— Приветствует тебя, лучезарная повелительница хазар, и тебя, славный победитель Джахара, опора трона могучего хазарского царства, богом данный нам владыка Леон Абазгский.

Барджиль слегка кивнул головой, а Парсбит даже не шелохнулась. Что для них Леон Абазгский!

— Мой повелитель, Леон Абазгский, — церемонно продолжал посол, — спрашивает: здоров ли Солнцеликий, носитель божественной силы? Барджиль нахмурился.

— Здравствует ли Леон Абззгский? — поспешно спросила Парсбит, не давая Барджилю ответить.

— Бог милостив к нему: он здоров и могуч.

— Благополучен ли был твой путь? — спросил Барджиль, стремясь скорее закончить церемониал. — Не чинили ли наши люди тебе препятствий?

— Путь мой был благополучен, обид от ваших людей мы не имели, — ответил Дадын, заметив, что на его традиционный вопрос вежливости царствующие особы отделались молчанием, и из этого он сделал вывод, что каган болен. — Наш господин Леон Абазгский шлет вам свои дары, прося прощения за их скудность.

Не давая опомниться Парсбит и Барджилю, Дадын отступил и жестом приказал внести подарки. Первым вошел Ахра с золотим подносом, на котором сверкала груда драгоценных камней; за ним шли воины: в руках каждого были огромные, великолепно отделанные турьи рога, полные золотых монет и жемчуга, затем внесла золотые чаши, узкогорлые серебряные кувшины, меха с знаменитым абазгским медом. По тому, как Барджиль и Парсбит обменялись взглядами, старик понял: они удивлены богатством подарков. Этого он и добивался. Пусть не думают хазары, что Леон Абазгский правит обиженной богом страной. Барджиль и Парсбит благосклонно приняли подарки. Медленно, обдумывая каждое слово, Дадын снова заговорил:

— Велико и могуче хазарское царство, славно победами его блистательное войско, а перед сокровищами дворца носителя божественной силы меркнут богатства многих царей. Но наслышаны мы, что дороже всех сокровищ — дивные цветы, что растут в прекрасных садах Солнцеликого. Мы просим божественного подарить нам один чудесный цветок из своего сада, дабы украсить им благословенную землю Абазгии.

Парсбит сделала вид, будто не поняла посла. — О каких цветах ты говоришь?

— О дочерях Солнцеликого, — поклонился Дадын.

— Нашу Чичек мы уже подарили сыну императора ромеев.

Дадын уловил в словах Парсбит намек на незначительность рода правителя Абазгии по сравнению с родом ромейского императора, но понял, что прямого отказа не получил, и это придало ему смелости.

— Разве род Солнцеликого так скуден, что у него больше не осталось прекрасных цветов?

— Древний род Ашина неистощим, — надменно ответила Парсбит. — У его венца — Солнцеликого кагана — много дочерей и сыновей.

— Абазги преклоняются перед древним родом Ашина, который дает хазарам каганов. Мы сочтем для себя за великую честь породниться со столь могущественым родом и отдать себя под его покровительство.

Парсбит сжала тонкие губы и опустила глаза, не зная, как истолковать последние слова посла. Барджиль же, который до этого, казалось, не интересовался разговором, негромко сказал:

— Родство с Солнцеликим ко многому обязывает.

Дадын понял, что молодой хазарский царь ждет от него каких-то заверений. Каких? Женитьба Константина на Чичек означает союз ромеев и хазар против общего врага — арабов. Дадын вспомнил слова Леона: «Абазгия, как просяное зерно между жерновами». Ромеи, хазары, арабы и есть те жернова. Один неосторожный шаг, и абазги окажутся между этими жерновами и будут перемолоты. Понимает ли Барджиль, в какое затруднительное положение он поставил абазгского посла? Не только понимает, но и ждет от него ответа.

— Когда наши предки избрали для своего поселения землю у теплого моря, они не думали, что мы их, потомки, окажемся на большой военной дороге — издалека начал Дадын. — Теперь же, когда на побережье появляется превосходящий нас враг, мы уходим в горы. Там мы неуловимы и непобедимы.

— Ты хочешь сказать, что вы, абазги, непобедимы потому, что неуловимы? — в голосе Барджиля послышалась насмешка.

Дадын опустил глаза, чтобы скрыть блеснувший в них гнев, и глубоко вздохнул. Он почувствовал, как у него вспотели ладони. Так всегда бывало с ним, когда он обнажал свой не знающий пощады меч. Но в следующую секунду он уже был спокоен.

— Наша страна — это наша крепость. Абазги не ходят воевать в чужие страны, но свою землю умеют отстоять. Как ни малочисленно абазгское войско, но все же способно удержать горные проходы против любого врага.

Теперь вспыхнул Барджиль. Он подался вперед и зло спросил:

— Почему вы пропустили через горные проходы к нам арабского полководца Джахара?

Дадын в душе усмехнулся: «Значит, я не ошибся. Здесь-то мы с вами и поторгуемся».

— Опора трона завидно молод, — ответил Дадын — Он, наверное, не знает, что аланы, подстрекаемые императором ромеев, пролили кровь абазгов за то, что мы хотели быть свободными. За это руками воинов Джахара абазги отомстили аланам. Не наша вина, что агаряне, опьянев от крови аланов, пошли дальше, в ваши степи. Если Абазгия породнится с Хазарией, то для всех ваших врагов горные проходы будут навсегда закрыты.

Барджиль откинулся на спинку трона.

— Правда ли, что в соседней с вами Алсилии арабы держат войска? — спросил он.

— Они были в Апсилии до последнего времени, но сейчас их там нет. Сейчас в столице апсилов Цхуме и рядом в крепости Клисура стоят ромейские войска. Но агаряне снова могут появиться... — Дадын не договорил.

«Они уже идут, — подумал Барджиль. — Скорее всего мусульмане пойдут на нас проторенным путем через Чора ^[43] Но не исключено, что они выделят отряд и пошлют его в обход, чтобы усмирить восставших картлийцев, а заодно зайти к нам в тыл через горы Абазгии.

Хитрый абазг очень хорошо это понимает», — размышлял Барджиль.

Он что-то сказал Парсбит, и та согласно кивнула.

— Сколько жен ваши обычаи позволяют иметь правителю? — спросила она.

Старик внимательно взглянул па Парсбит. Оговорилась она, что ли? Ведь послы сватают невесту для Федора, а не для Леона. Что-то ему не понравилось в ее вопросе. Что именно, — старик не мог дать себе отчет, но раздумывать было некогда.

— Абазги — христиане. Святая церковь велит нам иметь только одну жену.

Парсбит, однако, заметила свой промах и поспешила затушевать его.

— О вашей просьбе будет доложено Солнцеликому. Как он повелит, так и будет.

Хотя вопрос этот Парсбит уже решила, ей не хотелось, ради сохранения престижа, так скоро дать положительный ответ. Но она обнадеживающе посмотрела на Дадына, давая понять, что все зависит от нее.

— Наслаждайтесь отдыхом, — сказал Барджиль. — Юкук-шад позаботится о том, чтобы посол абазгов и его люди были довольны пребыванием в нашей столице.

Дадын поклонился и вышел. Юкук-шад поспешил за ним. Он взял его под руку и повел длинными переходами в свои покои.

— Мне не ответили на вопрос вежливости о здоровье кагана. Он болен?

— Тс-с, об этом не говорят, — прошептал хазарин. — Здесь всюду уши.

5

В завешанной коврами комнате, куда Юкук-шад привел Дадына, было полутемно и прохладно. Хозяин хлопнул в ладоши. Вошла молодая смуглая красавица; он ласково потеребил ее за ушко и сказал что-то такое, от чего ее щеки вспыхнули. Она стыдливо взглянула на гостя и вышла. Юкук-шад проводил ее потеплевшим взглядом. Через несколько минут она внесла низенький столик, а затем — поднос с едой и узкогорлым кувшином. Все это время Юкук-шад не спускал глаз с ее стройной фигуры. Потом она уселась на подушке в соседней комнате, так, чтобы ее можно было видеть, и начала негромко петь, аккомпанируя себе на маленьком бубне.

— Теперь мы можем говорить спокойно.

Песня красавицы была нежна, соткана из полутонов, ее переходы было трудно уловить. Так в пустыне на ее родине поют в барханах пески. Гортанный напев и негромкий рокот бубна не мешали вести беседу и делали совершенно невозможным подслушивание.