– Прошу внимания! – обратился к нам Литвинов. – Первый лот. Японская ваза. Начальная стоимость – двадцать тысяч долларов!

– Двадцать пять!

– Двадцать пять говорит девушка в алом платье. Кто больше? Двадцать пять тысяч раз! Двадцать пять тысяч два! Двадцать пять тысяч три! Продано!

Вазу отнесли в комнату, из которой её же и выносили. Следующим лотом были пять ковров ручной работы.

– Начальная стоимость сто тысяч долларов! – провозгласил Литвинов.

– Даю сто тридцать! – сказал мужчина, сидевший рядом со мной. Потом мне: – Ковры хорошие. Не пропадать же добру!

– Согласна. К тому же ручной работы, а она всегда ценилась высоко, – поддержала я разговор.

– Сто тридцать пять! – крикнула девушка. Мужчина не хотел сдаваться.

– Сто сорок!

– Сто сорок пять!

– Сто пятьдесят! – рявкнул он. Аж я вздрогнула.

Девушка молчала.

– Так, сто пятьдесят тысяч раз!

Пауза.

– Два!

Снова пауза.

– Сто пятьдесят пять! – решилась она.

Народ оживился.

– А я даю сто семьдесят!

– Сто семьдесят тысяч раз! Два! Три! Продано мужчине в цилиндре за сто семьдесят тысяч долларов! – стукнул молотком Литвинов.

– Моя взяла! За такие смешные деньги я нигде их больше не куплю, – сказал он мне.

– У вас железная хватка! – поразилась я.

– Благодарю, мадемуазель!

– Хорошо, – протянул Виталий, разглядывая новый лот и ища его в списке.

Следующим лотом оказалась вышивка на всю стену. На полотне был изображён лес и водопой с животными. День.

– Ага! Стартовая цена сто пятьдесят тысяч!

И тут понеслось. Женская половина выкрикивала ошеломительные цены за такой шедевр. Приблизилась она к пятистам тысячам. Я была удивлена.

– Пятьсот двадцать тысяч раз!

Женская половина медлила. Полотно красивое, но в деньгах ограничены. Полмиллиона за вышивку – это вам не хухры-мухры! Другая дама не вынесла мытарства и выдала:

– Шестьсот тысяч!

– О! – хором протянул зал.

– Итак, шестьсот тысяч раз! Два! Три! Продано женщине в белом платье!

Ты глянь! Слово «два» тянул, как кота за хвост! Ещё паузу выждал!

– Серебряный сервиз XVIII века. Стартовая цена – двести тысяч!

– О! Ещё один ценный товар! Триста!

Оживился мужчина рядом со мной. Роман воспользовался случаем и положил свою руку мне на колено, за что и получил поварёшкой. Теперь сидит и гневно, глядя на меня, потирает кисть. Предупредила, а там как знает…

– Триста тысяч раз!

– Триста пятьдесят! – крикнул мужчина, сидящий впереди меня. М-да, товар, как горячие пирожки расхватывают!

– Триста пятьдесят раз!

– Четыреста!

– Пятьсот!

– Шестьсот пятьдесят, – сказал мужчина и улыбнулся. – Не переплюнуть им меня.

– Почему? – спросила я.

– Потому что я могу себе позволить такие дорогие вещи. Вот и всё! Сервиз достался мне. Сегодня хороший аукцион.

О, нет! Хорошее будет в конце, когда вынесут на торги шкатулку с бриллиантами и сам бриллиант «Чистая слеза». Вот он офонареет! Скоро увижу большие глаза его, да и не только! Тут весь зал не в курсе!

– Объявляется перерыв! – оповестил публику Литвинов. – Прошу покупателей пройти за мной!

Покупатели удалились, а мы потянулись и рассосались по залу. Хоть отдохну от назойливого взгляда этого Романа.

– Ты всегда так ведёшь себя при мужчине? – спросил он.

– Только с теми, кто мне надоедает. Ты тоже в этом списке, как и он! – я указала на Марка, который уже успел притянуть меня к себе.

И я это должна терпеть, а то точно воплотит свою угрозу. Один раз получит, что хочет, – потом фиг отвяжешься.

– Значит, он не твой парень?

Что это у него так глазки блестят?! Я даже поёжилась. Что же мне сказать? Если скажу, что нет, то меня ждёт что-то ужасное, а если – да?.. Беды ждать от Марка? Ну и выбор!

– Не мой, но навязывается, – ответила я, высвобождаясь.

Пойду хоть носик припудрю.

– И куда ты? – в унисон спросили они.

Я промолчала. Ещё чего не хватало! Буду перед ними отчитываться? Ага, размечтались! Посмотрела на себя в зеркало. Вроде так ничего выгляжу. Поварёшку положила рядом с умывальником. Плеснула в лицо воды, благо без косметики. Ну вот, можно идти. Боевой инструмент при мне, можно не волноваться.

Вышла из дамской комнаты. Шла к залу семимильными шагами. Как это бывает (мой случай не исключение), слышны позади меня шаги. Темп я не сбавляла, а вот некто припустил за мной. Завернула за угол и меня поймали за руку, прислоняя к стене. Угадайте кто? Правильно! Роман. Он взял мою руку, в которой была поварёшка, и сильно ударил о стену. Кухонный предмет выпал из руки, а я не смогла сдержать крика и потока нецензурных слов. Рот мне закрыли поцелуем.

Пыталась высвободиться, но в нём было столько силы, что я выдохлась. В ход пошли ноги. Роман упал на колени и согнулся пополам. Левая рука болела сильно. Только она зажила, а тут на тебе! Получи и распишись! Уже спокойнее я вошла в зал. И как раз вовремя! Аукцион продолжился. Через пять минут явился Роман и прошипел:

– Я этого так не оставлю! Ещё ни одна баба не смела мне отказать!

– Значит, я первая и горжусь этим. Из-за тебя рука болит! Только зажила, а ты по новой. Дурашка!

– Сама виновата. Я ясно дал понять, что хочу тебя!

– Очень рада, но ты не по адресу пришёл, – отмахнулась я, слушая Литвинова.

Сияет, как медный таз! Чего он нам приготовил на вторую волну?

– Просим прощения за заминку. Несите сюда! – крикнул он.

А знаете, что мужики несут? О! Большой комод из дерева венге! Старинный, отшлифованный. Три больших ящика и четыре маленьких.

– Этот великолепный экземпляр начинает с шестидесяти тысяч евро! Да-да, вы не ослышались!

Виталий Литвинов начал вживаться в роль. Стал более раскрепощённым.

– М-да, ну и цены! Ладно, я даю шестьдесят пять! – сказал мужчина с рыжими усами в первом ряду.

Никто возражать не стал. Он получил замечательный комод. Чайный сервиз ушёл с молотка за пятнадцать тысяч долларов, а картина – это кляксы какие-то, а не картина – ушла за семьсот пятьдесят тысяч долларов. Я аж поперхнулась.

– Чего ты так переживаешь? Самое интересное впереди, – шепнул Роман мне на ухо, не забыв провести носом по плечу.

– А ты-то, откуда знаешь? – повернулась я к нему.

– Детка, я на этих аукционах можно сказать живу. И знаю, что самое интересное оставляют в конце. А сладкое на десерт.

Он оглядел меня с головы до ног и обратно.

– Зеркало! Стартовая цена три тысячи!

И по новой! Женская половина активно выкрикивала цены. Бедняга Литвинов не успевал даже слово вставить. Зеркало ушло с молотка за десять тысяч долларов.

– Скупают всё, что только можно, – качал головой Роман.

– Разве это плохо? Народ обновляет мебель, – ответила я. – Пока есть возможность, надо пользоваться. Вот ванну золотую продают. Может, кто подарок хочет сделать!

– Подарок? Не смеши меня! – засмеялся он. – В этой ванне ни грамма золота.

– Да ладно! А зачем тогда такую цену накидывают?

– Ты как первый год замужем! Это просто краска. Очень хорошая краска. Кто будет проверять?

– Дык, находятся такие. Отнесёт в ломбард и да услышит славный город Снежинск чей-то крик души, – выдала я.

Роман засмеялся. А с молотка ушёл секретер с бумагами. Затем последовали стулья, столы, диваны и флейта.

– Ух! Перерыв! – объявил Литвинов. – Язык и уши болят.

Я же поспешила покинуть общество Романа. Привлёк меня разговор Литвинова и Лужкова. Не стесняясь, я подошла к ним.

– Зачем я сделал перерыв? Да потому что я охрип! Женщины голосили так, что аж уши в трубочку заворачивались! – объяснял он. – Хоть горло смочить и передохнуть.

– Попросил бы, чтоб сменили, – сказал он.

– Ага! Мечтать не вредно! Я доведу аукцион до конца. Да и народ не прочь отдохнуть, да заодно выкупят вещи.

– И долго ещё будет продолжаться аукцион? – спросила я.

На меня так посмотрели, что я невольно начала искать карманы, в которых должен лежать рубль. Карманов не было, равно как и рубля, а как смотрели!

– Пять предметов осталось, – ответил Виталий.

– Вот! Учитесь, товарищ Фёдор Николаевич! – сказала я.

– Чему?

– Отвечать на вопросы.

Подошёл Марк и попросил Лужкова уделить ему пару минут.

– А ты прекрасно справляешься.

– Приятно слышать, Шаера. Почему ты не участвуешь в торгах?

– Жду концовку. На аукционе я первый раз, но мне уже сообщили, что лучше подождать. Под конец аукциона всегда выкладывают что-то интересное.

Марк что-то активно рассказывал Лужкову. Тот поначалу отрицательно мотал головой, а потом дал добро. Время подкатывало к одиннадцати часам. Сейчас бы устроиться в тёплой кровати с интересной книжкой в руках.

– Аукцион продолжается дамы и господа! – оповестил нас Литвинов.

Лужков уселся так, что было видно меня. А мне-то как прекрасно было видно! Последнюю пятёрку открыло колье из бриллиантов. Стартовая цена ему тридцать тысяч долларов. Дёшево начали. Только Виталий назвал цену, как зал снова утонул в криках.

– И зачем так кричать? – сетовала я.

– Где ещё они купят такое эстетичное колье за такие гроши? – вставил свои пять копеек Роман.

– В ювелирном. Шестьсот-семьсот тысяч рублей – и оно твоё!

– Это шутка? Там бриллиантами не пахнет. Ну, может немного там их и найдётся, но не всё колье! Это ты загнула.

Его рука снова осмелилась посягнуть на моё колено. В ход пошла поварёшка. Ты глянь, неймётся ему! Когда он от меня отстанет? Чувствую, эта поварёшка будет сопровождать меня ещё очень долгое время. Так и буду носить её в полотенце. Рука немного успокоилась, но побаливала.

Сошлись на стоимости в сто тысяч долларов. Купил колье всё тот же мужчина, сидевший около меня.

– Сегодня прям ваш день, – шепнула я ему.

– О, да! Я планирую все пять предметов скупить.

Мне стало его жаль. Такой мужик хороший… нет, не могу я этого позволить! Ведь этот бриллиант через некоторое время лучшая банда Лужкова проникнет к нему в дом и выкрадет.

Тут вынесли второй лот. Книги. На стол воздвигли три стопки по десять книг. Всего книг пять тысяч. Естественно выставили малую часть. Стартовая цена меня поразила: тридцать пять тысяч евро.