имеет ли этот залив второго выхода в Сахалинский лиман, а также определить глубины и протяженность канала, начало которого найдено было в лимане подле западного берега Саха­лина.

Козакевичу поручалось, следуя вдоль материка, отыскать устье Амура. Если же в устье обнаружатся глубины, достаточные для мореходных судов, то про­должать продвигаться с промерами по найденному каналу вплоть до выхода из лимана в Охотское море. Главное – найти устье Амура.

Невельской взял Козакевича под руку и указал в сторону синеющего вдалеке мыса:

– Вот отсюда начать, Петр Васильевич. С богом...

Первым вернулся мичман Гроте и доложил, что залив Байкал, кроме входа с севера, из Сахалинского залива, никаких других проток и входов не имеет (это было верно). Закончив обследование залива Байкал, Гроте отправился вдоль западного берега Сахалина, но последовательную нить глубин утерял и шел не по извивам канала, а напрямик, то пересекая подводные мели, то проходя над глубинами в 10–16 метров. Так он подплыл к отмели, которая тянулась от Саха­лина к темневшему на той стороне пролива высокому мысу.

Мичман, убежденный, что это и есть та отмель, тот перешеек, что соединяет Сахалин с материком, повернул обратно.

Выслушав донесение, Невельской молча посмотрел на Гроте из-под надвинутых бровей и сквозь крепко стиснутые зубы буркнул: «Можете быть свободны».

С тревожным нетерпением ожидал Невельской возвращения своего старшего офицера.