Пересекая чащу тайги, к нам вело несколько узеньких

тропок, годных лишь для путешествия пешком или, в луч-

шем случае, верхом на лошади. Две из них соединяли нас

с такими же одинокими и брошенными приисками, как

и наш, третья — с большим работающим рудником. Кроме

того, на ближайшей к нам горе поселился медведь, устроивший

себе отличную постель под старым и густым кедром в какой-

нибудь версте от строений. Он промял к речке особую

тропу и каждую ночь ходил по ней пить воду, подымая

всегда большую тревогу среди наших животных: собаки

начинали заливаться отчаянным лаем, а пасущиеся около

лошади галопом неслись к строениям, гремя колокольцами

и гулко стуча копытами по земле. Наконец, пятая тропа,

проложенная дикими козами, вилась по самому берегу Кун-

дата и пропадала у болотца на той стороне, где эти жи-

вотные паслись каждую ночь. Под утро козлы начинали

громко кричать, подманивая самок, и в ответ им тотчас

поднимался лай собак, но уже гораздо более спокойный,

без примеси той тревога и того страха, который ясно слы-

шался в их лае на медведя.

Несмотря на всю ветхость построек, жить в них было

все же лучше, чем под открытым небом. Одно строение,

с русскою печью и более обширное, заняли рабочие — их

было немного, человек пять холостых да трое с «бабами»,

а во втором, разделенном досчатою перегородкой на две

половины, поместились: в одной половине я с хозяином,

а в другой служащий Трофим Гаврилович с женой и тремя

малыми детьми. У служащего так даже оконных рам не

было, и жена его ограничивалась легкими занавесками,

опускавшимися на ночь.

В нашей половине было одно большое окно, выходившее

на речку, перед ним длинный стол, а по обе стороны от

окна, вдоль стены, были приделаны две досчатые скамьи,

служившие кроватями. У третьей стены, против окна,

стояли два сундука, наполненные разным хламом, больше

разными книгами специального содержания, относящимися

к горному и золотому делу. Три висячие полки были зава-

лены тоже книгами и инструментами, а рядом с ними, на

длинных гвоздиках, лежали свернутые трубками планы и чер-

тежи. Наконец, на стене висела страшно фальшивившая

гитара, звук которой был очень похож на звук от удара

ладонью по подушке, скрипка с отбитым боком у деки

и дребезжащая мандолина. Тоненькая перегородка отделяла

нашу комнату от сеней с железной печкой и темного чулана

с припасами. Окно нашей комнаты было обращено на север,

и солнце заглядывало к нам лишь рано утром. Днем же,

когда на дворе было так светло, тепло и радостно, в ком-

нате было темновато, холодно, тоскливо, и хотелось поскорее

выйти из нее на свет.

Теперь несколько слов о нашем хозяине.

Повыше среднего роста, светловолосый, с большими

усами и маленькой бородкой на продолговатом лице, укра-

шенном большим носом, с добрым застенчивым взглядом,

узкогрудый и узкоплечий — он производил на всякого мяг-

кое и приятное впечатление. Он то и дело одергивает

и поправляет белую косоворотку, поглаживает волосы и при-

говаривает: ну, ладно, — хотя несравненно вернее было бы

приговаривать что-нибудь противоположное по смыслу —

ну, хотя бы — отвратительно, так как дела его всегда были

в крайне плачевном состоянии. То кто-нибудь находил бога-

тое золото в местности, которую Петр Иванович только-что

бросил, как совершенно безнадежную относительно золота,

то не было денег на покупку провизии, и приходилось уни-

женно просить богатеев о ссуде муки в долг, то не было

чем платить рабочим, и они начинали шуметь и гудеть.

В другой раз плоты с разными товарами разбивались о камни,

и товары пропадали, или солидный прииск приносил лишь

убыток, потому что попадался вор служащий. Было и так,

что Петр Иванович в критическую минуту заболевал тифом,

и мнительный компаньон, трясясь и падая в обморок от

страха заразиться, устремлялся с возможною скоростью

в Россию (так зовут сибиряки Европейскую часть СССР),

то... Впрочем, нет возможности перечислить все те бесчи-

сленные напасти и беды, которые всегда и везде преследо-

вали несчастного Петра Ивановича. Поссорившись с маче-

хой, Петр Иванович бросил семью, гимназию и начал вести

самостоятельную жизнь, полную лишений и мытарств. Много

прошло времени, пока ему удалось скопить небольшую

сумму денег и с нею отправиться в Сибирь искать золото.

И вот он уже семь лет ищет его, сбережения давно истра-

чены, ему стукнуло сорок лет, волосы от невзгод засвети-

лись серебром, на лице легли морщинки, легла тень горечи

и муки. Другой на месте Петра Ивановича давно махнул

бы на все рукой и успокоился бы, если не внутренне, то

хоть наружно, но Петр Иванович все еще борется и барах-

тается, силясь победить препятствия и добиться своего.

Энергии остается все меньше и меньше, из узкой груди

все чаще и чаще вырываются подавляемые, непрошенные

вздохи, еще недавно волновавшая его кровь мечта о богат-

стве становится все бледнее и бессодержательнее, и на

место этой мечты начинает все яснее, ярче и мучительнее

сверлить уставший мозг другая мечта — мечта об отдыхе,

о покое, о какой-нибудь определенности, об уюте теплого

гнездышка семьи. Чем дальше идет время, тем эта послед-

няя мечта принимает более и более реальные формы, тогда

как мечта о богатстве уходит куда-то вдаль и незаметно

расплывается в ничто.

Наконец, Петр Иванович решил сделать последнюю

попытку. Он наметил место, где (он был в этом совершенно

уверен) должно было находиться золото, и достал на раз-

ведку 1000 руб., конечно, на самых тяжелых условиях:

если золото будет найдено, то половина дохода отчисляется

ссудившему деньги под разведку богатею. Наш стан нахо-

дился как раз в центре этого места.

Но 1000 руб. такая ничтожная сумма... Ее едва-едва

хватит на самую поверхностную и сомнительную разведку,

а между тем впереди долгая лютая зима, безденежье, зна-

чит, необходимо не только вести разведку, но и заботиться

о грозящей голодной зиме. Страх этот и заставил Петра

Ивановича одновременно с отыскиванием жилы заняться

и мелкою добычею золота, в небольших количествах встре-

чающегося здесь во многих местах. Так он и перебивался:

то мыл золото, то вел разведку.

С той стороны в Кундат впадал маленький ключик, на

котором кто-то когда-то искал золото, оставив следы своих

поисков в виде шурфов —т.-е. глубоких ям. Ключик при-

глянулся двум золотничникам — отцу жены служащего Адриа-

нова и Ивану «подзаводскому», служившему когда-то в ка-

зенных копях, но променявшему спокойную оседлость на

беспокойную и неверную, но вольную жизнь в тайге. Стол-

ковавшись и получив от Петра Ивановича разрешение, они

начали мыть на ключике пески и каждый вечер приносили

на стан по 5 — 7 золотников рассыпного золота, отдавали

положенную часть Петру Ивановичу, а остальное делили

между собою. Золотник золота в наших местах идет за 4 р.

и, таким образом, барыши золотничников были очень недурны

Но скоро ключик от засухи пересох, воды на промывку не

хватало, и старик со своим компанионом были вынуждены

прекратить работу. Тогда за этот ключик решил взяться

Петр Иванович, уверенный, что если два человека намы-

вали в день 5 — 7 золотников, то полдесятка рабочих золотни-

ков 10 —12 всегда намоют, а это уж доход для безденеж-

ного предпринимателя очень почтенный. С водой же устрои-

лись следующим образом: около ключика нашли болотце

с бьющими со дна ключами и запрудили его плотиною,