Дергаю его на себя, поморщившись от прострелившей боли в руке. Он падает на диван, чудом не грохнувшись на меня, и поворачивается ко мне спиной. Обнимаю его за живот, крепче прижимаю к себе, и уткнувшись ему между лопаток, стараюсь заснуть. Извернувшись неведомым образом, укрывает нас одеялом и наконец-то затихает.

      - Глеб?

      - М-м-м, - мычу сквозь полудрему, едва сдерживаясь, чтобы не наорать на него.

      - Кто тебя так?

      - Дяденьки.

      - Я понимаю, что не толпа телок. Я серьезно. Это из-за пацана того?

      - Не твое дело.

      - Глеб! – рявкает он, и на лицо сама собой выползает ехидная ухмылка.

      Когда он пытается на меня наорать, это выглядит, как маленькая собачка, та, что карманная, тявкает на добермана. Крику много, а толку ноль.

      - Закрой ебало и спи, - прошу почти вежливо и он, в конце концов, затихает. Не успокаивается, нет, тяжело дышит, сопит и рычит сквозь зубы, но такое бормотание даже успокаивает.

      Просыпаюсь от жужжания над ухом. Эта неприятная вибрация пробирается прямо под кожу и, кажется, поддавшись ей, сам начинаю вибрировать.

      Первая мысль, что это будильник, но стоит только попытаться дернуться, как все тело простреливает болью, правда не такой резкой, как вчера, но приятного все равно мало.

      - Трубку возьми, - сонно сопит Сашка, прижимаясь к моей груди и даже не пытаясь проснуться.

      Развернувшись на живот и обласкав всеми цензурными словами, которые только знал, того, кто решил обо мне вспомнить, тянусь за телефоном.

      - Гадство, - срывается с губ, когда вижу имя звонящего.

      - Кто? – лениво интересуется Сашка, все-таки развернувшись ко мне и разлепив оба глаза.

      - Рот закрыл и ни звука, - прошу, дожидаюсь его кивка, и только тогда нажимаю на «принять вызов».

      - И где тебя, сука, черти носят? - эти недовольные нотки кажутся такими знакомыми, что начинаю неконтролируемо лыбиться как долбоеб, не задумываясь, что как бы тут не один.

      - И тебе доброе утро.

      - Я спросил, где ты, а не какое у меня утро, - шипит, слышу грохот чего-то, и почему-то уверен, что пинают мою дверь.

      - А ты где?

      - А я первый спросил, - меняет интонацию на приторно-сладкую.

      По телу помимо ноющей боли начинают ползти ленивые мурашки. Но все-таки перестаю улыбаться.

      - По делам выскочил.

      - Будешь когда?

      - Двадцать минут.

      - Пятнадцать, иначе…

      - Уедешь? – прозвучало слишком воодушевленно.

      Следующие минут пять я слушал, какой я долбоеб, умиляясь его изобретательности построения предложений, смысл которых один и тот же, но меня все время называли по-разному, используя просто феноменальное количество отборного мата. Потом он бросил трубку, сообщив, что время пошло.

      Топот за дверью услышали мы оба. Это хорошо, что он решил подождать на улице, это очень хорошо.

Встаю, матерясь вслух, с трудом переползая через Сашку, сдерживаюсь, чтобы не скинуть его с дивана и просто не скатиться на пол. Принимаю душ, смывая с себя эту пахучую дрянь, натягиваю на тело вещи, которые волшебным образом оказались висящими на бельевой веревке, и иду обуваться.

      - Ты просто светишься, - беззлобно говорит Сашка, протягивая мне ветровку.

      - Как лампочка?

      - Как долбоеб, - выдыхает и помогает надеть куртку, левая рука с трудом поднимается и это немного раздражает. – Тебе мазью надо намазаться.

      - Нет, сам этой вонючей хуйней мажься.

      - Мне незачем, я не трахаю сыновей богатеньких папаш, - не смог не съязвить он, за что почти получил в ебало, чудом успев увернуться.

      - Еще раз рот откроешь, убью. Понял? – каждое слово сказано с такой уверенностью, причем я реально это сделаю и он знает, верит, поэтому кивает и, развернувшись, уходит, напоследок все-таки запихав мне в карман этот тюбик с адской смесью.

      - Сань? – зову его. Ну погорячился я, не хотел, точнее хотел, но не так сильно.

      - Съебись, - просят меня и включают телевизор, видимо, не намериваясь слушать дальше.

      - Сань? – заглядываю в комнату и лицезрею его взлохмаченную макушку и гордо расправленные оголенные плечи.

      - Что? – все-таки оборачивается ко мне и, взглянув в мою совершенно не раскаявшуюся рожу, отворачивается обратно.

      - Дуться долго будешь?

      - Нет, щас как отпустит разом, и пойду в пляс, - язвит и вырубает телек, отбросив пульт в сторону.

      - Не хотел срываться, - и не извинился, и просто сообщил, в общем, сам не понял зачем это ляпнул.

      - Глеб, я же понимаю все. Просто, блядь, переживаю за твою задницу.

      - Только за задницу? – скептически изгибаю бровь, даже не желая представлять, каким долбоебом выгляжу со стороны.

      - Они же поломают тебя, в лучшем случае инвалидом сделают, в худшем… - замолкает, а я улыбаюсь, просто не могу убрать эту глупую улыбку с лица.

      В несколько шагов оказываюсь рядом с ним и потрепав по и так изрядно растрепанным волосам, делаю беспорядок еще больше. Он вжимает голову в плечи, уклоняется от контакта и упрямо смотрит в темный экран телевизора. Это и мой любимый канал.

      - Нормально все будет, - говорю скорее себе, чем ему, и развернувшись, мирно удаляюсь.

Ну как мирно, в догонку меня матерят на чем свет стоит, но это у нас в норме вещей.

      Накидываю куртку на плечи, не застегиваясь, сверяюсь с часами, у меня еще полторы минуты, и распахиваю двери. И нахер я это сделал? Вот я хоть когда-нибудь научусь смотреть в глазок?

Передо мной, оперевшись на противоположную стену, стоит Вик, смеряя меня нечитаемым взглядом.

      - И как дела? Все закончил? А то я еще подожду.

      Пока я тупо хлопал глазами, он, хмыкнув, отталкивается от двери и, развернувшись на пятках, начинает спускаться вниз, не удостоив меня даже взгляда.

      Ну нет, так не пойдет. Внутри разрастается предвкушающее волнение, легкий адреналин толчками впрыскивается в кровь, доставляя приятное головокружение от предстоящего мозговыноса.