Круп, почувствовав нашу заинтересованность и возможность потеснить г-на Шнейдера в Петербурге, вскоре предложил передать на войсковые испытания в нашу армию новейшие орудия: горное 7,5 cm GК M.04 (боевой вес 420 кг) и модернизированную 105-мм гаубицу. Предложения были приняты. Всего через подставную фирму было поставлено 18 и 32 орудия этих систем. «В догонку» за Круппом фирма Эрхарда предоставила и 18 своих горных 75-мм пушек образца 1904-го года (боевой вес 529 кг). Все они с пятью полными боекомплектами (шрапнель и гранаты) прибыли в Маньчжурию летом.
В итоге, уже в сентябре с Круппом был заключен контракт на поставку 250-ти 105-мм полевых гаубиц с пятью боекомплектами. Дальнейший выпуск боеприпасов к ним, как и к 120-миллиметровым гаубицам, был успешно освоен на российских заводах.
Сотрудничество с передовой германской фирмой немало поспособствовало ускорению разработки и принятия на вооружение кавалерийского 87-мм орудия образца 1905-го года. Путиловский завод перешел на выпуск этой перспективной артсистемы вместо полевых пушек образца 1902-го года.
Глава 3
Призрак Лебяжьей канавки
Санкт-Петербург, Лондон. Осень — зима 1904 года.
— Оленька! Милая моя, что с тобой! Проснись, проснись скорей! Сон плохой? — Вадика выбросило из сладкой дремы от полного ужаса сдавленного вскрика и стонов любимой.
— Господи… ВадИк… Слава богу! Мы еше живы…
— Ну, конечно, дорогая моя, не плачь. Конечно, живы. Давай-ка я тебя обниму… Ну, все хорошо? Просто приснилось, да? Давай-ка, лапушка, успокаивайся… Хорошая моя… Вот-а… Трясет ведь всю. Что такое ты там себе еще напридумывала, а?
— Уф-ф… Вот это да… Ваденька… Веришь, я чуть Богу душу от страха не отдала…
— Что такое увидела-то? Рассказывай.
— Сон. Теперь понимаю — сон… Но, ОН приходит уже второй раз за нами… Первый раз, когда приснился, я свечки поставила, подумала — ерунда. Но сейчас… Подожди, милый. Мне надо помолиться. А потом — расскажу…
Невзирая на намеки Дурново, увещевания более мелких чинов охраны и даже самого венценосного брата, Ольга все равно периодически сбегала вместе с Вадиком побродить по Питеру вдвоем. С одной стороны — их вела любовь. И им просто хотелось побыть вдвоем. Да и проветриться Вадику было периодически просто необходимо, Ольга понимала это даже лучше его. С другой — их манил к себе потрясающе красивый, огромный город, который в отсутствие метрополитена казался Вадиму много больше, чем в оставленном им 21-ом веке, хотя географически все было как раз наоборот.
Сколько раз уже они встречались с ним вот так: двое и Он… Город, в котором золотой блеск и величие державного фасада Российской империи органично переплелись с неброской, чарующей красотой его парков, садов и скверов. Город, чей геометрически безупречный абрис першпектив и площадей, сплавленый воедино с мрачными, холодными гротами проходных дворов-колодцев, то нарочито выставляя напоказ, то пряча от сглаза, хранит в себе все главные тайны новой истории нашей страны: от Петрова замысла в смолистых стенах грубо срубленного шведского домика, до привидения Инженерного замка и чахотки.
Город изысканного, благородного барокко и парадно-монументального классицизма дворцов, город надменно-самоуверенного модерна доходных домов, гранд-отелей и банков, город блистательного инженерного гения, застывшего в гармонии чугунно-стального кружева мостов, парящих над бездонной синевой неба, расплескавшегося в его реках и каналах. Город безупречно, подобно броне на борту дредноута, подогнанных гранитных плит, сковавших своенравную Неву и ее меньших сестер благородно-строгими линиями набережных, с ошвартованными к ним вечно грязными, кургузыми дровяными баржами. Город ладана соборов и часовен, город дивных ароматов крохотных булочных. Город театров и дефиле, прокуренных кабаков и шумных торжищ. Город угольного дыма, гула громадных заводских цехов, грохота корабельных стапелей и тишины музеев…
Этот потрясающий город завораживал их обоих, и им казалось, что чем больше они вглядываются в него, тем больше и Он, как таинственная бездна, манящая и пугающая одновременно, вглядывается в них…
Так было и в этот раз. Но в отличие от всех предыдущих, сегодня и день был особенный, и обстоятельства их побега. Это было ровно через сутки после того, как до Зимнего дошло известие о том, что эскадры Руднева и Чухнина, а с ними и «лайнерный» конвой Александра Михайловича, без потерь прорвались в Дальний, а гвардейцы Щербачева прямо с причалов решительно ударили по тылам армии генерала Ноги, обложившей Порт-Артур.
Выражаясь современным не вполне литературным языком, движуха во дворце и вокруг него пошла еще та… Николая осаждали дядья и прочие Великие и не очень князья, графья и бароны; маман почти со всей ее собственной Минни-камарильей с фаворитом вдовствующей императрицы князем Шервашидзе во главе; генералы, гвардейские и не очень; адмиралы, послы, министры, губернаторы, земцы, долгожители Госсовета и Сената…
На следующее утро поднявшаяся волна подлинных и подложных восторгов, охов-вздохов и почтительных душеизлияний приняла столь угрожающие размеры, что Вадик за полдень просто не выдержал сцен крупного подхалимажа. Николай понимающе улыбнулся, и отпуская сестру и его от себя, произнес: «Ступайте, конечно… А нам с Аликс придется перетерпеть это все до конца, тут уж ничего не поделаешь… Царь мы, или не царь?» До торжественной вечерни оставалось чуть больше трех часов, и Вадим с Ольгой решили пройтись по Марсову полю и Летнему саду, хотя сейчас он скорее был зимним…
Морозы в этом году ударили рано. Напугав было горожан перспективой наводнения, Нева неспешно отступила от Петропавловки и кроме стремнин почти вся уже схватилась молодым ледком. Сейчас на него, как и на весь город, раскинувшийся по невским берегам, медленно и торжественно сыпались хлопья удивительного, почти новогоднего снега.
По Питеру собирая народ звонили колокольни, издалека перекликались заводские гудки — Император повелел в столице праздновать бескровную победу русского флота и удачное вступление в дело его гвардии с размахом. С подачи Вадика в том числе: попытаться не доводить дело до Кровавого воскресенья хотелось не только Николаю…
Они неторопливо шли вдоль ограды, отделявшей дорожки и партеры Летнего сада от припорошенной молодым снежком Лебяжьей канавки. Удивительно, но сейчас в саду почти не было гуляющих. Снежинки торжественно и чинно ложились на прически, плечи и прочие выпуклые формы мраморных богинь и нимф, на спинки и сиденья пустых скамеек, устилали пушистым белым ковром еще недавно так аккуратно подметенные аллеи…
— Слышишь, Оленька, как снег падает?
— Да… Красиво тут, правда?
— Обалденно просто… Знаешь, а я вообще обожаю Питер. Причем в любое время года. Даже когда тянут с неба его бесконечные, серые дожди… Впервые попал сюда в семь лет от роду. И влюбился в него без памяти. Мама тогда таскала меня по музеям, на Исакий, на экскурсию на катере по мостам, вернее, под мостами Невы и Фонтанки. И на «Аврору», конечно, — она стояла на вечной стоянке и тоже была музеем. Представь только — мальчишка, никогда не видевший моря, — и вдруг на настоящем крейсере…
С тех пор ТАМ, всякий раз, когда удавалось приехать сюда, я обязательно проходил пешком весь Невский. Машин поток, автобусы, троллейбусы… Народ, туристы, все куда-то торопятся, бегут, кто в метро, вниз, кто на автобус… За 15 минут весь Невский от Адмиралтейства до вокзала на нем можно было проехать. А я обожал не торопясь пройти проспект пешком… И вот, как-то раз, дотопал до Лавры… — тут Вадик неожиданно смолк. Но Ольга явно ждала продолжения:
— Ну, и… А дальше то что?
— И решил я по некрополю походить. Не знаю, что уж меня дернуло… И совершенно случайно вышел к надгробию генерала Кондратенко.
— Это которого сейчас в Порт-Артуре чуть было не убили?