— Перехваливаете вы меня, Сергей Петрович. Эдак, я, чего доброго, и нос задеру.
И снова лицо инструктора посуровело:
— Прежде чем пригласить вас, мы, Дмитрий Георгиевич, перебрали более двух десятков кандидатур. Остановились На вашей мужской школе и персонально на вас. С вас, с вашей школы мы сделаем этот зачин в нашем районе.
Телефонный звонок оборвал беседу. Дмитрий понял, судя по обрывкам фраз Паршина, что разговор касался вопроса, по поводу которого его вызвали в райком. Слово «дружина» инструктор произнес несколько раз.
Закончив телефонный разговор, Паршин некоторое время молча смотрел на Шадрина, чувствуя, что тот о чем-то хочет спросить.
— Вопросы есть?
— С чего вы предлагаете начать создание дружины? — спросил Дмитрий и, случайно набежав взглядом на раскрытый настольный календарь, прочел на нем написанную крупными буквами свою фамилию.
— Думаю, что для начала вам необходимо встретиться с руководством отделения милиции. Они в курсе дела. Ваша кандидатура им рекомендована райкомом и исполкомом. В районе создается восемь дружин. Четыре из них будут сформированы из рабочих заводов и фабрик, две — из студентов, ядром седьмой дружины будут курсанты военной академии. Восьмая дружина, самая юная, будет ваша. Двести с лишним человек — молодых, сильных, каждый в душе — романтик.
Два часа беседы с инструктором пролетели незаметно. Паршин познакомил Шадрина с проектом устава народных дружин, проинформировал о формах связи добровольных отрядов с органами милиции, о порядке патрулирования, о территориальных участках, закрепленных за каждой из восьми дружин района…
Перед тем как на прощание пожать Шадрину руку и пожелать ему успехов, Паршин спросил:
— Какими вы представляете себе первые шаги?
— Надо подумать. Об этом доложу вам, когда сделаю эти первые шаги, — сдержанно улыбнувшись, ответил Шадрин.
— Тоже разумно, — Паршин взглянул на часы и сделал в календаре заметку. — К вам, Дмитрий Георгиевич, просьба: будут трудности — звоните. Удачами делитесь с районным штабом народных дружин. Пока он будет располагаться в одной из комнат райкома комсомола. Это этажом выше. А сейчас — желаю успеха.
Уже в самых дверях, сжимая своей сильной левой рукой левую руку Шадрина, Паршин сказал:
— Райком на вас надеется. Не забывайте, что Московский Кремль находится на территории нашего района. А из окон вашей школы видна Спасская башня. Еще раз — удачи вам.
…Ольга встретила Дмитрия, когда он только что свернул в тихий переулок, где в зелени старых акаций и лип затерялся старомосковский деревянный домик. Спрыгнув с крыльца, она кинулась ему навстречу:
— Ну как?
Дмитрий молча убрал со своих плеч руки Ольги.
— Ведь по лицу вижу, что все хорошо. Не томи, мучитель.
— Бой не окончен, Оленок! Бой еще идет.
IV
Накрапывал редкий дождь. Крупные теплые капли с тихими, как шелест, шлепками падали на серый пыльный асфальт и, разбиваясь веером мелких брызг, виднелись темными звездочками.
Парк пустел. Изредка мелькали одинокие пары. Гасли огни на дальних аллеях.
Дмитрий накрыл Ольгу плащ-накидкой и положил на ее плечо руку.
— Как пойдем? — спросил он.
— Через Майскую, здесь ближе.
Последние звуки затихающего парка все глуше доносились до слуха.
— Так и не скажешь, зачем тебя вызывали в райком?
— Не скажу.
— Тайна?
— Государственная.
— Что-нибудь плохое?
— Что ты!.. Предлагают начать такое дело, что ты ахнешь!.. Дай только время.
— Что же? Не интригуй.
— Целое движение… Вначале, в нашем районе, потом во всей Москве.
— А потом?
— Потом этот почин может перерасти в масштабы страны.
— Ты фантазер.
— Вот поэтому и не скажу ни слова.
— Боишься показаться смешным?
— Просто из суеверия. А больше всего потому, что недавно вычитал у Льва Толстого мысль: если ты собираешься написать рассказ — не говори никому о своем замысле.
— Это почему?
— Никогда не напишешь. Или получится дрянь.
Ольга хотела остановиться, чтобы высказать свою обиду, но Дмитрий еще крепче сжал ее плечо и ускорил шаг. Ольга подошвами туфель теперь еле касалась теплого асфальта, омытого дождем. Они почти бежали. О грубую парусину плащ-накидки глухо барабанили крупные капли дождя. Вот уже показалась островерхая железная ограда парка и боковые проходные ворота, рядом с которыми стояла слабо освещенная одинокая будка контролера. Кругом ни души. Жизнь Сокольнического парка в эти часы замирала.
Вдруг Ольга остановилась и преградила Дмитрию дорогу.
— Ты что?! — одернул ее Дмитрий.
— Пусть пройдут… — она показала в сторону будки.
Вдоль ограды шел человек. Оглядываясь, он ускорил шаг. Трое, идущие за ним следом, тоже поторапливались. Расстояние между ними сокращалось. Кто-то из троих окликнул впереди идущего:
— Слушай, браток, обожди… Нет ли у тебя прикурить?
Тот, что шел впереди, остановился.
— Трусиха… — Дмитрий тронул Ольгу за локоть, и они направились к выходу.
Дмитрий видел, как остановившийся полез в карман, что-то вытащил из него и протянул руку одному из троих. Видел, как вспыхнул огонек спички, и желтый отсвет пламени, зажатого в ладонях одного из троих, приблизился к лицу человека, подавшего спички. Что-то тревожное шевельнулось в душе Дмитрия. Замедлив шаг, он ждал, что будет дальше. Никто из троих не прикуривал. Шадрин четко видел освещенное лицо высокого молодого человека с темными волосами. Видел, как тот, очевидно обеспокоенный недобрым предчувствием, хотел отпрянуть в сторону, но… не успел. Чья-то рука поднялась сзади его и резко опустилась. Сверкнул лунный отблеск на лезвии ножа. Расстояние между Шадриным и четверкой было не больше пятидесяти шагов. Сбросив плащ-накидку, Дмитрий кинулся туда, где юноша, глухо простонав, расслабленно опустился на колени. Дмитрий видел, как еще раз над ним поднялась рука с ножом. Но опуститься не успела. Ее остановил окрик Шадрина. Вот он уже почти рядом… И странно: никто из троих не думал бежать. Ждали.
Раненый, натужно дыша, опираясь руками о землю, пытался встать. И не мог…
Шадрин не заметил, как один из хулиганов юркнул в тень за будку. Двое других, лихорадочно обшарив карманы жертвы, кинулись через шоссе.
Не успел Дмитрий наклониться над раненым, как почувствовал сильный удар в затылок. И тут же слух его полоснул пронзительный окрик Ольги.
Дмитрий распрямился, схватился за голову. В глазах его плыли оранжевые круги. За будкой мелькнула тень человека и исчезла.
Подбежала Ольга. Ее била нервная дрожь. Дмитрий поднес к глазам ладонь, залитую горячей липкой кровью.
У Ольги не попадал зуб на зуб. Она вся тряслась от страха.
— Беги на Майскую!.. К трамвайной остановке… Там милицейский пост, — сказал ей Дмитрий.
Ольга кинулась через шоссе.
Зажав платком рану на голове, Дмитрий склонился над парнем:
— Куда тебя?
— В спину… — простонал раненый. Изо рта его тянулась темная струйка крови.
— Держись, дружище! Сейчас подойдет «скорая», — успокаивал его Дмитрий, чувствуя в эту минуту свою беспомощность.
Подкатил милицейский мотоцикл. За рулем — лейтенант, сзади него — старшина. В люльке мотоцикла сидела Ольга.
Видя, что ранение опасное, лейтенант приказал старшине остаться на месте преступления, а сам поехал вызвать «скорую помощь».
Только теперь Ольга заметила, что лицо и руки Дмитрия в крови.
Вдруг раненый выгнулся, откинул в сторону руку и простонал:
— Запишите телефон… отца…
Старшина милиции выхватил из планшетки блокнот с карандашом и опустился на колено:
— Я слушаю вас… Что же вы молчите? Давайте телефон!
Раненый, хрипло дыша, молчал.
Старшина осветил юношу ручным фонариком. Бледное лицо его выражало страдание. Залитые кровью губы разжались, и он, словно это ему стоило огромных усилий, процедил:
— К-5-16-27… Только матери… пока не нужно…